Ингар Йонсруд - Братство

— Бог мой, — сказала Турид Мустю, зажав рот рукой.

Фредрик нажал на «стоп» и положил диктофон на стол.

— Сомнений нет, — сказал он, сочувственно посмотрев на Турид.

Та покачала головой.

Голос на записи принадлежал Йоргену Мустю.

— Мы предполагаем, что Йоргена держат в плену вместе с Аннетте Ветре, — сдержанно произнесла Кафа.

Фредрик сбился со счета, сколько раз он сидел здесь, в этой столовой, в большой пятикомнатной квартире на Майорстюен, недалеко от его собственной. Здесь они ужинали, праздновали детские дни рождения, делили горе и радость. Как часто он откидывался на спинку того же самого стула, на котором сидел сейчас, вытягивал длинные ноги, поднимал стакан и смотрел на облупившуюся штукатурку на высоком потолке. Сегодня потолок был холодным и недружелюбным, точно как Турид, которая обвиняла Фредрика в том, что сообщением о похищении мужа он как будто принес в ее дом нечто зловонное и мертвое, и Фредрик понимал ее. Взгляд Турид беспокойно блуждал по комнате в поисках чего-то незыблемого, знакомого, обнадеживающего и в конце концов все-таки остановился на нем. С исчезновения Йоргена прошло три дня. С тех пор никто его не видел.

Фредрик посмотрел еще на двоих сидевших за сосновым столом. Рядом сидела Кафа, а на другом конце стола, склонившись, стоял Карл Сулли, новостной редактор TV2. Его обычно пухлые щеки обвисли. Ему явно было несладко.

Прямо напротив Фредрика сидела Турид. Она откатилась на инвалидной коляске от стола, подальше от сочувственных лиц, к открытой балконной двери. Турид стояла так близко к балкону, что на ее согнутую шею попадала изморось.

— Анализ записи показал, что она сделана в помещении. Судя по тону, человек читает с листа. И похоже, что ваш муж, Йорген… Он под сильным давлением, — продолжила Кафа, теребя свою повязку на глазу.

Предупреждение было вполне ясным. Убийца из Сульру мог в любое время напасть на Кари Лисе Ветре и ее близких.

— Но зачем он забрал Йоргена? Я не понимаю, что сделал Йорген?

Турид повернулась к Фредрику. Ее голос звучал надрывно, и она уже не сдерживала плач.

— Фредрик… Фредрик, я не понимаю. Почему они забрали Йоргена?

Он хотел встать и успокоить ее, но Кафа, положив руку ему на плечо, незаметно покачала головой. Может быть, она и права. Он должен сохранять некоторую дистанцию. Если он примет это слишком близко к сердцу, это может повлиять на его способность здраво мыслить. А это не принесет им пользы.

— Мы делаем все, что можем, Турид, — сказал Фредрик. Затем он встал и все-таки присел перед ней на корточки.

— Правда в том, что мы пока сами этого не знаем. Но, конечно, мы думаем, что это как-то связано с его работой над этим делом. Может быть, он обнаружил что-то или кого-то. Он ничего тебе не говорил?

Турид покачала головой.

— И в день своего исчезновения тоже ничего?

— Нет.

— Не называл ничьих имен?

Она фыркнула и улыбнулась сквозь плотно сжатые губы.

— Ты же знаешь, что он никогда бы этого не сделал. Он профессионал в своем деле, — сказала она, бросив враждебный взгляд на редактора TV2.

— Бёрре Дранге. Имя, которое зачитал Йорген. Ты знаешь, кто это? Когда-нибудь слышала это имя раньше?

Турид снова покачала головой, всхлипнула и еще крепче вцепилась в подлокотники.

— Вы сказали, что думаете, будто похититель — тот же человек, кто напал на вас? — вдруг спросила она.

Фредрик посмотрел на Кафу. Его взгляд выражал отчаяние.

— Зачем он заставляет Йоргена читать это?

— Чтобы продемонстрировать власть. Чтобы показать, что в его руках жизнь и смерть. Это предупреждение для нас, для полиции — держать дистанцию, — сказала Кафа все тем же рассудительным тоном. — Ну и… кто-то же отрезал язык этому мерзавцу, — добавила она.

Фредрик поднялся и посмотрел на Карла Сулли.

— Мы ввели вас в курс дела потому, что вы — работодатель Йоргена. Это понятно? Если хоть одно слово из того, что было сказано в этой комнате, появится в новостях, то это будет не последний отрезанный язык в этом деле, черт побери. Я ясно выразился?

Было видно, что Сулли стало не по себе. Неловко обняв отчаявшуюся жену Йоргена Мустю, редактор сразу же занял такое место, чтобы от полицейского его отделял стол. Жесты Сулли было несложно прочитать, и Фредрика взбесила его трусливость. И все-таки Фредрик прекрасно понимал, что не стоит выражаться таким образом. В нем говорил его собственный подступающий страх утечки информации, страх снова облажаться. Теперь, когда Сюнне нет, под ударом был он.

Сулли угрюмо покачал головой и расстегнул верхнюю пуговицу на дизайнерской рубашке.

— Вы вполне ясно выразились, еще по телефону. Я не нарушаю договор, — сказал он, вытаращив глаза.

— Что вам известно об источнике?

— Ничего. Кроме самого Йоргена, об источнике никто ничего не должен знать. Это было неукоснительным требованием Йоргена. Которое я, к сожалению, принял.

И все же Фредрик не мог не испытывать некоторой симпатии к этому парню. Йорген никогда не скрывал своего презрения к молодому, холеному, талантливому журналисту, перепрыгнувшему его по карьерной лестнице. Сулли было до боли известно, что худшие его качества были предметом частых обсуждений в этой комнате. А теперь он здесь, в роли заботливого работодателя, хотя и он, и Турид знали, что это не так.

— Обычно мы так не делаем, — добавил он. — Но здесь дело серьезное.

Он посмотрел Фредрику в глаза.

— Если речь пойдет о выкупе…

Посмотрев на Турид, Фредрик перебил собеседника.

— Давайте обо всем по порядку. Что было в тот день, когда Йорген исчез?

— Я знаю только, что он планировал встречу с источником. Но вышло ли что-то из этого, я сказать не могу. Йорген пошел на ланч и больше не вернулся.

— Нет. Нет. Нет! Не надо! Не меня, — надрывался чей-то голос в темном еловом лесу.

Военнопленные в грубой тюремной одежде выстроились в десять рядов, по семь — восемь человек в каждом, глядя в бритый затылок друг другу.

Заморозки наступили почти на месяц раньше обычного, и за ночь лужа грязи покрылась ледяной корочкой. Кольбейн, как обычно, лежал в укрытии в густом ельнике за небольшим холмом, за которым располагался лагерь. Здесь он проводил каждый день с биноклем и записной книжкой, с тех пор как приехал в Листу — туда, где норвежское побережье делает изгиб и уходит на север.

Укрытие Кольбейна находилось примерно в двадцати метрах от полуметровых пеньков, отмечающих начало вырубки вокруг лагеря Эстхассель. Лагерь располагался на окраине небольшого густого леса, который называли «Марка». От моря этот лес отделяла полоса пустошей и пастбищ длиной всего в сто пятьдесят метров, так что даже в чаще, между стволов, где мхи и папоротники устилали землю зеленым ковром, был слышен запах моря, сгнивших водорослей и овечьего помета. На западе от леса находилась бухта Нурьхассель, а на востоке — пляж Аустхассель.