Камилла Лэкберг - Проповедник [litres]

– А каково приходилось вам? – с сочувствием спросил Патрик. Она пожала плечами.

– Поначалу это был ад. Жить так близко к Юханнесу и Сольвейг, наблюдать за тем, как у них родились мальчики, братья Якоба. Но у меня был сын, а потом, много лет спустя, появилась Линда. Это может показаться неправдоподобным, но с годами я полюбила Габриэля. Не так, как любила Юханнеса, но, пожалуй, более реалистично. Юханнес был не из тех мужчин, с которыми можно жить и не погибнуть. Моя любовь к Габриэлю скучнее, но жить с ней легче, – сказала Лайне.

– Когда Якоб заболел, вы не боялись, что тайна раскроется? – спросил Патрик.

– Нет, тогда меня больше пугало другое, – резко ответила Лайне. – Если бы Якоб умер, ничто бы уже не имело значения, и меньше всего, кто его отец. – Потом ее голос смягчился. – Но Юханнес тогда так волновался. Он был в отчаянии от того, что Якоб болен, а он ничего не может сделать. Он не мог даже публично показать своего страха, не мог сидеть возле сына в больнице. Ему было тяжело. – Она погрузилась в далекие времена, но, вздрогнув, заставила себя вернуться в настоящее.

Йоста встал, чтобы долить себе кофе, и вопросительно поднял кофейник в сторону Патрика, который кивнул. Усевшись на место, Йоста спросил:

– Неужели действительно никто не догадывался или не знал? Вы никогда ни с кем не откровенничали?

Глаза Лайне помрачнели.

– Юханнес в минуту слабости рассказал о Якобе Сольвейг. При его жизни она не осмеливалась ничего предпринимать, но после смерти Юханнеса она сперва начала делать мелкие намеки, а потом, по мере того как истощалась ее касса, перешла к требованиям.

– Она занималась шантажом? – спросил Йоста.

– Да, я двадцать пять лет платила ей.

– Как вам удавалось, чтобы Габриэль ничего не замечал? Подозреваю, речь шла о крупных суммах?

– Мне приходилось нелегко. Но хотя Габриэль педантичен со счетами за поместье, по отношению ко мне он никогда скупости не проявлял, и я всегда получала деньги, если просила их на покупки и тому подобное и на домашнее хозяйство. Чтобы платить Сольвейг, я на всем экономила и бóльшую часть отдавала ей. – Она говорила с горечью, но в ее тоне чувствовалось нечто более сильное. – Но я полагаю, что теперь у меня нет иного выбора, кроме как рассказать все Габриэлю, после чего я, видимо, отделаюсь от проблемы с Сольвейг.

Она криво усмехнулась, но быстро вновь обрела серьезность и посмотрела Патрику в глаза.

– Если все это принесло что-то хорошее, так это то, что меня не особенно волнует, что скажет Габриэль, хотя это терзало меня тридцать пять лет. Важнее всего для меня Якоб и Линда, поэтому значение имеет только то, что с Якоба снято подозрение. Ведь я правильно понимаю, что это так? – требовательно произнесла она, устремив взгляд на них обоих.

– Да, похоже, так и есть, да.

– Почему же вы продолжаете держать его здесь? Я могу сейчас уйти и забрать Якоба с собой?

– Да, можете, – спокойно сказал Патрик. – Но мы все-таки хотели бы попросить вас об одной услуге. Якоб что-то знает обо всем этом, и для его же блага важно, чтобы он пообщался с нами. Побудьте с ним немного в той комнате и поговорите обо всем, но постарайтесь убедить его не утаивать то, что ему известно.

– Честно говоря, я его понимаю. – Лайне фыркнула. – Почему он должен помогать вам после того, как вы причинили ему и нашей семье столько вреда?

– Потому что чем быстрее мы разберемся с этим, тем быстрее вы все сможете перейти к нормальной жизни.

Патрику было трудно говорить убедительно, поскольку он не хотел рассказывать о результате анализа, показывавшего, что преступником является хоть и не Якоб, но все равно родственник Юханнеса. Эту козырную карту он не хотел пускать в ход без крайней необходимости. До тех пор пока оставалась надежда, что Лайне все-таки поверит его словам и внимет его увещеваниям. После недолгого ожидания он получил желаемое – Лайне кивнула.

– Я сделаю, что смогу. Но я не уверена, что вы правы. Я не думаю, чтобы Якоб знал об этом больше других.

– В таком случае это рано или поздно все равно выяснится, – сухо ответил он. – Идемте?

Она неторопливым шагом направилась к допросной.

– Почему ты не сказал о том, что Юханнеса убили? – сдвинув брови, спросил Патрика Йоста.

– Не знаю. – Патрик пожал плечами. – У меня такое ощущение, что чем больше перемешать этой парочке их представления, тем лучше. Якоб все равно расскажет Лайне, и есть надежда, что ее это тоже выведет из равновесия. И возможно, возможно, тогда нам удастся заставить кого-нибудь из них открыться.

– Ты думаешь, Лайне тоже что-то скрывает? – спросил Йоста.

– Не знаю, – опять ответил Патрик, – но ты видел выражение ее лица, когда мы сказали, что Якоб вычеркнут из списка подозреваемых? Там было удивление.

– Надеюсь, ты прав, – сказал Йоста и устало провел рукой по лицу. – День выдался длинным.

– Мы дождемся, пока они поговорят друг с другом, а потом рванем домой, чтобы немного поесть и чуть-чуть поспать. Если мы себя вконец загоним, толку от нас будет мало.

Они сели и стали ждать.

Ей показалось, будто снаружи доносятся какие-то звуки. Потом все опять стихло, и Сольвейг, пожав плечами, переключила внимание обратно на альбомы. После эмоциональных встрясок последних дней было приятно отдохнуть в надежном мире потрепанных фотографий. Они не менялись, разве что с годами слегка выцвели и пожелтели.

Она посмотрела на кухонные часы. Конечно, мальчишки вечно приходили и уходили, когда им заблагорассудится, но этим вечером они пообещали вернуться домой к ужину. Роберт собирался купить пиццу, и Сольвейг чувствовала, что у нее от голода начинает ныть в животе. Вскоре до нее донеслись звуки шагов по гравию, и она с трудом встала, чтобы достать стаканы и приборы. Тарелок им не требовалось. Ели они прямо из коробки.

– Где Юхан? – Роберт положил кусок пиццы на скамейку и огляделся.

– Я думала, ты знаешь. Я не видела его уже несколько часов, – ответила Сольвейг.

– Он наверняка в сарае, пойду поищу его.

– Скажи ему, чтобы поторопился, я не намерена его ждать! – прокричала ему вслед Сольвейг и принялась жадно открывать крышки коробок в поисках своей пиццы.

– Юхан?! – Роберт начал кричать, еще не дойдя до сарая, но ответа не получил. Впрочем, это еще ничего не значило. Иногда, сидя в сарае, Юхан бывал слеп и глух.

– Юхан?! – Он еще немного повысил голос, но ничего, кроме собственного голоса, не услышал.

Он сердито распахнул дверь сарая, приготовившись отругать младшего брата за то, что тот сидит и мечтает. Но об этом он быстро забыл.

– Юхан! Черт возьми!

Брат лежал на полу, словно с большой красной глорией вокруг головы. Потребовалась секунда, чтобы Роберт понял: это кровь. Юхан не шевелился.