Михаил Макаров - В понедельник дела не делаются

Но Кораблёв Саша категорично перебил нытика Винниченко:

– Ну чего ты парню руки отбиваешь?! Пле-энум! Если ссылаешься, покажи конкретно, где написано! У него – два прямых очевидца убийства, косвенных – несколько, труп в наличии.

Чего еще надо?!

Энергичный и фартовый Кораблёв внушал Максимову больше доверия, чем Винниченко, которому постоянно доставалось от начальства. И это несмотря на то, что Борис Сергеевич имел куда больший стаж следственной работы, чем Кораблёв.

Теперь, когда Фадеев дал свои «чистосердечные» показания, выходило, что дело надо направлять в облсуд. За год работы у Максимова в производстве не было дел областной подсудности, но он видел со стороны, как маялись Кораблёв и Винниченко, сдавая дела подобной категории. Обвинительные заключения по ним утверждались заместителем прокурора области.

Запросы областного суда по качеству расследования разнились с требованиями обычного районного суда как небо и земля.

Да ещё потом, когда дела слушались по существу, на плечи следователя ложилась организационная работа по вызову свидетелей и доставке их в губернию, за семьдесят километров. Областная прокуратура и областной суд загружали следователя несвойственными функциями: «Вызови к завтрему того, обеспечь после обеда явку сего». Никто не задумывался, что следователь служебного транспорта не имеет, рассчитывать может только на общественный или на личный (как Кораблёв), и что в производстве у него другие дела (пять-семь-девять), в зависимости от ситуации и сезона охоты. Задачу усложняло то, что свидетели, как правило, были людьми безденежными, обитали на самом дне.

Судьи облсуда были въедливы и капризны, как принцесса на горошине. Придирались к каждой печатной буковке.

По весне Кораблёв получил из областного суда на допрасследование дело по обвинению женщины, совершившей в притоне на проспекте Ленина двойное убийство. Их чести, судье уголовной коллегии Горбушкину стало непонятно, каким это макаром по заключению трасологической экспертизы повреждения на одежде убитых образовались в результате вырезания ножницами. Судья так и не пожелал уразуметь предельно простой вещи. Хотя Кораблёв два раза, бросив всё, гонял к нему, и с пеной у рта доказывал, что просто-напросто в запарке ошибся с последовательностью назначения экспертиз.

Сперва он направил шмотки на биологию, где эксперты обстригли кровавые каёмки вокруг пробитых ножом дырок, а потом поврежденные уже вещи отдал на трасологию. По сути, бессмысленно отдал, получив потом пустое заключение, которое он даже не стал приводить в перечне доказательств в обвинительном заключении.

Правда, прокурор области принёс протест на определение суда о возвращении дела для дополнительного расследования, и Верховный суд перестраховочное решение отменил, но Максимов видел, сколько сил и нервов отняла борьба у Александра Михайловича.

Когда Василий представлял, что такие же злоключения придётся пережить и ему, у него холодели конечности. Собравшись с духом, он отважился посоветоваться с прокурором, которого из-за министерского вида побаивался.

Трель, как водится, торопился по государственным делам. Несколько раз, пока Максимов докладывал, морщась, поглядывал на швейцарский хронометр.

Проблемы подчинённого, судя по оставшимся тоскливыми глазам, его не проняли.

– Чего ты нюни распустил? Ты мне заканчивай давай поскорее дело! В суд направляй! И на продленье сроков следствия не надейся. Вся банда у тебя в сборе! Чего тебе ещё надо?

Оптимизм надзирающего прокурора не развеял сомнений следователя. Несмотря на молодость и микроскопический срок работы Максимов понимал, что начальник его в следствии не волокёт.

Мужики говорили, что сам он ни одного дела в жизни не расследовал. Был цивилистом.

Максимов толкнулся к Виктору Петровичу Коваленко, который с недавних пор прокурорским следствием не руководил.

Причины этого Василий не знал, но догадывался, что между прокурором и замом чёрная кошка пробежала.

У Коваленко в кабинете, несмотря на включенный электрообогреватель, было холодно. Максимов зябко передёрнул плечами.

– Как вы работаете в таком холодильнике, Виктор Петрович? – сказал он вместо «здрасьте».

Максимову показалось, что вместе со словами изо рта у него вырвался пар.

Заместитель прокурора, экипированный в толстый свитер с горлом, шмыгнул баклажанного цвета носом. Его знаменитая оранжерея стояла на подоконнике иззябшаяся. Кадка с экзотическим лимонным деревом ютилась в углу за креслом, составленная на пол.

Максимов с опаской опустился ягодицами на холодное пластмассовое сиденье стула.

– С чем… кхм… пожаловал, Василь Сергеич? – спросил Коваленко не очень дружелюбно, мокро подкашлянув при этом.

Василий, помогая себе жестикуляцией, в очередной раз пересказал сложившуюся ситуацию.

Коваленко, по природе азартный, быстро загорающийся, ярый адепт следствия, по ходу повествования оживился на глазах. Задал несколько коротких уточняющих вопросов.

Потом он взял у следователя дело и внимательно прочитал последние показания Фадеева. Допрос занимал три листа убористого рукописного текста. Рассказ был связным и подробным, без ненужных длиннот.

Откинувшись на спинку кресла, заместитель прокурора из-под узеньких «а-ля Лаврентий Берия» очков царапнул быстрым взглядом Максимова.

«Перспективный парень. Рассудительный. И весьма грамотный для его опыта. В свое время, год отработав, я, пожалуй, навряд ли его сегодняшнему уровню соответствовал», – честно признался себе Виктор Петрович.

Однако, будучи человеком самолюбивым, тотчас уточнил:

«Но чересчур уж мягкий. В положение ко всем входит…»

– Д-да! – Коваленко, дочитав, смачно шлёпнул папкой по столу. – Если вменить первую часть сто пятой, суд запросто может тебе кинуть дело на «доп»! А хуже «допа», Василий, знаешь, только чего бывает? Пра-а-ально, оправдательный приговор! Вернут дело, и вместо заслуженного поощрения придется тебе отписываться перед шефом и перед областью о причинах допущенного… кх… брака. Наказать по молодости, может, и не накажут, но отрицательная «палка» в отчете появится… Премию квартальную… ках-ках… резанут! И самое главное, Василий, безо всяких гарантий докопаться до пресловутой объективной истины. В существование которой лично я шибко сомневаюсь. Фадеев твой в любой момент изменит показания, и всё у тебя лопнет.

Как мыльный пузырь! А если и не изменит, так одних его слов мало. Какая ему, спрашивается, вера после побега и почти двух месяцев пряток? А Петров, дающий последовательные показания, явился в милицию… ках-кхм… добровольно… Извини…