Камилла Лэкберг - Проповедник [litres]

– Юхан! – Голос у Роберта стал жалобным, из груди уже рвались всхлипы. Он опустился на колени рядом с истерзанным телом Юхана и растерянно водил над ним руками. Ему хотелось помочь, но он не знал как и боялся прикосновением еще больше повредить раны. Стон брата заставил его начать действовать. Он встал с пола с запачканными кровью коленями и побежал к дому.

– Мама, мама!

Сольвейг открыла дверь и прищурилась. Жир на пальцах и вокруг рта явственно показывал, что она уже приступила к еде. Ее рассердило, что ей помешали.

– По какому поводу такая чертова шумиха? – Потом она увидела пятна на одежде Роберта и поняла, что это не краска. – Что случилось? Это Юхан?

Она изо всех сил, насколько ей позволяло бесформенное огромное тело, бросилась бежать к сараю, но Роберт перехватил ее по пути.

– Не ходи туда. Он жив, но его кто-то избил до полусмерти! Он очень плох, нам нужно звонить в «Скорую»!

– Кто… – пролепетала Сольвейг и, как безжизненная кукла, упала на руки Роберту. Тот раздраженно высвободился и заставил ее стоять на ногах.

– Сейчас на это наплевать. Мы должны сперва организовать Юхану помощь! Иди в дом и звони, а я вернусь к нему. И позвони еще в поликлинику, «Скорая помощь» ведь поедет из Уддеваллы.

Он отдавал приказания с авторитетом генерала, и Сольвейг моментально среагировала. Она побежала к дому, а Роберт, в твердом убеждении, что помощь скоро подоспеет, поспешил обратно к брату.

Когда приехал доктор Якобссон, никто из них не говорил и даже не думал об обстоятельствах, при которых они встречались в первой половине дня. Роберт с облегчением отступил назад, благодарный за то, что теперь контроль над ситуацией взял на себя человек, который знает, что делает, и стал ждать приговора.

– Он жив, но его необходимо как можно скорее доставить в больницу. Насколько я понимаю, «Скорая» уже едет?

– Да, – слабым голосом произнес Роберт.

– Пойди в дом и принеси ему одеяло.

Роберт был не настолько глуп, чтобы не понять, что просьба врача объяснялась скорее желанием его чем-то занять, чем необходимостью одеяла для Юхана, но он воспринял конкретное поручение с благодарностью и с готовностью подчинился. Роберту пришлось протискиваться мимо Сольвейг, которая стояла в дверях сарая, беззвучно плакала и тряслась. Утешать ее сил у него не было. Он полностью сосредоточился на том, чтобы сдерживаться самому, и поэтому предоставил ей справляться собственными силами. Издали донесся звук сирен. Никогда прежде Роберт не был так благодарен, завидев мелькающие среди деревьев синие огни.

Лайне просидела у Якоба полчаса. Патрику, конечно, хотелось бы приложить ухо к стене, но пришлось набраться терпения. Только покачивающаяся вверх-вниз нога выдавала его нервозность. Они с Йостой разошлись по своим комнатам, чтобы попытаться хоть что-нибудь сделать, но получалось плохо. Патрик мечтал понять, что именно он надеется извлечь из всей этой шарады, но ему пришлось сдаться. Он лишь надеялся, что Лайне сумеет каким-то образом нажать на нужную кнопочку, чтобы заставить Якоба открыться. Хотя это, возможно, заставит его только еще больше замкнуться. Неизвестно. Вот именно. Когда на одной чаше весов риски, а на другой выигрыши, это может приводить к поступкам, которые задним числом не поддаются логическому объяснению.

Еще его раздражало, что результаты анализов крови он получит только завтра. Он с удовольствием работал бы целую ночь над исследованием следов Йенни, если бы таковые имелись. Но в настоящий момент в качестве отправной точки, у них есть только анализы крови, и он, пожалуй, больше, чем предполагал сам, рассчитывал на то, что ДНК Якоба совпадет. Теперь, когда вся эта теория рухнула, он сидел перед зияющим пустотой листом бумаги – они вернулись к тому, с чего начинали. Йенни ведь где-то находится, а такое впечатление, будто они знают меньше, чем раньше. Пока у них есть один-единственный конкретный результат: им, возможно, удалось расколоть семью и установить, что двадцать четыре года назад произошло убийство. Больше ничего.

Он в сотый раз взглянул на часы, раздраженно постукивая карандашом по столу. Возможно, возможно, именно сейчас Якоб рассказывает матери детали, которые все с ходу решат. Возможно…

Пятнадцатью минутами позже он знал, что этот конкретный ход принес им поражение. При звуке открывающейся двери допросной он вскочил со стула и вышел к ним навстречу. Его встретили два закрытых лица. На него с упрямым выражением смотрели жесткие, точно каменные, глаза, и он понял: что бы там Якоб ни скрывал, добровольно он ничего не раскроет.

– Вы сказали, что я смогу забрать сына с собой, – проговорила Лайне ледяным, обдающим холодом голосом.

– Да, – подтвердил Патрик. Больше говорить было нечего.

Теперь им оставалось только сделать то, что он предлагал Йосте немного раньше. Поехать домой, поесть и немного поспать. Хотелось верить, что завтра они смогут продолжить работу с новой энергией.

Она волновалась за больную мать. Как отец один справится с уходом за ней? Надежда, что ее найдут, медленно таяла от страха перед одиночеством в темноте. Без мягкой кожи другой девушки темнота казалась, если такое возможно, еще чернее.

Ее также мучил запах. Сладкий, тошнотворный запах смерти вытеснял все остальные запахи. Даже запах их экскрементов растворился в этой отвратительной сладости, и ее несколько раз вырвало кислой желчью ввиду отсутствия в желудке пищи. Она начала путь к смерти. Это пугало ее больше всего остального. Смерть стала заигрывать с ней, шептать ей, обещать освободить ее от боли и неприятных ощущений.

Вместе с тем она прислушивалась к шагам наверху. К звуку открывающегося люка, отодвигающихся досок, а потом снова шагов вниз по лестнице. Она знала, что следующий раз, когда она их услышит, станет последним. Тело больше не выдерживало боли, и она, как та другая девушка, поддастся соблазну смерти.

В ответ на свои мысли она услышала звуки, которых страшилась. С печалью в сердце она приготовилась умирать.

Как замечательно было накануне, когда Патрик вернулся домой пораньше. Но в то же время при сложившихся обстоятельствах сегодня она подобного не ожидала. Нося собственного ребенка под сердцем, Эрика впервые по-настоящему понимала тревогу родителей и сострадала отцу и матери Йенни Мёллер.

Она сразу ощутила легкие угрызения совести за то, что весь день чувствовала себя такой довольной. С тех пор как уехали гости, установились тишина и покой, что позволило ей прохаживаться, разговаривая с дружком, который пинался изнутри, лежать, отдыхать и читать хорошую книгу. Она даже взобралась на холм Галербаккен и купила немного вкусной еды и солидный пакет сладостей. По поводу последнего ее немного мучила совесть. Акушерка строго подчеркивала, что сахар не является полезной добавкой к диете для беременных и что его употребление в больших количествах может привести к тому, что ребенок родится маленьким «сахарным наркоманом». Она, правда, пробормотала, что речь идет о довольно больших количествах, но ее слова тем не менее не выходили у Эрики из головы. Если добавить к этому еще висевший на холодильнике длинный список продуктов, которые есть нельзя, то иногда казалось, что родить здорового ребенка – невыполнимая задача. Некоторые рыбы были, например, категорически запрещены, а другие есть было можно, но максимум раз в неделю, что к тому же зависело от того, выловлены они в море или в озере… Не говоря уже о дилемме с сырами. Эрика обожала все виды сыра и запомнила, какие есть можно, а какие нет. К ее огорчению, сыры с плесенью попали в запретный список, и она уже видела галлюцинации на тему о том, какой пир с красным вином и сыром она закатит, как только бросит кормить грудью.