Арне Даль - Глушь

Блум вырвала у него из рук бумагу, прочитала и кивнула:

– Номер совпадает.

Бергер подошел к стене, где всё множились и множились материалы расследования, и воззрился на единственную известную фотографию Йессики Юнссон, найденную Ди среди снимков с рождественской ярмарки в Порьюсе.

– Представляешь, она была там все время, – сказал Бергер. – Она, может быть, тайно разгуливала по Орсе, абсолютно анонимно, и в таком случае я, должно быть, ее видел. Но я ее не помню. Лена Нильссон.

Блум сидела за компьютером и стучала клавишами.

– У Йессики Юнссон, может, и не было водительских прав, но у Лены Нильссон были. Вероятно, они стали недействительны, когда умер Эдди Карлссон и Йессика вернула себе свое настоящее имя, но формально они не были аннулированы.

– Новая идея. Может, они и Эдди Карлссона убили?

– Нам надо будет разузнать обстоятельства его смерти, – ответила Блум.

– Водительские права, – задумчиво протянул Бергер. – Это, конечно, она вела машину из Сорселе, когда они убили Андерса Хедблума?

– А кто допрашивал ее восемь лет назад в Орсе? – спросила Блум.

– Робертссон. Эти его дерьмовейшие допросы… Наверное, они есть на кассетах.

– Мы должны изучить их до мельчайших подробностей.

– Да, – сказал Бергер и отошел от стены. – Нам нужны подробности, много подробностей. Но прежде всего нам нужна общая картина. Может, стоит разобрать все с начала? Что у нас есть? Кто такая Йессика Юнссон? Кто такой Рейне Даниэльссон? С какого рода противниками мы имеем дело?

– Да, кто эта пара? А они вообще пара ? Они любовники?

– Быть того не может, – воскликнул Бергер. – Вспомни подвал в Порьюсе. Ты установила мобильный с включенной камерой, они понятия об этом не имели и не играли на камеру. Рейне выскочил из котельной и оглушил нас. Потом подтащил Йессику к перилам и привязал за руки. Она так и сидела связанная, пока он перетаскивал нас к батарее. Потом он освободил ее и потащил вверх по лестнице так грубо, что твой мобильник упал. Это не выглядит как творческое сотрудничество.

– Зато это, возможно, похоже на ритуал. Своего рода извращенная прелюдия.

– А потом убийство и секс? Однако ж без спермы…

– Они очень тщательно убирают за собой. Но немного странно, что спермы ни разу не оказалось в крови…

– Полное безумие! – закричал Бергер, тряся головой. – Конечно, чего мы только не видели в жизни, и как опытные сыскари мы знаем, что, как ни напрягай фантазию и как ни старайся представить себе ход событий, нам не удастся даже близко подойти к тому, что может предложить реальность. И все же…

– Нам придется забыть о привычных границах нормальности, – сказала Блум, подходя к стене с материалами. – И о привычных предрассудках. Женщины не совершают убийств, связанных с сексом, и точка. Но представь, что при некоторых обстоятельствах они их все же совершают. При обстоятельствах, которые далеко выходят за рамки обычного. Нам надо глубоко заглянуть в душу, которая не похожа ни на что из того, с чем нам доводилось сталкиваться раньше.

– Вглубь и еще дальше, – кивнул Бергер.

– Мы сидели напротив нее, Сэм. Ни ты, ни я не имели ни малейшего представления о том, что происходит у нее в голове. Она не произвела на нас никакого особого впечатления. И на вас восемь лет назад наверняка тоже. Но если вспомнить, как много для нее сбылось за обеденным столом в Порьюсе и какие давние и сложные планы должны были вот-вот осуществиться, надо признать, что она вела себя удивительно хладнокровно. Сверхчеловечески хладнокровно.

– Да, холодна, как Заполярье. Ну что, попробуем разобраться во всем этом дерьме с самого начала? Где это началось? Когда Йессика Юнссон настолько тронулась рассудком? В ее прошлом нет никаких указаний на это.

– Все же есть, – сказала Блум и показала на стену. – Одно из указаний – Эдди Карлссон. Йессика была девушкой, выбиравшей склонных к насилию мужчин; само по себе это не уникально, и даже слишком обычно. Возможно, это признак того, что ей уже в молодости нравилась опасность, и поэтому она отказывается от надежности и нормальности. Она забеременела от совершенно кошмарного типа, который неоднократно ее избивал и в конце концов покалечил так, что она потеряла ребенка, своего нерожденного сына, а вместе с ним матку и идентичность. Вполне возможно, что в этот момент в ней зародилась сильная ненависть.

– Но в таком случае она должна быть направлена на Эдди Карлссона. Возможно, на мужчин в целом. Но она убивает женщин.

– Женщин с сыновьями. Тех, кем она никогда не сможет стать. Она не воспроизводит, часом, с помощью Рейне избиения, которым ее подвергал Эдди Карлссон?

– Но она-то не умерла. Женщины, на которых она натравливает Рейне, погибают, а сыновья, между тем, не обязательно. В таком случае речь должна идти о какой-то имитации самоубийства. Типа, она тоже должна была бы умереть.

– Тогда это было бы связано с депрессией, с отрицанием жизни, а мы с тобой видим нечто иное, – возразила Блум. – В этом есть сексуальная составляющая, элемент мании. Не отрицание, а какое-то кошмарное принятие жизни, выражающееся в экстазе, в ритуале. И в него входит нападение Рейне на нее. Он тащит ее за собой, как тогда по лестнице в Порьюсе.

– А потом они убивают женщин? Ну, не знаю…

– Ты зашорен, Сэм, и всегда был. Ты идеализируешь женщин. Мы тоже способны совершать чудовищные преступления. И чем свободнее мы становимся, тем мы опаснее.

Бергер медленно покивал. Наверное, так и есть. И вдруг зазвонил телефон. Бергер включил громкую связь и ответил:

– Алло!

– Это я, – сказала Ди. – Она там действительно была.

– Кто был?

– Видеозапись нашего допроса Рейне Даниэльссона. Тридцатого октября две тысячи седьмого года во второй половине дня. Я сняла экран телевизора на мобильный, качество так себе, но сойдет. Я потом пошлю вам всю запись, а пока только самое главное. Конец допроса. Получили?

Бергер проверил почту. Там действительно обнаружился файл.

– Да, – ответил Бергер.

– Посмотрите его. Я подожду.

Блум подошла и села рядом с Бергером. Он кликнул на имя файла. Включилась видеозапись, Бергер нажал на паузу, чтобы вспомнить место и обстоятельства.

Память не слишком его подвела. За столом в продолговатой комнате отеля в Орсе сидело четыре человека. Камера, похоже, находилась у них с Ди за плечами, в кадре были видны практически только их спины. По другую сторону стола, лицом к камере, сидел двадцатипятилетний Рейне Даниэльссон. В этом кадре у него было взволнованное выражение лица. Рядом с ним, уткнувшись взглядом в стол, сидела безликая медсестра.

Бергер включил воспроизведение записи. Голос Ди, неожиданно девчачий, произнес: