Лиз Мур - Алая река

Трогаю его лоб. Температуры нет.

– Сколько раз тебя стошнило?

Он вскидывает ручонку. Все пять пальчиков растопырены. Гордится, что ли?

Подумав, растопыривает пальцы и на другой руке. Десять раз, получается?

С порога миссис Мейхон чуть качает головой.

– Ему гораздо лучше, Мики. Верно ведь, Томас? Тебе лучше?

– Не лучше, – бурчит мой сын. Во взгляде, обращенном ко мне, – испуг. – Меня и сейчас тошнит, мама.

Миссис Мейхон открывает рот – и снова закрывает, без пояснений. Затем удаляется.

Следую за ней в свою спальню.

– Не хочу вмешиваться, да придется, – шепчет миссис Мейхон. – Томас очень беспокоится о вас, Мики.

– В смысле?

Она колеблется.

– По-моему, всё с ним в порядке. Ну да, его действительно малость стошнило. Рано утром. Но с тех пор он усиленно притворяется. Бегает в ванную, включает кран, производит рыгающие звуки, спускает воду в унитазе. Выходит и сообщает, что его стошнило. Верный признак, что ребенку недостает внимания.

– Я же с ним всю неделю была. Всю неделю, до вчерашнего дня!

– Дети обладают мощной интуицией, Мики. Томас отлично понимает: есть проблемы. Возможно, уверен, что вам грозит опасность.

– Ха.

– Только не подумайте: он не лгун. Он у вас очень славный. Вежливый.

– Спасибо.

Миссис Мейхон улыбается.

– Ладно, пойду. Оставлю мать наедине с сыном.

– Спасибо, – повторяю я.

По совету миссис Мейхон весь день провожу с сыном, причем на диване. Благодарный Томас буквально вцепился в меня. Жду – и не дожидаюсь – звонка от Кейси.

Наконец он засыпает в моих объятиях. Не выпускаю его, наоборот – прижимаю еще крепче. Как бинт к ране. Лишь во сне маленькое тельце расслабилось, обмякло. Теперь уже я в него вцепляюсь. Надо бы встать, навести справки о Лафферти, сделать несколько звонков, прибрать в доме… Но, зачарованная совершенством детского личика, потрясенная сходством его с лицом Кейси, я смотрю, смотрю неотрывно – и не двигаюсь с места.

Внезапно Томас пробуждается.

– Не уходи, мама!

– Не уйду. Честное слово.

В девять часов отчетливо слышится шорох автомобильных шин. Едва ли это миссис Мейхон вздумала поехать из дому на ночь глядя. И, уж конечно, сама я гостей не жду.

Вскакиваю, выключаю свет. Остается только фонарь снаружи, над лестницей. Лучше видеть, кого это принесло. И надо закрыться дополнительно – на цепочку.

Томас – на диване, даже пледом не укрытый. Хватаю его в охапку, тащу в детскую, укладываю, подтыкаю одеяло. Бесшумно закрываю дверь.

Незачем чужим глядеть на моего сына.

Оцепеневшая, прислушиваюсь к внешним шумам. Вот снаружи заскрипели деревянные ступени. Шаг тяжелый. Некто добрался до двери, остановился.

Почему-то не стучится.

Жаль, что оружие не при мне. Надо прокрасться к шкафу, достать «Глок». Вместо этого на четвереньках ползу к двери, приподнимаю занавеску.

На пороге стоит Кейси.

Отмыкаю и распахиваю дверь. Ледяной воздух отвешивает мне оплеуху. Шепотом спрашиваю:

– Что ты здесь делаешь?

– Приехала кое-что тебе показать. Это до утра не терпит.

Вся как деревянная, делаю шаг в сторону, пропускаю сестру, щелкаю выключателем. Она осматривается. Хвалит:

– Уютно у тебя.

– Что есть, то есть.

Некоторое время молчим.

– Как ты меня нашла?

– Папа дал адрес.

– Ты ему рассказала? Про всё?

Кейси кивает с серьезным видом.

– Вот именно, что про всё. Когда завязываешь, надо быть честной. Только начни привирать или утаивать, и… – Она складывает ладонь самолетиком, изображает крутое пике. – Можно, Мик, я папе позвоню? Я обещала позвонить, когда доберусь.

Завершив звонок, Кейси спрашивает:

– Лэптоп у тебя есть?

Сидим в моей спальне, на кровати, бок о бок. Кейси держит лэптоп.

А хорошо она в Сети ориентируется, я так не умею. Открывает «Фейсбук», задает в поиске имя «Эдди Лафферти».

Смотрим на экран. Вылезло целых семь Эдвардов Лафферти; один из них, похоже, наш. Вот он – в темных очках, с бритой непокрытой головой. Склабится. Держит на поводке собаку – питбуля-полукровку. Припоминаю: Эдди действительно упоминал о питбуле.

Прежде чем я успеваю сказать: «Вот он», Кейси тычет в экран пальцем:

– Вон он.

Сказано с утвердительной интонацией.

Киваю. Это действительно Лафферти.

– Приятель Коннора, – сообщает Кейси. – Я его лично знаю.

Коннор. Не сразу догадываюсь, что за Коннор такой.

– Док, в смысле? – спрашиваю, не подумавши.

– А ты откуда прозвище знаешь?

– Имела несчастье столкнуться с этим твоим Доком, когда тебя искала.

Кейси серьезнеет.

– Понимаю. Он непростой человек.

– Непростой?.. Что ж, можно и так выразиться.

Кейси вздрагивает, замирает на кровати, прижимает ладони к животу. Едва слышно ахает.

– Что такое?

– Она толкается!

– Девочка, значит, – цежу я.

Кейси передергивает плечами. По ее лицу видно: она с удовольствием взяла бы обратно свое исполненное нежности «ах!». Плотнее обхватывает живот, будто защищает его.

– Ладно, Мик. Начну-ка я, пожалуй, с самого начала.

– Мы стали встречаться прошлым летом, – рассказывает Кейси. – Многие его Доком называли. Я – никогда. Только Коннором. Короче, в прошлом году у нас закрутилось. Он такой милый был… Я без парня сто лет. Знаешь, Коннор из хорошей семьи. Правда, я его родителей не видела, но он про них рассказывал. Говорил, скучает по ним. Говорил: давай вместе соскочим, мол, вместе легче. Я тоже этого хотела. Только, понятно, ничего у нас не вышло. То держимся, держимся – и вдруг один срывается, или он, или я, и другого за собой тянет… Всё дело в том, что одной очень плохо. Тут неважно, колешься ты или квасишь, – тебе кто-то нужен. Кто-то из своих. Такой же, как ты. Ну, а где такой же – там и срывы.

Короче, в сентябре я заметила, что месячных уже давно нет. Когда прекратились, не помню. Я не робот и календари всякие дурацкие не веду. Пока с Коннором жить не начала, всегда резинками пользовалась. А с ним мы забывали про резинки. Обычное дело – с одним и тем же партнером. В общем, я напряглась, пошла в бесплатную больницу, мне дали тест-полоску. Потом сразу на УЗИ повели. Я смотрю на экран: во мне, внутри – кто-то живой. Второй раз со мной такое. Врач говорит: «Видите? Это ваш малыш»…

Кейси ударяется в слезы. Вытирает нос прямо рукавом. Обеими руками закладывает за уши растрепанные волосы – эта привычка у нее с детства. Чувствую порыв обнять сестру. Не поддаюсь.

– Оказалось, беременность – целых одиннадцать недель. А был сентябрь. Врач спрашивает: «Вы в этот период употребляли алкоголь или, может, еще что?» Я врать не стала. «Да, – говорю, – я на героине. И на колесах. Была и есть. Ну и пью, конечно». Тогда медсестра – славная такая – говорит: «Мы вас на метадоновую программу запишем, потому что сразу бросать вам нельзя – это для малыша опасно». Ну да ты знаешь. Я и сама про метадон слышала. У нас девчонки некоторые залетали и тоже потом на метадоне были. Так что я не удивилась. Только мне тошно было. Я хочу снова зачать по-чистому, а не так, на дури. Если только это реально. Если только у меня еще может быть ребенок. Мы с Коннором, кстати, о ребенке говорили. Мечтали: вот соскочим – и родим. Только, Мик, – этого я не отдам, так и знай! – Кейси смотрит в упор. – Иначе мне конец.