Ингар Йонсруд - Братство

Он бросился вперед, собираясь проползти между ног остолбеневшего немца с колбой в руках.

— Остановите его, — взревел Элиас по-немецки, пока Кольбейн полз вперед. Солдат, оказавшийся между ним и немцем с винтовкой, попытался пнуть Кольбейна по лодыжкам, но поскользнулся на разлитом бензине и бумаге и со всей силы грохнулся на пол. Вон там, прямо около сейфа, лежали гранаты. Кольбейн схватил одну из них, вытянул чеку и бросил назад. Вторую гранату он взял в руку, на четвереньках пополз по направлению к Элиасу под стол, чтобы укрыться за сейфом.

— Граната! — закричал один из немцев. — Scheiße [85] Дерьмо ( нем .). — Прим. пер. , — завопил другой. Солдаты кинулись по скользкому полу к двери. Кольбейн вытащил чеку второй гранаты и бросил ее к выходу. Лежавший на полу немец взревел. Граната приземлилась где-то между его ног. — Nein, nein, nein! [86] Нет, нет, нет! ( нем .). — Прим. пер.

Взрыв. Длинный стальной стол сорвало с винтов. Кольбейн услышал тяжелый шлепок, когда тело Хьелля Клепсланна рухнуло на пол. Стекла задребезжали. Бумаги, инструменты, книги и мебель разбросало по сторонам. Кольбейн съежился под смертельным дождем. Но стальной сейф принял удар на себя, и попадавшие в Кольбейна предметы уже рикошетили от потолка, утратив разрушительную силу. Немец на полу перестал кричать. Снова громыхнуло. На этот раз шум и сила взрыва показались еще больше, и единственное, что различил Кольбейн, — высокий поющий звук. И кипящая волна опустилась на него. Он встал на колени. Ад. Стена с входной дверью обрушилась, и куски крыши заблокировали выход. От взрыва загорелся бензин. Вся стена пылала. Пол лизали языки пламени. Дерево потрескивало, и валил густой темный дым. Людей не было видно. Нужно было найти другой выход. Прямо перед ним лежало мертвое тело Клепсланна. Веревки, которыми он был привязан к столу, лопнули от взрыва. Труп упал на живот. Словно голые ветки, осколки вонзились в изувеченное тело. В самоотверженной попытке не повредить тело еще больше, Кольбейн осторожно перелез через него. Вонь поноса была такой сильной, что из глаз хлынули слезы. Кольбейн прочистил рот и горло от скопившейся слизи. На ладонях и коленях дополз до края стола. Отсюда до дальней стены было два метра, а дальше можно было выскочить в окно. Рядом вовсю пылал шкаф Элиаса для хранения архива, источая пары пузырящегося лака. Уже горела стена. Кольбейн поднялся, сделал шаг назад, вытер глаза и припустил. Сейчас или никогда.

— Черта с два! — донесся до него рев, и он тут же ощутил колющую боль в лодыжке.

Вместо намеченного полета через окно головой и ладонями он влетел в нижнюю часть горящей стены. Подползший человек схватил его за ногу одной рукой, а второй потянулся к его паху. Кольбейн в панике стал отбиваться, пытаясь высвободиться. Одновременно он пытался задействовать руки, чтобы оттолкнуться от пылающей стены. Потом каблуком попал во что-то мягкое. Схвативший его за ложыжки человек ослабил хватку. Кольбейн поднялся на ноги.

Перед ним стоял Элиас Бринк. Наклонившись вперед и широко расставив ноги, весь в крови, пыли и копоти, в левой руке он держал скальпель.

— Ты сгоришь здесь, — заорал он.

Кольбейн отпрыгнул назад.

— Помнишь завтраки? Каждый вечер, после того как ты запирал меня в камере, я копировал твои заметки. Каждое утро Хьелль выносил их отсюда, аккуратно сложив на подносе с завтраком. Все узнают, что ты такое, — прокричал Кольбейн.

Элиас съежился. Бросился вперед и прицелился скальпелем в Кольбейна. Тот отпрянул, и лезвие прорезало воздух всего в паре сантиметров от его груди.

— Ты убийца. Детоубийца. Твоя жизнь кончится или здесь, или на эшафоте, все равно. Но ты умрешь, Элиас. И твое имя будет навсегда опозорено.

Вдруг за спиной Элиаса раздался трескучий хлопок — взорвались несколько колб с жидкостью.

Кольбейн инстинктивно пригнулся и посмотрел на пол. Ему требовалось оружие, какой-нибудь предмет, чтобы удержать безумца на расстоянии. Вот оно. Он вдруг увидел то, что нужно. Сломанную трость Хьелля Клепсланна. Видимо, ее отбросило взрывом через всю комнату. В том месте, где она треснула, торчали острые, как шило, щепки. Кольбейн наклонился, схватил ее и почувствовал в руке прохладную рукоятку эбенового дерева.

Элиас выпрямился и совершил еще один выпад вслепую. Кольбейн сделал еще один длинный шаг назад. Трость была тяжелой, шероховатой и твердой. Жар от стены за его спиной был едва выносим. Пламя окутало Кольбейна неожиданно.

Рюкзак! После того как он полежал на спине в луже бензина в прихожей, горела не только стена за спиной. Горел он сам. Он не почувствовал боли. Только сильный жар. Кольбейн наклонил плечо к бедру, снял лямку, ухватил рюкзак снизу и другой рукой перевесил его на живот. Смоченные бензином горящие ошметки ткани колыхнулись вперед, и Элиас завопил от боли. Кольбейн ринулся вперед, прикрываясь рюкзаком, как горящим щитом. Он попал Элиасу по животу. Элиас упал назад, и Кольбейн навалился сверху. Бринк завыл, когда Кольбейн придвинул рюкзак к его лицу и ударил. Осколки трости упали на пол. Элиас схватил рюкзак и отбросил его.

Они лежали лицом к лицу. Вся левая часть лица Элиаса сгорела дочерна. Черная кожа под мочкой уха свернулась, как пергамент, но глаза оставались прежними. Жадными, горящими, полными ненависти. Вопрошающими.

— Эльза, — прошипел Кольбейн. — Мою дочь звали Эльзой. Как и ее мать.

Их взгляды встретились в последний раз.

Кольбейн поднял трость, воткнул и попал. Воткнул и попал. Снова и снова.

Стало темно и тихо. Наступил покой.

Вид висевшего на горном склоне тела Кольбейна Име Мунсена был ужасен. Расстояние что до вершины горы, что до канавы под ним было примерно одинаковым.

Нельзя сказать, что труп был совсем без одежды. На нем были пижамные штаны. Зацепившись ими за защищавшую от камнепада сетку, дряблое тело болталось вниз головой. Пижамные брюки натянулись на лодыжках, как при прыжке. Руки повисли, половые органы вывалились к пупку. Кафа, хотя и испытывала омерзение, не могла отвести взгляд от тощего пениса с обтянутой сморщенной крайней плотью головкой, похожей на лесной орех.

— Нам поступило сообщение от автомобилиста, — сказала стоявшая рядом с Кафой сотрудница полиции, показывая на машину на обочине. — Он рассказал, что мужчина, шатаясь, вышел из кустов. Потом бросился вниз и… да, повис.

Хотя Кафа никогда не видела старика живым, его тонкая кожа была в волдырях, на голове и груди — шрамы после пожара, изувеченное левое ухо и кривой нос, она узнала его. В сумерках, на обрыве у шоссе Моссевейен, откуда открывался вид на остров Ульвёйа и пляж Нурьстранн, висел тот старый герой войны. Кафа сделала снимок на телефон и отправила его Фредрику.