Михаил Макаров - В понедельник дела не делаются

Маштаков, стоявший возле двери, быстро повернул вертушок на замке, закрывая доступ посторонних в кабинет.

– Лё-оха! – запоздало крикнул Давыдов. – Убьёшь!

Но Титов был трезвый, а потому – вменяемый, в разнос не пошёл. Носком своего грязного ботинка перекатил задержанного на бок, заглянул ему в лицо – Горох плямкал губами.

Маштаков невесело ухмыльнулся от сделанного вдруг открытия. Он обнаружил, что и Титов, и Горошко – оба рыжие-бесстыжие, только разных оттенков. Опер – гораздо более тёмного колера, с мужественным медным отливом, особенно пиратские усищи, а бандит – ближе к желтизне, к цвету детской неожиданности.

– Хоть знать буду, что сижу не зазря! – Лёха высоко, как футболист, выполняющий пенальти, занёс ногу.

Убедительно демонстрируя, что сейчас вдарит с ноги со страшной силой.

Горошко зажмурился, подтянул колени к подбородку, трансформируясь в позу «эмбриона».

Понятное дело, Титов не ударил лежачего. Переступив через бандита, ушёл через тамбур в смежный пустой кабинет.

Паша Комаров обогнул свой стол, наклонился к Гороху и за шкирку с усилием поставил его на ноги.

– Чё ты косишь? Чё разлёгся?! Вставай давай! Хочешь, ему тебя отдам? Поспаррингуете? Или с нами будешь общаться?!

Старший опер РУБОПа пытался выжать из случившейся импровизации максимум пользы для дела.

– На, зобни пару раз, отпустит! – Паша вложил задержанному в губы дымившуюся сигарету.

Горох послушно затянулся. Яркая голова его окуталась сизым облачком. И ещё несколько раз подряд засосал горький дым из мокрого фильтра. Моментально вырос и сломился серый столбик пепла, просыпался Гороху на грудь болоньевой китайской куртчонки.

Горох не повёлся на дешёвые, хорошо ему известные ментовские приёмчики. С понтом, один ментяра – злой, а второй – свой в доску.

«В другом месте фраеров ищите!»

Горошко судим был трижды, все три раза сидел. На круг отмотал восьмерик. Два раза откидывался по сроку. А в последний раз вышел досрочно по амнистии, что по понятиям не западло.

Амнистия, она и в Африке – амнистия. На зоне Горох примыкал к отрицаловке. Косяков за ним отродясь не водилось.

«Рубоповцы» и не надеялись на блицкриг, наивно было бы.

Рассчитывали на неизбежную ломку, которая придет к наркоману Горошко. Весь вопрос заключался в том, выдержит ли он трое суток без дозы. Перспективы ареста пока были нулевые.

Тем не менее, Комаров с Асмоловым всю вторую половину дня трепали Гороха, нагоняли на него жути. Каждые полчаса ослабляли затянутые на запястьях жулика наручники. Чтобы дать крови прилить к кистям, чтобы не омертвели. Два раза Горох падал – с понтом терял сознание. Тогда в лицо ему прыскали водой из пластиковой «полторашки».

– Косишь, падла? Чё ты, сутки, что ли, простоял без передыху?! Стоять!

Выяснили, что алиби у Гороха на момент разбоя не водилось и в помине. Горох божился, что не знает, где сейчас находятся Молотков и остальная братва. Причастность свою к этому преступлению он, разумеется, отрицал.

Титов с Маштаковым на машине «розыска» с Палычем покатили по известным адресам бандитских родственников и подруг. Теперь можно было действовать в открытую, не таясь. Эта акция, кроме надежды подцепить кого-нибудь на дурака, имела ещё одну цель – пустить круги, нехай от стенок отражаются. Информация, может, какая среди судимых пойдёт.

В областное управление Птицын отправил младшего опера на электричке. Чтобы отдал на химическую экспертизу изъятые у Горошко шприц с содержимым и пакет с сухой травой, предположительно, маковой соломой.

Сам Давыдов два часа просидел в аналитической группе, где аккумулировалась информация по похищенному имуществу.

Вместе с секретчицей Ларисой он несколько раз пролистал все журналы, не доверяя отрицательному ответу, выданному компьютером.

Телевизора «Сони» с нужным номером в милицейских учётах не сыскалось.

В восемнадцать пятнадцать следователь Самандаров задержал Горошко в порядке статьи 122 УПК РСФСР по подозрению в групповом вооруженном разбое. От защитника Горох отказался.

Чтобы путного кого нанять, бабла у него не было, а бесплатный адвокат работать не будет.

«И то хорошо, – отметил Самандаров, – Хоть адвокат па-скудить не будет эти трое суток».

После того как милиционеры ППС на привокзальной площади в баре «Арзу» задержали объявленного в федеральный розыск Фадеева, ситуация по уголовному делу запуталась ещё туже.

Вася Максимов, недавно аттестованный прокурорский следователь со стажем работы в один год, предъявив убийце дежурное обвинение, растерялся.

С трудом подведенные под общий (довольно правдоподобный знаменатель), обстоятельства происшедшего затрещали под напором новых противоречий.

Фадей, не журясь, организатором и наиболее активным участником убийства плечевой делал Вову Петрова, своего недавнего корешка. Дескать, тот по пьянке начал валтузить Вику, а потом, войдя в раж, и Ольку. Повалил бабу на пол, схватил ремень, накинул петлю вокруг шеи и ну душить. Потом один конец ремня протянул Фадею: «тяни». Ну Виталька и потянул с дури, не понимая с пьяных глаз что почём. Врубился да поздно было – Олька не дышала. Одежду, вещи и документы в печке жгла Вика. Это она, мурая [137] Мурая – деловая (жарг.). , придумала следы преступления уничтожить. Труп на задах закапывали вместе с Петровым. «А вот одёжу никакую Вика не стирала. Чего не было, гражданин следователь, того не было! Хоть на куски режьте!»

Ладно хоть приобретение ружья Фадеев признавал.

В общем, он руководствовался благородным принципом: сам погибай, а товарища выручай. От большого ума в лёгкую брал на себя убийство группой лиц, но и Петрова при этом за собой под лёд тащил хватко.

Показания Фадеева перемешали пасьянс, разложенный следствием.

С одной стороны появилось недостающее звено, без которого знающие люди Максимову сулили большие проблемы.

Он уже смирился с мыслью, что Фадеева долго не поймают, и в суд дело придётся направлять в усечённом виде. На Петрова и на пристёгнутого к нему охотничьим ружьем Козлова по «триста шестнадцатой» и по «двести двадцать второй» статьям. То бишь за укрывательство и за незаконное хранение огнестрельного оружия.

Когда Максимов советовался со старшими товарищами, чем ему грозит отсутствие центрального фигуранта, те отвечали по-разному.

Склонный к менторству Борис Сергеевич Винниченко, польщенный редкому случаю, когда к нему обратились за советом, отвечал пространно:

– Понима-аешь, Ва-аськ, по-моему, пленум Верховного Суда был по такому вопросу. Что нельзя судить за укрывательство без основного преступления. Вроде как принадлежность без вещи получается, ёлки-палки…