Ирина Лобусова - Праздник Святой Смерти

Этот перец считался весьма эффективным при профилактике сердечно-сосудистых заболеваний, способствовал обмену веществ, был полезен для пищеварительной системы. В небольших дозах рекомендовался для поднятия настроения. Также улучшал зрение, состояние кожи и волос. Считалось, что халапеньо помогает при бессоннице, понижает давление.

Основная горечь этого перца содержится в семенах. Поэтому, если нужно уменьшить горечь, сначала удаляют все семена. А самое основное применение этого перца — все-таки кулинария.

Однако халапеньо нельзя употреблять в больших количествах. Его жгучесть может нанести вред слизистой желудка. Вообще его могут употреблять только люди, у которых все в порядке с пищеварением, почками и печенью. Но в Мексике с этим перцем готовится вся еда — мясные, рыбные, овощные блюда, даже яичница. Без него не обходится ни одно мексиканское торжество. Тем более — почетная встреча важных гостей. Из этого перца готовится и самая известная мексиканская закуска — начос. Но об этом советские люди, конечно, не слышали.

Как и об еще одном знаменитом мексиканском лакомстве, гордости национальной кухни — чипотле. Для его приготовления халапеньо коптят при помощи древесного дыма. Благодаря этому он начинает благоухать ароматом шоколада с примесью табака, но по вкусу напоминает чернослив.

Как ни странно, но из халапеньо готовят также различные варенья и желе. А некоторые мексиканские кулинары добавляют этот перец даже в шоколад. В общем, в Мексике перец халапеньо — главный продукт. Оттуда он и пришел в Европу. Однако из-за своего специфического вкуса популярен не в каждой стране. В СССР вообще считается экзотикой и доступен только богатым людям и партийной элите.

Еще одно знаменитое блюдо мексиканской кухни — это гуакамоле. В СССР почти все продукты из набора для приготовления этого блюда считались не просто редкими, экзотическими — авокадо, лайм, халапеньо… А ведь из всего этого получается соус с очень нежным вкусом — отличная приправа к мясным и рыбным блюдам, а также к жареному картофелю…

— Значит, кулинария, — Зина закрыла блокнот. — Из него готовят еду.

— Только не в СССР! — вздохнул Тарас. — Для нас это роскошь бóльшая, чем семга, икра, балык, шпроты…

— Но ты все-таки его пробовал, — улыбнулась Крестовская.

— Это случайность. Таких, как я, в этой стране мало.

— А как ты думаешь… — В голову Зины неожиданно пришла одна мысль. — У нас в Одессе есть мексиканские рестораны?

— Нет, конечно! Что за идеи? — пожал плечами Тарас.

— А подпольные? — она вспомнила ресторан, где готовили змей.

— Нет. Это же не деликатес. Смысла нет готовить мексиканские блюда подпольно. Но их вполне можно приготовить на кухне, в домашних условиях.

— Их, к примеру, может приготовить женщина, желающая произвести впечатление на мужчину, — с улыбкой сказала Зина.

— Или наоборот — если мужчина хочет произвести впечатление на женщину, — улыбнулся в ответ Тарас.

— Понятно, — Крестовская закрыла блокнот, — но на самом деле ничего не понятно.

— А в чем сложность? — Тарас внимательно смотрел на нее. — Ты можешь объяснить?

— Могу, — кивнула Зина. — А вот ты сможешь мне объяснить, как остатки этого перца оказались под ногтями трех маленьких девочек?

— Ты шутишь? — Тарас уставился на нее.

— Это похоже на шутку, по-твоему?

— Ну… я даже не знаю, что тебе сказать, — он непроизвольно развел руками. — Ну, может, на кухне у их родителей был такой перец, и они случайно засунули руку в банку, испачкались…

— Две девочки были очень бедными. Одна — вообще цыганка из детского дома. Они о таком и слыхом не слыхивали. А вот третья… — Зина задумалась.

— Богатая семья, так?

— Да, богатая, — кивнула Крестовская.

— А значит, у них есть доступ к деликатесам, изысканным продуктам. И еще — у богатых людей много врагов. Ты думала об этом?

Зина думала. Она вообще думала обо всем, о чем угодно. Но… этот перец сбивал все ее мысли. Что ж, придется снова наведаться в семью Раевских.

Крестовская поблагодарила Тараса за действительно неоценимую помощь и вышла с мучительной головной болью. Столько свалилось всего — просто не переварить!

По дороге на работу она размышляла о том, могли ли Раевские быть знакомы с мамашей-алкоголичкой из Овидиополя и… с цыганским табором с Привоза. Нет, это было исключено. Словом, головоломка все ширилась и с каждым новым фактом выглядела все менее привлекательно.

Крестовская сидела в своем кабинете и листала бумаги, полученные от опера, когда на пороге возник довольный Бершадов, потирающий руки.

— Поздравляю! — он просиял. — Наш оперативник арестовал убийцу девочек!

— Что? — Зина чуть не свалилась со стула.

— В соседнем с Раевскими доме жил трижды судимый уголовник, который в последний раз сидел за то, что изнасиловал и задушил маленькую девочку, свою племянницу. Наш красавец вышел на его след и почетно арестовал!

— Ты шутишь? — Зина повторила фразу Тараса и смотрела в точности, как Тарас — во все глаза.

— Нисколько! Убийца девочек арестован, и дело собираются закрывать.

— Как это — закрывать? Но это невозможно! У него в квартире что-то нашли?

— А что там искать? Он признался.

— Ну, признание в наше время ничего не значит, — Крестовская вспомнила допросы, на которых присутствовала, уже работая в НКВД, да и два собственных посещения страшных застенков. Хорошо помнила… — У нас признался бы кто угодно! А что-то реальное нашли — ну, белые платья, например. Или…

Зина вспомнила о мексиканском перце, но в последний момент прикусила язык и решила ничего не говорить.

— Вот сходи и сама узнай. Заодно и документы отдашь. Они теперь им понадобятся.

— Значит, мое расследование прекращено?

— Ты шутишь? — передразнил ее Бершадов, и она рассмеялась. Он всегда умел читать ее мысли.

Крестовская осторожно постучала в дверь уже знакомого кабинета и, услышав отклик, вошла. Сияющий опер Сидоров сидел за столом. Он был таким самодовольным, что даже вел себя вежливо — по крайней мере пытался не хамить.

— Пришла вас поздравить, — сказала Зина. — Слышала, что вы поймали убийцу. Браво! Хотелось бы узнать подробности.

— Спасибо! — Сидоров просиял. — Видите, как я был прав? Никаких ритуальных убийств! Это была просто фантазия, которая взбрела в женскую голову. А на самом деле — уголовник.

— Расскажите подробнее, — Крестовская снова без приглашения присела к столу.

— Вот, смотрите, — опер подтолкнул к ней раскрытую папку, — некий Виталий Тарасюк, уголовник со стажем. 53 года. Вышел из тюрьмы два года назад, в 1939-м. Отсидел десять лет из двенадцати и вышел досрочно по амнистии.

— За что ему дали срок? — нахмурилась Зина.