Лана Прозак - Очищение

Тайнова с Зобовым зашли в зал. Дымка прошлого, застилавшая глаза, развеялась, отступая под натиском неумолимой реальности. Она подошла к шкафу и не увидела ни сердца, ни тех самых царапин. Всё ушло. Это был всего лишь шкаф, старый перекрашенный шкаф.

Один из криминалистов аккуратным движением отодвинул шпингалет и раскрыл дверцы, то, что там находилось, на всю жизнь останется в их памяти отпечатком кошмара и безумия того, на что способен человек.

В шкафу лежало нечто похожее на тело человека, завернутое в саван из белых простыней и перемотанное чёрным скотчем. Ноги, согнутые в коленях, прислонялись к внутренней стенке шкафа, под поясницей ворохом скомканной ткани лежало что-то, что когда-то было одеждой. Голова запрокинулась назад и затылком упиралась в боковую стенку.

Внутренность шкафа и само тело были обильно обсыпаны белым веществом с едким запахом, очень напоминающим известь хлорки. Но больше всего пугало не это. Пугали букеты цветов, которые полностью покрывали белое полотно простыней.

– Здесь шесть небольших букетов цветов.

– Шесть букетов. По одному на каждую неделю месяца? – Ева отошла в сторону, давая возможность Зобову ближе посмотреть на находку.

– Если известь есть и в самом саване, то у нас там мумия. Думаешь, это…

– Думаю, это Надежда. Его мать, – Тайнова отошла и встала ровно в центре небольшой комнаты на красно-коричневый, разрисованный психоделическими рисунками ковёр. – Ребята! Нам нужны улики, нам нужны зацепки. Обыскивайте всё: каждый угол, каждый сантиметр квартиры! Самое главное – любые документы: свидетельства о рождении, смерти, паспорта, документы на недвижимость. Одним словом, всё! И, пожалуйста, кто-нибудь, выключите уже эти чёртовы освежители!

– Что сейчас делать с этим? – в ступоре, словно под гипнозом, сказал один из носителей белого комбинезона.

– Вы меня спрашиваете? Что и всегда! Пофотографируйте и увозите в морг, саван пусть там вскрывают.

– А родственники?

– Какие? Которые запихнули её в этот шкаф? Сейчас меня не особо интересует их мнение! Давайте, ребята! Хватит нести чушь! Приходим в себя и работаем! Все вы и не такое видели! – Тайнова похлопала в ладоши и жестом подозвала к себе Зобова. – Выведи отсюда участкового, он весь белый стоит, сейчас в обморок свалится. Проинструктируй его. Пусть стоит на улице, где-нибудь в стороне, и следит за всеми подозрительными личностями. Если увидит хромого мужчину, заходящего в подъезд, пусть сразу звонит тебе.

– Понял. Что с соседями?

Ева посмотрела на часы у себя на руке.

– Время пол-одиннадцатого ночи, сейчас не стоит разводить панику, если эта старуха ещё не подняла всех на уши, то нам повезло. Не хочу, чтобы особо радеющий сосед позвонил ему и спугнул. Пока работаем с квартирой.

– А если старуха всё же успела поднять панику, тогда что?

– Тогда пойдём их всех убьём! Они слишком много знают! Вы что? Все здесь с ума посходили? Ничего! Тогда это полная задница, вот что.

– Понял.

Шесть часов. Именно такую цену нужно заплатить, чтобы проверить каждую книгу в каждом из семи книжных стеллажей, проверить каждый комод и стол. Шесть часов бесконечно бессонной ночи. Шесть часов фотовспышек, шесть часов дактилоскопической пудры под несмолкаемое удивлённое бормотание криминалистов, которые, словно молитву, раз за разом повторяют одну и ту же фразу: «Такого не может быть». Не может быть, чтобы в жилой квартире не было ни одного отпечатка пальца, не может быть, чтобы не было ни одного волоска, не может быть, чтобы не было ни одного отстриженного ногтя, но так было. В этом склепе не было ничего, кроме неиссякаемых стопок книг, вездесущих крестов, бесконечных Евангелий и молитвенников, заполонивших всё пространство и со злорадным молчанием уставившихся на пришельцев.

– Вот она, – Ева взяла в руки последнюю в стоящей у дивана стопке книгу, – «Божественная комедия». А вот и связь.

– Что? – голос Зобова донёсся из спальни. – Кажется, я кое-что нашёл.

Ева встала с колен и потянулась, разминая до боли уставшую поясницу. Ей не хотелось двигаться, хотелось лечь на этот старый ковёр и, не обращая ни на кого внимания, на снующих туда-сюда людей, уснуть, ну, или хотя бы попытаться уснуть, заглушая бесчеловечную боль тела. Но сдаваться нельзя. Ева встала и пошла, отбрасывая мысли о боли и усталости, на голос напарника.

– Смотри, – Ева протянула Зобову раскрытую книгу. – Видишь? Там, где идёт описание второго круга, подпись от руки.

Денис протёр глаза пальцами, проморгался и взял книгу.

– «Дарить любовь не грех. Нимфиана». И адрес. Я так понимаю, это адрес «любовных встреч» поклонников Нимфианы.

– Скорее всего, – Ева села рядом с Денисом на край кровати. – Он пошёл проверить, что за любовь там дарят, ему не понравилось, и он немного очистил всех. Мы на верном пути.

– У меня ещё более странная находка. Вот.

– Книга? Да-а-а. Очень странно для этой квартиры.

– Нет. Я тоже сначала так подумал, но это не обычная книга, – Зобов раскрыл нечто похожее на книгу и пролистал несколько страниц. – Это больше похоже на дневник, но повествование ведётся не от первого лица, как обычно, а от третьего, и сам дневник имеет название «Отголоски прошлого». Я прочитал пару строк, и везде написано что-то вроде «она сидела на лавочке около университета и ела пончики» или «Надя больше не хотела вспоминать». Почерк похож на женский.

– Мемуары?

– Возможно.

– Что-то ещё нашёл? Документы?

– Нет, – Зобов продолжил листать страницы дневника, а Ева молча сидела рядом, пытаясь собрать остатки своих сил в кулак. – Кстати, – не отрываясь от дневника, продолжил Денис, – звонил Голова.

– Когда?

– Несколько часов назад, я не хотел тебя отвлекать, он всё выяснил.

– Хорошие новости?

– Боюсь, что нет. Мария действительно должна была сесть на поезд, но так и не села. В списках не числится.

– Знаешь, что это означает?

– Что с этой минуты мы боремся ещё и за её жизнь.

– И у нас нет времени. Хорошо. Что мы знаем о нём? Смерть матери является тем самым триггером, послужившим толчком для начала. Полтора месяца назад соседка стала замечать запахи освежителя и хлорки, почти месяц назад он впервые убил. Доктор, похожий на некоего Слендера, говорил мне, что мать для убийцы является сдерживающим фактором. Затем. Он убрал здесь всё, кроме вещей матери и книг. Книги, – Ева оглянулась. – Мать являлась для него святилищем, и её вещи он не тронул. Значит, и книги для него очень важны, если он не смог их выкинуть. Будем искать ответы в них. Здесь куча книг. Какие из них говорят о его увлечениях, а какие – о профессиональной деятельности? Художественной литературы здесь совсем мало, есть книги по философии и теологии, а также религиозного содержания, но основное большинство – это психиатрия и психология, а также патологическая анатомия, токсикология, анестезиология и биохимия. О чем это говорит?