Михаил Макаров - В понедельник дела не делаются

Горюнова повязали у подруги. Прямо из тёплой койки выдернули бродягу поутру. В квартиру милиционеры вошли корректно, как говорится, «свободным доступом», замок открыли ключом, который им любезно предоставил Горох.

Герберт тупо мотал тяжёлой похмельной головой, растирал безволосую грудь, украшенную синим храмом со многими куполами, пока Паша Комаров с Маштаковым проверяли кровать на предмет оружия.

«Бережёного – бог бережёт!»

Потом оперативники перекатили свирепо матерящегося Валеру на пузо, загнули ему ласты и защелкнули на них браслеты.

Задница у голого Валеры Горюнова, в отличие от груди, была косматой, как у медведя.

– Надень на него! – Комаров взял со спинки стула джинсы и швырнул их полюбовнице горюновской, Юльке. Та, ойкнув, едва успела поймать, штанины хлестнули её по смачным ляжкам, выглядывавшим из-под халатика, который она успела накинуть. У Михи как будто фотография сюжетная отпечаталась в мозгу на контрастной бумаге «Унибром», пока он прыжками преодолевал расстояние от двери до кровати, на которой зашевелился под атласным одеялом почуявший неладное бандит. Девка с визгом выпрыгнула вбок из-под блестящего одеяла, голая, вся белая, только внизу живота припечатан острым углом вниз черный треугольник. «Красивая! Чего она в нем нашла, в уроде этом?!» Маштакова всю дорогу подобные мезальянсы поражали. Объяснить их он мог только вековой бабьей глупостью. Какое-такое золото могла разглядеть двадцатилетняя девчонка из нормальной семьи, – мама бухгалтер, отец старший мастер на заводе, – в мужике, почти половину из своего сороковника проведшем в местах лишения свободы? Имевшем открытую форму туберкулеза, кое-как залеченную на тубзоне за три года последней ходки. Чем он ее пленил? Метлой подвешенной? А умеет ли он разговаривать по-людски? Блатной романтикой очаровал? Так ведь время на дворе уже не то, блатняки не в почете… Деньгами купил? Да вряд ли часто у него шуршали в руках бабки, большую часть времени он – на подсосе… Сам при этом регулярно тянул с подруги деньги… А той где взять, – только у папы с мамой да у бабушки, которая любимой внучке разве откажет… Зато ни дня Герберт не проводил на сухую, каждый божий день закидывал в топку как минимум литр водки… Блин, может, в постели был он искусным любовником? «Казанова, Казанова, зови меня так!» Миха, конечно, в изголовье у брачного ложа Горюнова со свечой не стоял и за ноги никого не держал, но зная нравы судимых, в жизненности такого тезиса обоснованно сомневался. Наоборот, чего может быть у засиженного зечары на уме в плане секса? Паскудство одно! Присунуть по самые помидоры девчонке в нераздолбанную попку… Что навряд ли у нее бурный восторг вызовет, особенно когда заботливый партнер под шкуру своего органа во время сиденья долгого, изнывая от дури, «шар» загнал, а то и гроздь целую…

«Умом Россию не понять!»

Под ванной в Юлькиной квартире, засунутым в самый дальний паутинный угол, сыщики нашли обрез бескурковки шестнадцатого калибра, на стволе которого – о чудо в мире реального, некиношного следствия! – эксперт ЭКО обнаружил пальцевый отпечаток, пригодный для идентификации. Оставленный, как выяснилось, пальцем гр-на Горюнова В. А., 1959 гэ рэ.

Герберта арестовали на «ура».

Межрайпрокурор Трель, поставив в правом верхнем углу бланка под словом «САНКЦИОНИРУЮ» фасонистую устремлённую ввысь подпись, изрёк:

– Когда приходите по делу, коллеги, так ведь и разговоров никаких быть не может!

Следователь Самандаров промолчал в ответ, губы в трубочку вытянув.

Лицедей по должности Давыдов заулыбался чарующе:

– Мы исправимся, Олег Андреевич!

Герберт молчал как камень. При заезде в ИВС объявил и по-честному держал сухую голодовку. При очной ставке, на которой Горохов, стеклянно уставившись в угол, впрудил его за всю мазуту, Герберт харкнул ссучившемуся подельнику в морду.

Когда процессуальное действие, проводившееся в присутствии двух адвокатов, гарантов соблюдения процессуальных прав подозреваемых, было завершено, Маштаков с Титовым преподали борзому Горюнову урок хороших манер. Орудовали напарники в боксёрских перчатках, вполсилы, чтобы не изувечить и следов не оставить.

Гороха, отработавшего номер, перестали поощрять «первитином» [141] «Первитин», «винт» – психостимулятор, кустарно изготавляемый из сосудосуживающего лекарства «эфедрин». . В четверг спецэтапом его увезли на «больничку», медикаментозно снимать абстиненцию.

Будущее его обещало быть проблемным. В блатном мире такие косяки не рассасываются. До суда Гороха ещё можно было спрятать от разборок во второй тюрьме, где Острожские не содержатся. А вот после суда! Ему ведь всё равно придется сидеть за групповой разбой… Пасок шесть-семь ему корячатся, не ходи к гадалке! Это при условии, что товарищи судьи учтут обстоятельства, смягчающие наказание, которые следователь укажет в обвинительном заключении. «Активное способствование раскрытию преступления, изобличению других соучастников»!

Прокурор в суде запросит подсудимому Горохову на пару лет меньше, чем остальным, не расколовшимся. Но всё равно ему чалиться! Блатные объявят Гороха «гадом». Срока давности подобная предъява не имеет.

Всю дорогу на тюрьму – Паша Комаров рассказывал, он за бюллетенившего водителя ездил – Горохов выл белугой.

– Аж жалко его стало, – криво улыбаясь, сказал старший опер по возвращении.

Вот кого нисколько жаль не было Самандарову, так это рецидивиста Горохова. Никто его не заставлял воровать да разбойничать. Воздух отравлять хорошим людям! А что касаемо своих обязательств перед жуликом, так их милиционеры выполняли честно. На бензин вот, чтобы не общим этапом его в СИЗО везти, из своих денег скидывались.

Параллельным курсом всю неделю Самандаров с оперсоставом работали по Рогу.

Только активизацией по этому делу можно было выцарапать Рязанцева обратно на волю. Теперь и Птицын, и Сомов благословили «рубоповцев» на активные действия.

В городе работала бригада «наружки» из областного УВД.

Удалось красиво задокументировать наезд Рога на потерпевшего. Рожнов вызвонил его на стрелку к мотодрому. Памятуя о предыдущей встрече, бандит сразу обыскал Женьку, предохраняясь от скрытой аудиозаписи.

Олух царя небесного! Сейчас Евгения зарядили спецтехникой. Принимающий микрофон был такой микроскопический, что отыскать его можно только в условиях стационара, затратив массу времени.

– Слушай сюда, фраер красноперый! – без предисловий яростно заговорил Рог. – Завтра заберешь свою заяву, это раз…

Меняешь показания, два! Скажешь – менты заставили, родственничек твой выслужиться хотел… этот, как его, блин… Маштаков! Понял – нет?! Сам в ментовскую пойдёшь, безо всякой повестки! Им меня всё равно не схарчить! Денег, так и быть, за ДТП с тебя убогого брать не буду. Дядя – до-обрый! Не сделаешь как говорю, пожалеешь в натуре! Всё про тебя знаю – где живешь, на чем копейку делаешь! Где баба твоя работает, в какой садик пацан ходит…