Магнус Йонссон - Игра в куклы

Карлссон кивнул и набрал короткий номер коммутатора полиции в Хандене. Пабст оставил окно полицейской машины чуть приоткрытым, чтобы пропускать кислород.

– Не балуй, ребята, скоро все выяснится. – Он не ждал ответа, а повернулся к Полу Свенссону, который стоял чуть поодаль. Пабст предъявил ему свою полицейскую бляху, чтобы подчеркнуть серьезность момента. – Мы должны быстро проверить ферму напротив, через дорогу. Позвонили и вызвали еще один патруль. А пока я тебе даю полномочия гражданского полицейского. Это значит, что ты держишь датчан под наблюдением, я подчеркиваю, под наблюдением. Ты не открываешь машину, ты с ними не разговариваешь, и никто не идет в туалет. Машину могу открыть только я. Мы вернемся через двадцать минут. Можешь передать это Вернестрему, когда он появится. Вопросы есть?

Пол был настолько потрясен, что ему не пришло в голову возражать. Ведь это он сам позвонил и вызвал полицию. И хоть датчане и вели себя вежливо, но внешность у них все равно была как у преступников.

Он крикнул вслед полицейским, выходящим на дорогу:

– Второй участок направо. По заросшей травой дороге.

Весна – самое красивое время года, думал Пабст. Тихо и спокойно перед наступлением летнего сезона, когда сюда нахлынут горожане. В панике они пытаются все успеть: сделать ремонт, потренироваться на свежем воздухе, тусовки вокруг гриля, орущие дети, для которых у них тоже нет времени. Одновременно звонят с работы по всем мобильникам. Тогда тут движение как на автомагистрали. А пока тихо. Только ветер качает деревья да птицы поют. Он увидел въезд на участок, поросший травой. В стороне лежали останки жертвы какого-то сумасшедшего лихача – раздувшийся труп задавленного барсука. В пустых глазных впадинах жужжали мухи, откладывающие яйца. Прямо в смерти зарождалась новая жизнь. Как и в профессии полицейского. Жизнь приходит, жизнь уходит. В конечном счете остаются только черви, мухи и жучки, получающие пользу от того, что мы жили. Ну и ладно. Карлссон неожиданно что-то сказал и прервал его размышления о быстротечности жизни:

– Здесь.

Дома не было видно, дорога сворачивала через сотню метров. Он понял, почему датчане прозевали поворот. Дорогой явно мало пользовались, и она почти целиком заросла. Не было никакого почтового ящика, который бы намекнул, что перед ними не только бревенчатая дорога, поросшая травой. Но, по словам Пола Свенссона, это было тут.

Его прошиб озноб. Между деревьями было намного прохладнее, когда солнце не грело спины. По-прежнему нигде ни звука. Казалось, что даже птицы притихли в напряженном ожидании. Он остановился и внимательно посмотрел вперед. Когда они свернули, то стал виден дом. Ни дымка из трубы, ни света в окнах, ни машины на дворе. Как он и ожидал, не было никаких признаков жизни. Он с облегчением вздохнул. Но что-то все же витало в воздухе. Какое-то предчувствие, что не все так, как должно быть. Птицы должны были бы сидеть на деревьях и щебетать, а они попрятались в лесу.

Что-то их напугало.

Тишину прервал громкий крик боли. Карлссон, шедший рядом, покачнулся и опустился на колено.

– Ешкин кот, я наступил на колючую проволоку. Острие проткнуло подошву. – Карлссон протянул к нему руку, подтянулся и показал ногу. Довольно толстая, похожая на шило железяка на самом деле воткнулась в подметку.

– Черт, дай посмотрю. Да это же «рогатки», или «испанские рыцари», чтобы остановить машину. Они шины пробивают!

Пабст осторожно провел ногой над поверхностью земли. Еще шесть таких острых металлических колючек виднелись рядом с заросшими следами от колес. Он замер и начал оглядываться вокруг.

Йорген Кранц следил за полицейскими на мобильном экране. Камеры наблюдения работали хорошо. Они были чувствительны к свету, как он и надеялся, когда их устанавливал. Такая четкость, что он мог видеть даже их мимику.

Смотрел, как полицейские приближаются. Оба выглядели беспечными. Это непрофессионально. Как будто вышли грибы собирать. Не настороженные, не готовые к действиям, как должно было быть, учитывая, что жить им оставалось примерно шестьдесят секунд.

Когда они появились из-за поворота, он выключил экран и перешел к визуальному наблюдению. Он совершенно не беспокоился. Но не хотел их предупреждать, не хотел, чтобы свет экрана разоблачил его местонахождение в затененном углу сарая, где он сидел с автоматом, лежащим на мешках с песком. Ждал. Движения были минимальными. Он понимал, что быстрый рывок сразу его выдаст. Внимательно рассматривал в бинокль высокого полицейского. Обычный, заурядный Свенссон. Никаких примечательных черт. Ничего, что привлекало бы внимание. Ничего, что могло бы обеспокоить Йоргена. Он не казался явным врагом дела. Скорее, принадлежал к тому молчаливому большинству, которое могло бы стать основой нового общества. Но цель оправдывает средства. И в этом случае не невинных. Теперь, когда у него в подвале сидела главная предательница своей расы в целой Швеции, никто не должен ему помешать Он больше не выпустит ее из рук. Никто не посмеет отнять ее у него.

Он видел, как они приближались к ловушке на дороге. Это место было идеальным с точки зрения угла выстрела. Тут у него будет оптимальная площадь поражения. Он ждал. Услышал крик и понял, что один из полицейских наступил на шипы «испанских рыцарей».

Час настал.

Послышался треск. Несколько секунд Карлссон думал, что это чихнул двухтактный мотор, переходя сразу на высокие обороты. Он повернулся к Пабсту и понял, что ошибся. С десяток пуль прошили грудную клетку коллеги. Взгляд Пабста застыл, он покачнулся. Кровь пенилась во рту, когда Пабст закашлялся. Карлссон бросился в сторону. Рядом слышались немые звуки пуль, которые продолжали вонзаться в легкие Пабста. И вдруг все кончилось. Прекратились быстрые повторяющиеся звуки, когда пули выстреливаются из обоймы. Наступила леденящая тишина. Уголком глаза он заметил, что стрелок находился в темном углу фермы. Потом стрельба началась снова. На этот раз выстрелы были не веером, а одиночными. Первый выстрел попал в дерево рядом с ним. Он успел проползти пару метров, пока стрелок прицелился точнее. Его толкнуло вперед, когда следующая пуля попала в мякоть. Пронизывающая боль обожгла его при попадании еще трех пуль в бедро, разрывая сухожилия, мышцы и связки. Потом снова стало тихо. Но эта тишина не была приятной. Она была скорее предостережением.

Он повернулся. Из ноги толчками шла кровь. От боли кружилась голова, он пытался нащупать пистолет и понял, что накрыл его своим телом. Он посмотрел на Пабста, который лежал впереди, на дороге. Грудная клетка прострелена в клочья. На его глазах появилась пелена. Он был абсолютно неподвижен. Карлссон уперся руками в землю и попытался перекатиться на сторону, чтобы достать из-под себя пистолет. И тут увидел перед собой мужчину. На нем была черная лыжная маска, похожая на те, которые лежали в багажнике у датчан. В отчаянии Карлссон попытался что-то сказать, что могло бы остановить этого человека.