Владимир Турунтаев - Проба на киллера

— Поздно. На улице давно уже было темно.

— Он один пришел?

— Нет, с дядей Аликом. Они сидели на кухне, пили вино и разговаривали. Очень громко. Потом пришла мама и заругалась на дядю Алика. Дядя Алик ушел, а папа начал ругаться с мамой. Что она выгнала дядю Алика. Потом папа стал бить маму.

— Он сильно бил ее?

— Сильно. Мама кричала и плакала.

— А вы с сестрой что делали? Стояли и смотрели, как папа бьет маму?

— Нет, мы хотели заступиться за маму.

— Почему же не заступились?

— Потому что папа нас тоже стал бить. Мы стали громко кричать, и тогда он убежал совсем из дому.

— Но позднее он вернулся домой?

— Нет, не вернулся. Я его больше никогда не видел.

Вопрос педагога: — Сережа, мама тебя учила, как надо отвечать на допросе?

— Учила, но я не все запомнил.

— Но что-то все-таки запомнил?

— Немного.

— А именно?

— Ну, что папа бил маму.

— На самом деле этого не было?

— Не-ет! Он только плакал. И все.

— И вас с Аней тоже не избивал?

— Папа никогда нас не бил. Он был хороший. Я еще вспомнил: мама не велела говорить, что дядя Гера был у нас дома. Что он еще при папе приходил к нам.

— Он часто бывал у вас при папе?

— Часто. Папа с ним ругался.

— Когда это было, Сережа?

— Не в тот день, когда папа плакал, а раньше.

— Папа плакал десятого, так? Значит, дядя Гера приходил девятого?

— Да. Уже темно было.

— Дядя Гера пришел, а папа где был в это время?

— Он спал.

— И что было дальше?

— Папа потом проснулся. Он ругался на кухни с дядей Герой. Но я не видел, что они там делали.

— Ты в это время спал?

— Нет, я проснулся, когда мама пришла к нам в комнату. Она села на кровать и заплакала. А папа и дядя Гера кричали на кухне. Потом они перестали кричать, и мама побежала на кухню. Я тоже побежал. И Анька побежала.

— Что вы там увидели?

— Папа лежал на полу, а мама помогала ему подняться. Она отвела его в комнату и уложила спать.

— А дядя Гера что делал?

— Он ушел.

— Папа говорил что-нибудь?

— Нет, он хрипел. И ругался.

И снова Брянцев вызвал Митрофанова на допросы и подводил разговор к той ночи, когда был убит Полунин.

— Вы хорошо помните, что не выходили из дому?

— Спал, как пропастина! Хоть чем поклянусь! — Митрофанов прижимал руки к груди, а глаза бегали пугливо и тревожно.

— Язык врет, а глаза говорят правду! — наседал на него следователь. — Они говорят, что вы просыпались в ту ночь.

— Дрых, как пропастина! — Как заклинание повторял и повторял Митрофанов, вытирая потное красное лицо ладонью.

— Убийца скоро будет изобличен и даст показания, — говорил ему Брянцев. — И начнет с того, что выдаст сообщника. По крайней мере, постарается свалить на него большую часть вины, а сам прикинется овечкой. Нам известно, что он один из близких Полунину людей, которых, наверное, можно пересчитать по пальцам: Щеглов, Надежда Васильевна, вы с Ольгой… Лично вас ведь многое связывало с Алексеем, не так ли? Вы даже говорили, что он был вам как брат…

Митрофанов завороженно слушал, округлив рот и молитвенно прижимая руки к груди.

— Поймите: если вы невиновны в смерти Алексея, то вам лучше сказать всю правду до того, как убийца начнет давать показания, — бесстрастным размеренным тоном продолжал внушать ему следователь. — А там ведь уж будет поздно! Будет поздно… Допустим, вы знаете, кто убийца, и вовремя не сообщили об этом — ваше молчание будет истолковано на суде, как недонесение о преступлении. Статья стодевяностая Уголовного кодекса…

— Сколько? — встрепенулся Митрофанов.

— До трех лет лишения свободы!

Митрофанов сокрушенно помотал головой.

— У вас еще есть время подумать над тем, что я сказал. Посоветуйтесь с Ольгой. Прикиньте все «за» и «против». Я думаю, что чистосердечное признание в любом случае будет вам на руку. В любом случае! — многозначительно протянул Брянцев. — Даже если ваши руки выпачканы в крови вашего друга…

— Никогда! — в отчаянии выкрикнул Митрофанов и закрыл лицо ладонями.

Больше ничего не смог Брянцев от него добиться.

Зато Квасова «вспомнила», как второго (или третьего) августа Полунина угощала Щеглова и Ястребкова коньяком. И как, вроде бы шутя, предложила Щеглову составить ей компанию в Сочи. Он в ответ спросил: «А сколько денег с собой возьмешь?». Ответила: «Сколько надо, столько и возьмем. Тонны две хватит?». И Щеглов сказал: «Тогда поехали!».

— Думаете, они и до этого были знакомы?

— Конечно! Всю дорогу в гляделки играли, а один раз даже — я сама видела, ей-богу! — Герман ущипнул ее за мягкое место, и она ничего, будто так и надо. Ну потом Надя поднялась и сказала: «Допивайте без меня». И пошла. А Герман догнал ее, и они еще постояли у калитки, о чем-то поговорили. Он ее за руку держал все это время. Я спросила у Алика: «Неужели они это всерьез — насчет юга?». И Алик сказал: «Теперь уж он от нее не отстанет!»

Брянцев с трудом узнал ее в женщине, которая прошла через кабинет к его столу. Вместо распущенных по плечам пышных волос с кокетливой челкой на лбу — наспех завязанный на затылке узел. Глаза подпухшие — должно быть, плакала незадолго до того, как отправиться на допрос. И никакой косметики. Южный загар с тусклым сероватым оттенком только подчеркивал неотвратимые признаки увядания, которые с помощью умело наложенной косметики еще можно было скрыть от посторонних глаз, но никак не от глаз мужчины, который живет с тобою и видит тебя такой, какая ты есть в натуральном виде.

Как ни крути, думал Брянцев, глядя на Полунину с невольной жалостью, а в бескорыстную любовь цветущего тридцатилетнего мужчины к этой стареющей сорокадвухлетней женщине поверить ой как трудно! Бывает, конечно…

— За что мне такое наказанье? — спросила Полунина тихим надрывным голосом. — Который раз вызываете как преступницу, посадили бы уж тогда за решетку…

— Да ведь вы догадываетесь, Надежда Васильевна, для чего я вас нынче опять вызвал! — живо проговорил Брянцев, глядя Полуниной в глаза. — Ведь догадываетесь? Если честно?

— Я что хочу сказать? Ума не приложу, для чего вам это понадобилось, — ответила Полунина, не отводя от следователя глаз, в которых блестели злые слезы.

Брянцев вздохнул.

— На последнем допросе вы показали, что впервые увидели Щеглова только второго августа, когда он принес на себе пьяного Алексея. Однако свидетели показывают другое…

Полунина возмущенно тряхнула головой:

— Я что хочу сказать? Все это чьи-то выдумки!

— …Например, работающая вместе с вами в «Эльдорадо» Петренко показала, что вы познакомились с Германом Щегловым еще в июне…

Глаза у Полуниной удивленно расширились.

— Даже не знаю, для чего это Алле понадобилось!