Юкито Аяцудзи - Убийства в десятиугольном доме

– Такааки! – выйдя из кафе, окликнул он приятеля.

Тот помахал в ответ.

– Так это ты… Я смотрю, мотоцикл вроде знакомый… Из нашего дома никто на внедорожных не ездит. – Такааки посмотрел на покрытый грязью мотоцикл – «Ямаха ХТ250», стоявший возле подъезда. – Ты специально ко мне приехал?

– Нет, просто проезжал мимо, – ответил Морису, хлопнул рукой по висевшему на плече рюкзаку и повел подбородком в сторону мотоцикла, у которого сзади, на багажнике, был привязан мольберт. – Сегодня снова был на Кунисаки. Вот сейчас еду домой.

– Как картина?

– Думаю, завтра на натуре последний день. Приезжай посмотреть, когда закончу.

– А-а, Морису-кун…

Симада выбрался с водительского места «Мазды», с беззаботной улыбкой глядя на него. Голос Морису непроизвольно приобрел официальный тон.

– Добрый вечер. Куда вы сегодня ездили?

– Да вот Ко… нет, прокатились в Бэппу. Знаешь, мы с твоим приятелем сошлись характерами. Прямо душа в душу. Как раз собирались у него выпить слегка.

Вслед за Такааки Морису и Симада вошли в его комнату. Хозяин быстро свернул не убранные с утра футоны, разложил складной столик и занялся напитками.

– Кёити, ты как?

– Нет, спасибо. Я же на мотоцикле.

Симада сразу направился к книжным полкам и стал рассматривать корешки плотно расставленных книг. Наблюдая за тем, как Такааки раскладывал по стаканам лед, Морису спросил:

– Ну, как ваши дела?

– Хм-м, – уныло протянул Такааки. – Вчера мы ездили в S. Посмотрели с берега на Цунодзиму, послушали рассказы про странных призраков…

– Про призраков?

– Ну да. Старые истории о призраке Сэйдзи на острове – то ли он есть, то ли его нет.

– О!.. А сегодня? Вы ж не просто так катались, наверное?

Такааки конфузливо скривил губы:

– Ну, вообще…

– Вы ездили к господину Кодзиро?

– Да. Извини, что не послушали твоего совета.

Такааки, смешивавший виски с водой [24] Японцы предпочитают пить виски, наполовину разбавленный водой, – мидзувари. , остановился и опустил голову.

Морису вздохнул и подался вперед, заглядывая в лицо приятеля.

– И каков результат?

– Теперь мы в целом знаем, что произошло на острове в прошлом году. Господин Кодзиро нам рассказал. Симада-сан, ваш виски готов.

– Хочешь сказать, что вы знаете правду об этом деле? – спросил пораженный Морису.

Такааки кивнул и сделал глоток из своего стакана.

– И какая же она, эта правда?

– Это было задуманное Сэйдзи самоубийство.

И Такааки начал свой рассказ.

– Я посадил ее в тот год, когда родилась Тиори.

Голос Кодзиро едва заметно дрогнул.

– Глицинию? Почему?

Симада вопросительно наклонил голову набок, но тут же пробормотал, как бы про себя: «А-а, понятно», – и повернулся к Такааки, сидевшему с непонимающим видом.

– Это «Гэндзи моногатари» [25] «Повесть о Гэндзи» – или «Повесть о блистательном принце Гэндзи» – выдающееся произведение японской классической литературы, созданное в период расцвета японской культуры – в эпоху Хэйан (794–1185 гг.). , Конан-кун.

– Гэндзи?

– Угу. Я прав, Ко-сан? – обратился Симада к стоявшему на веранде Кодзиро. – Хикару Гэндзи, который был долго влюблен в жену своего отца, Фудзицубо, в конце концов соединился с ней. Хотя они были вместе всего одну ночь, Фудзицубо забеременела, и парочка продолжала предавать и обманывать мужа и отца.

Для тебя, Кодзиро, жена брата, Кадзуэ, была твоей Фудзицубо. Родилась Тиори, дитя греха. Ее рождение сблизило вас еще больше – и в то же время разделило навсегда. Сердце, тоскующее по любимой, подтолкнуло тебя к тому, чтобы посадить здесь глицинию [26] Глициния по-японски – «фудзи». . Фудзицубо всю жизнь не могла забыть о грехе, совершенном вместе с Гэндзи, и не смогла себя простить. Твоя возлюбленная, как Фудзицубо, тоже… Я верно излагаю?

– Ты всегда говорил, что тебе нравится «Гэндзи моногатари», поэтому…

Симада встал с дивана и подошел к Кодзиро, стоявшему к нему спиной:

– Сэйдзи узнал о вашем романе?

– Нет. Я думаю, у брата были лишь подозрения. Одна половина его что-то подозревала, а другая – отчаянно старалась отмести эти подозрения, – ответил Кодзиро, по-прежнему глядя в сад. – Брат был невероятно талантлив, хотя по-человечески ему чего-то не хватало. Он очень любил мою невестку, но это была, как бы сказать… искривленная любовь, переросшая в безумное желание одному обладать ею. Мне так кажется.

Скорее всего он все это знал. Знал, что для Кадзуэ он плохой муж. Поэтому был постоянно объят тревогой, всегда подозревал ее. Мне кажется, Тиори вызывала у брата что-то вроде страха. Но другая его половина старалась верить, хотела верить, что Тиори все-таки его дочь. Эта половина его личности все еще верила в связь с женой, что и поддерживало его разум в состоянии баланса целых двадцать лет.

Но вот умирает Тиори. Неожиданная смерть дочери, в которую, несмотря на все свои страхи, брат всегда старался верить, разрывает единственную нить, связывавшую брата с женой, и с головой погружает его в пучину сомнений. Жена его не любит, ее сердце не с ним, а с его родным братом. Он страшно мучается, страдает и, наконец, ломается… И убивает ее собственными руками.

Кодзиро стоял, не оборачиваясь и не сводя глаз с решеток павильона, которые начали покрываться молодыми листочками.

– На Цунодзиме произошло самоубийство, которое спланировал мой брат.

– Самоубийство?

– Ну да. Ты прав, Симада. В тот день, девятнадцатого сентября, после обеда я действительно получил посылку от брата. В ней была окровавленная кисть левой руки, запечатанная в пластиковый пакет. Я узнал кольцо на безымянном пальце и сразу понял, что случилось.

Я позвонил на Голубую виллу. Брат тут же взял трубку, будто ждал звонка. И сказал – в его голосе не было ни слез, ни смеха: «Кадзуэ моя навсегда. Оба Китамура и Ёсикава решили умереть за меня. Это их подарок нам с Кадзуэ на прощание…»

Он совершенно свихнулся. Это все, что я понял. Меня он совсем не слушал, без умолку молол несуразицу – что они наконец переходят в новую стадию, что великий мрак их благословляет, что я должен беречь подарок, который он мне послал. А потом повесил трубку.

Брат не может быть жив. Это точно. Даже если остается какая-то физическая вероятность, с точки зрения психологии такое просто невозможно. Он умер не потому, что убил мою невестку. Он не мог так жить дальше, поэтому и забрал ее с собой.

– Но ведь, Ко-сан…

– Послушайте, вы оба. Сэйдзи Накамура мертв. Покончил с собой. Пара дней, прошедших после убийства жены до его самоубийства, понадобилась ему вовсе не для того, чтобы отомстить мне, послав отрезанную руку Кадзуэ, и заставить меня страдать. На самом деле он оставил себе это время, чтобы подержать в объятиях тело жены, которая при жизни была за пределами его досягаемости.