Арне Даль - Глушь

– А это срабатывает, когда рисуешь четырехлистный клевер? Желание исполняется?

Рейне непонимающе уставился на нее и пробормотал:

– Не знаю… Думаю, нет…

– А что было, когда вы рисовали четырехлистный клевер, Рейне? Ваше желание должно было исполниться?

Тут Рейне Даниэльссон вздрогнул, как от удара, взгляд забегал.

– Я не…

Ди наклонилась вперед и мягким голосом продолжила задавать вопросы:

– Ваше желание исполнилось в хижине, Рейне? Это тогда вы сделали рисунок, после которого прекратили рисовать? Клевер? Вы нарисовали четырехлистный клевер, Рейне? Каково это, рисовать на человеческой коже? Посреди моря крови?

Рейне Даниэльссон встал, взволнованный и дрожащий. Медсестра тоже встала и приобняла пациента. Было видно, что Рейне не может произнести ни звука. Он был бледен, слова застряли у него в горле.

В этот момент встал и Бергер. Он поднял правую руку, вытянул указательный и средний пальцы, так что кисть стала похожа на двуствольный револьвер. Потом направил псевдопистолет на Рейне и издал звук, имитирующий выстрел. Кисть дернулась, как от отдачи.

Медсестра покачала головой и подняла глаза на Бергера.

– Это было лишнее, – сказала она.

Бергер ответил:

– Будет лучше, если вы будете говорить о вещах, в которых разбираетесь.

Ди гоготнула. На короткое мгновение взгляд медсестры потемнел, в нем стала видна неожиданная сила.

Медсестра взяла Рейне за руку и без слов повела его к двери. Бергер сел на стул и спросил Ди:

– Как ты думаешь, как прошел допрос?

На этом запись обрывалась. Бергер снова судорожно кликнул на кнопку воспроизведения, и они еще раз пересмотрели этот короткий эпизод. Когда темный взгляд медсестры упал на Бергера, он нажал на паузу. И тут он впервые разглядел ее лицо.

– О, черт, – пробормотал он и почувствовал, что бледнеет.

– Это…

– Конечно, это она. Это Лена Нильссон.

– Ты уверен?

– Черт, разумеется, я уверен. Это молодая Йессика Юнссон. Я ее тогда не видел. То есть не видел по-настоящему.

Телефонная трубка затрещала, из нее раздался голос Ди:

– Это ведь она?

Блум увеличила изображение лица медсестры.

– Есть что-то странное в этом взгляде, – сказала Молли.

– Да, – отозвалась Ди. – Ей очень не понравились твои слова, Сэм. И мой чертов гогот. Если посмотреть на это сейчас, как бы со стороны, то видно, что мы повели себя неуважительно.

– Черт, до чего же память умеет приукрашивать прошлое.

– Я совсем не помнила этого твоего жеста, с пистолетом, – сказала Ди.

– Я тоже.

– Мы допрашивали убийц. И отпустили их.

– Но они вас запомнили, – вклинилась в их диалог Блум. – Посмотрите на этот взгляд. В этот момент ты отпечатываешься у нее в памяти , Сэм. Через восемь лет Рейне зарегистрируется в лечебнице под именем Сэм Бергер, а Йессика напишет письмо и адресует его непосредственно тебе, Дезире. У них давно уже были на вас планы.

– Да какого им от нас надо-то? – заорал Бергер. – Чего Йессика хочет от меня?

– Не знаю. Может быть, ей нужна публика или сильный отец, который ограничит и остановит ее. А может быть, она просто хочет похвастаться. Не знаю. Но она точно зациклилась на тебе, Сэм.

– Я должна это все обдумать, – сказала Ди и отключилась.

– Давай еще раз, – скомандовала Блум.

Они посмотрели запись еще раз. Блум остановила ее на реплике Ди: «А что было, когда вы рисовали четырехлистный клевер, Рейне? Ваше желание должно было исполниться?»

– А теперь внимательно смотри на Рейне, – сказала Блум и включила воспроизведение.

Рейне Даниэльссон вздрогнул, очень заметно, как будто его ударили. Блум снова нажала на паузу.

– Что здесь происходит? – спросила она.

Стол скрывал нижние половины тел Йессики и Рейне. И все же Бергеру показалось, что он видит. Он ответил:

– У тебя есть привычка класть руку мне на бедро, когда я вот-вот вспылю или проговорюсь.

– Это случается чаще, чем хотелось бы. Но я понимаю, на что ты намекаешь.

– Рейне время от времени вздрагивал во время допроса. Лена Нильссон не просто клала руку ему на бедро, так что мы не видели, она его щипала. Это в нужный момент останавливало Рейне. Она выдрессировала его, но не решалась оставить без присмотра. Она сидела там, серая и неприметная, и играла роль укротительницы .

– Не бросаясь в глаза, направляла разговор? Она к тому времени уже давно работала с психически больными людьми, и, видимо, нашла правильные приемы для управления некоторыми из них. Но нам надо вернуться в более отдаленное прошлое. Что мы знаем о ее детстве в Рогсведе?

– Ничего, – ответил Бергер. – На самом деле ничего.

– Она была единственным ребенком в семье. Гимназия в Худдинге. Непонятная поездка на год в США сразу после этого. Возвращение, обучение на медсестру в Красном Кресте, временные работы ночной сиделкой в психлечебницах и домах престарелых. Экзамены, работа в бассейне в больнице святого Георгия, в основном с психически больными. Именно в то время она познакомилась с Эдди Карлссоном.

– Это случилось на работе? – спросил Бергер. – Эдди был пациентом?

Блум покачала головой.

– Может быть, соцработник Лаура Энокссон что-то об этом знает, нам надо будет связаться с ней попозже. Как бы то ни было, весной пятого года Йессика Юнссон стала Леной Нильссон. Через два года случилась Орса. Позволь мне немного пошарить в Интернете.

Бергер не возражал.

– Надо основательнее изучить два пустых года, – сказала Блум, ожесточенно стуча по клавиатуре ноутбука. – Да, ее переселяют в Фалун сразу после выдачи новых документов, и там она начинает работать в приюте, где уже находятся и Карл Хедблум, и Рейне Даниэльссон. Она обводит неустойчивого Рейне вокруг мизинца. Она знает историю Карла, про маму и полено, и заимствует метод. Вскоре после Орсы, в октябре седьмого года, она увольняется. А Рейне покидает приют месяц-другой спустя. Можно предположить, что Рейне поселяется дома у Лены Нильссон.

– Она тогда все еще живет в Фалуне? Безработная? Новая работа?

– Хм, а вот это уже интересно, – сказала Блум, не отрываясь от монитора. – Она устраивается на новую работу, в психиатрическое отделение Сконской университетской больницы в Мальмё. Она работает там, когда ее коллега Метте Хеккеруп погибает в аварии на шоссе E6. Приблизительно через полгода Лена снова меняет место работы, на сей раз это Сальгренская университетская больница…

– В Гётеборге, – закончил за нее Бергер. – Итак, она жила в Гётеборге, когда в гостиничном номере «Готиа Тауэрс» была убита Лиза Видстранд?

– Да. Через несколько месяцев в том же две тысячи десятом году Лена Нильссон покупает дом в Порьюсе и, видимо, переезжает туда. Потом, когда она возвращается к своему прежнему имени, дом автоматически переходит во владение Йессики Юнссон. В этот момент из документов о покупке дома исчезают все упоминания Лены Нильссон.