Брэд Паркс - Ближе, чем ты думаешь

Но я до сих пор не понимала, как это связано с делом о наркотиках.

— Вы когда-нибудь выражали ей свои чувства?

— Нет, — сказал он. — Но я был близок к тому, чтобы сделать это, много, много раз. Если честно, то я просто мечтал перед ней объясниться. Сколько раз я прокручивал эту сцену в голове, когда не мог заснуть или просыпался слишком рано.

— Но вы так и не сделали этого?

— Нет. Думаю, что поначалу мне казалось неуместным нарушение субординации, я ведь был ее начальником. А потом она начала встречаться с Беном Барриком, и… Думаю, я всегда знал, что она не ответит мне взаимностью. Для нее наши отношения были дружбой и ничем больше.

— Но вы настойчиво поддерживали эту дружбу?

— Да. Я думал, что лучше уж пусть Мелани хоть немного общается со мной, чем вовсе не контактирует.

— Вы ведь женаты, не так ли?

— Да, но, по правде говоря, это не важно. Я бы, не раздумывая, расстался со своей женой, если бы у меня появился даже малейший шанс завести отношения с Мелани.

— Ваша жена знает об этом?

— Возможно. Я, правда, всегда все отрицал, но не могла же она быть настолько глупа, чтобы до конца мне поверить.

Он говорил прямо, без обиняков. И мне оставалось только представлять, какая боль скрывалась за его словами.

— Когда будущая миссис Баррик забеременела, а затем вышла замуж, это как-то повлияло на ваши чувства?

— Нет, хотя мне, наверное, следовало бы сказать да. Тогда я влюбился в нее еще сильнее. Видеть ее беременной было… и горько, и невыразимо приятно. Разумеется, я был в курсе, от кого она забеременела, от этого и горечь. Но наряду с этим я знал, какую радость это ей принесло. Я видел, что будущее материнство просто переполняет ее, и никогда раньше не замечал в ней ничего подобного. Более того, я… Мне просто нравилось, как она выглядела, будучи беременной, вокруг нее словно разливалось какое-то сияние. Я мечтал о том, что было бы, если… если бы я был отцом ее ребенка. Больше всего на свете я хотел воспитывать этого ребенка вместе с Мелани. Наверное, я просто… Я всегда хотел быть рядом с ней, что бы ни происходило. Она так чиста и… совершенна.

В том, как он признавался во всем этом, была какая-то странная жестокость. Даже почти утратив смысл своего существования, мне было горько понимать, какие страдания я причиняла своему близкому другу. И до чего же я радовалась, что Келли не присутствовала на суде. В противном случае мне осталось бы только умереть на месте.

Мистер Ханиуэлл, который явно не собирался тонуть в волнах чувств, выслушивая все это, настойчиво продолжал.

— Но после того, как она забеременела и вышла замуж, вы уже не могли постоянно находиться с ней рядом, верно?

— Совершенно верно.

— И как вы поступили?

— Я стал за ней шпионить.

Внутри меня все оборвалось.

— Что вы имеете в виду? — спросил мистер Ханиуэлл.

— Я подарил ей плюшевого мишку, в которого была встроена камера. И поставил его на полку в детской.

Господи боже. Я изо всех сил вцепилась в край стола, а передо мной всплывало все то, чем я занималась в детской в последние три месяца: сколько раз я беззаботно обнажалась, не обращая внимания на мистера Снуггса, сидевшего на полке, с которой открывался прекрасный вид на мое кресло; сколько было интимных моментов, которые должны были остаться только между мной и Алексом…

И Маркус постоянно подсматривал за всем этим? Выходит, пусть и мельком, но он видел мою обнаженную грудь? Меня так затошнило, что я почти потеряла способность думать.

— И как вы управляли этой камерой? — спросил мистер Ханиуэлл.

— У меня был айпад, который я скрывал от своей жены, от всех. Оттуда и управлял камерой. Когда моей жены не было дома, я доставал его и наблюдал за Мелани.

— На айпаде все сохранилось, не так ли?

— Да.

— И эти записи вы намеревались продемонстрировать суду?

— Да, — сказал Маркус.

— Ваша честь, это — доказательство защиты номер два, — сказал мистер Ханиуэлл, извлекая три футляра для DVD-дисков из своего портфеля. — Здесь материалы с айпада мистера Питерсона. Я узнал об их существовании только в пятницу. Записи не редактировались. Мне бы хотелось воспроизвести их прямо здесь, если это возможно.

— Приступайте, — сказал судья Роббинс.

Меня настолько ошеломило все происходящее, что пришлось изо всех сил сосредоточиться, чтобы просто продолжать дышать. Маркус повернулся лицом к телевизору, так что теперь я смотрела на него сбоку. Я испытывала странное противоречие: его лица я почти не видела, но не могла удержаться от того, чтобы не глазеть на него.

Выходит, все эти годы я смотрела и не видела. Мне вспомнились те сотни раз, когда мы оставались наедине, выпивали вместе, смотрели фильмы, да что угодно. И он никогда не лез руками туда, где находилась запретная территория.

Похоже, он решил сделать это дистанционно.

Телевизионный экран в углу моргнул, затем потемнел. Потом на нем появилось изображение нашей детской.

— Когда было снято это видео?

— Пятого марта в 1:07 ночи, — сказал Маркус.

— Откуда вам это известно?

— На записи отмечено время, — ответил Маркус.

Около двадцати секунд ничего не происходило. Съемки, как и было сказано, велись с полки, где обитал мистер Снуггс, он же плюшевый медведь. Затем Ричард Кодури — шрам через всю голову и прочее — вошел в комнату. При нем была сумка.

Он расстегнул на ней молнию и достал картонную коробку, которую быстро спрятал в шкафу.

— Судья, я уверен, что вы узнаете Ричарда Кодури, осведомителя Содружества по этому делу, — сказал мистер Ханиуэлл. — Эта коробка — доказательство защиты номер семь.

— Да, мистер Ханиуэлл, благодарю вас.

Из той же сумки Кодури извлек небольшую стремянку и поставил ее посреди комнаты. Он вытащил отвертку и не без ловкости снял крышку вентиляционного отверстия. Потом поставил ее на пол.

— Хорошо, — сказал мистер Ханиуэлл, продолжая комментировать. — А сейчас появятся доказательства от имени Содружества, с первого по шестое.

Кодури вновь полез в сумку и достал оттуда шесть пластиковых пакетов с белым порошком и рулончик клейкой ленты. Затем поднялся по стремянке и стал приклеивать в вентиляционной отдушине пакет за пакетом, отрывая куски скотча от рулона.

В зале суда воцарилось молчание. Я взглянула на Эми Кайе. Ее лицо было едва не белее того кокаина.

Когда Кодури закончил с пакетами, он вернул крышку вентиляции на место. Последнее, что он сделал — вскрыл небольшую упаковку, в которой, совершенно очевидно, тоже находился кокаин. Немного порошка он высыпал в кроватку Алекса, остаток же осторожно распределил на промежутке между своим большим и указательным пальцем.

Он шумно вдохнул, а затем встал посреди комнаты, наслаждаясь кайфом от бродящего в его крови наркотика.