Песах Амнуэль - Расследования Берковича 11 [сборник]

— Но зачем? — удивился Беркович. — Они даже не знакомы — Криппен с Разиэлем. Я наводил справки. Нет у них друг с другом ничего общего.

— Не знаю, — заявил Хан. — Но кадры эти сняты не шестнадцатого.

— Спасибо за информацию, — сказал инспектор.

Оперативная бригада приехала домой к Разиэлю, когда тот закрывал дверь. У его ног лежала большая дорожная сумка.

— Собираетесь отдохнуть? — поинтересовался Беркович.

— Почему нет? — агрессивно отозвался Разиэль. — После вашей гостиницы хочется побывать в настоящей.

— Успеете, — решительно сказал инспектор. — А сейчас поедете все в ту же гостиницу — нашу.

— Почему? — удивился Разиэль. — Вы же убедились — у меня алиби.

— Липовое, — кивнул Беркович. — Недели две назад вы заприметили на пляже старика с камерой и заплатили ему… Сколько вы ему заплатили? Криппен утверждает, что три тысячи шекелей.

— Мало ли что он утверждает…

— И луны на ваших кадрах нет, а должна быть, — с укоризной произнес Беркович. — Тщательнее надо, ребята, тщательнее…

— Что? — переспросил Разиэль. Естественно, он не знал этой крылатой фразы, как и имени Жванецкого не слышал ни разу в жизни.

— Неужели вы действительно не убили ни одной мухи? — поинтересовался инспектор. — Ни за что не поверю. Впрочем, в камере мух нет, только тараканы.

— Я давно обратила внимание, — сказала Наташа. — Как только мы куда-нибудь собираемся — гулять, например, или в гости, — сразу звонит телефон, и тебя вызывают на какое-нибудь происшествие.

— Я тоже обратил внимание, — сказал Беркович, надевая туфли. — Как только меня вызывают на происшествие, у тебя сразу портится настроение, и ты начинаешь сомневаться.

— В чем? — насторожилась Наташа.

— В том, что ты вышла замуж за полицейского, — объяснил Беркович.

— Нет, — задумчиво сказала Наташа, — такие сомнения меня не одолевают. Но иногда все-таки хочется запустить в тебя сковородкой.

— Это будет квалифицировано, как покушение на убийство, — заявил Беркович, — и если ты не промахнешься, то пятнадцать лет тюрьмы тебе обеспечены.

Он поцеловал жену и поспешил к ожидавшей у подъезда полицейской машине с мигалкой. Взвыв сиреной, машина помчалась в сторону Рамат-Авива, где четверть часа назад было обнаружено тело молодого художника Эяля Барнеа, успевшего завоевать известность среди любителей современной авангардистской живописи. Барнеа, судя по донесению сержанта Маркиша, сломал шею, упав с лестницы.

Так оно и оказалось. Эксперт Рон Хан, прибывший на место чуть раньше Берковича, заявил определенно:

— Он скатился по всем тринадцати ступенькам, а они здесь очень крутые, как ты видишь. Перелом шейных позвонков.

— Поскользнулся? — спросил Беркович, оглядываясь вокруг.

Трагедия произошла в двухэтажном коттедже, одна часть которого принадлежала самому Эялю, а другая — его дяде Шмуэлю, человеку немолодому, в прошлом — известному автору исторических романов. Тело Эяля было обнаружено на половине дяди: похоже, что молодой человек собирался спуститься по лестнице со второго этажа, чтобы перейти на свою половину через дверь в салоне, не удержал равновесия, покатился по ступенькам и…

— Ты полагаешь, что его могли столкнуть? — спросил Беркович эксперта. — Я же вижу, как ты смотришь на тело…

— Не исключено, — кивнул Хан. — Вопрос в том, кто был в коттедже, кроме Эяля и его дяди Шмуэля. Пальцевых отпечатков много, трудно будет в этом разобраться.

— Возможно, дядя сообщит то, что нам нужно, — сказал Беркович, и Хан с сомнением покачал головой.

Действительно, на показания Шмуэля Барнеа надежды было немного. Шесть лет назад этот человек перенес тяжелую болезнь, следствием которой стал частичный паралич — в пятьдесят шесть он оказался прикован к постели и лишь год спустя оправился настолько, что смог перемещаться в инвалидной коляске.

Эту информацию сообщил Берковичу сержант Маркиш, хорошо знавший как племянника, так и дядю.

— Комнаты Шмуэля находятся на втором этаже? — удивился Беркович. — Это же неудобно, нужно спускать тяжелую коляску, потом опять тащить ее по ступенькам наверх…

— Нет-нет, — сказал Маркиш. — Шмуэль практически никогда не спускается вниз, все время он проводит в своей спальне — читает, слушает музыку, размышляет. Денег у него более чем достаточно, и ему хватит, и потомкам. Правда…

— Что? — насторожился Беркович.

— Теперь возникнет проблема, — с беспокойством сказал Маркиш. — Единственным безусловным наследником был бедняга Эяль. Теперь, с его гибелью, появятся сразу несколько претендентов — дальние родственники, которые здесь и не были ни разу.

— Понятно, — протянул инспектор. Он поднялся на второй этаж, прошел по длинному коридору к большой спальне, где в постели на высоко поднятых подушках возлежал (иного слова и подобрать было трудно) седой мужчина лет шестидесяти пяти. Лицо Шмуэля было бледно, губы плотно сжаты.

— Может быть, вызвать врача? — осведомился Беркович. — Представляю, какой это для вас стресс.

— Не нужно, — хриплым голосом отозвался Шмуэль. — Я уже… вполне…

— Что вы слышали? — спросил инспектор. — Как это произошло?

— Эяль пришел ко мне в восемь, — заговорил Шмуэль, собравшись с мыслями. — Мы поговорили, он принес мне чаю и ушел. Через минуту я услышал грохот… Вы себе не представляете, что со мной было. Я… Впрочем, это неважно. Я кричал, звал Эяля, он не отвечал. Тогда я вызвал полицию — что еще оставалось?

— Кроме вас и племянника, в доме никого не было?

— Нет. Эяль сейчас один, его жена Маргалит гостит с детьми — их у Эяля двое — в Эйлате, у родителей. Ко мне по утрам приходит сиделка, она и сегодня была, приготовила завтрак, а потом ушла, теперь придет в полдень, чтобы накормить меня обедом. Яна ушла без пяти восемь, а в восемь пришел Эяль… Что было дальше, вы знаете, — упавшим голосом закончил Шмуэль.

— И вы весь день один? — спросил Беркович. — А если…

— Я понимаю, что вы хотите спросить, — вздохнул Шмуэль. — Я люблю быть один, особенно после смерти моей Леи. Если же мне нужно в туалет — вы ведь это хотите знать? — то звоню, и через минуту приходит Яна, она убирает в соседних коттеджах, но готова всегда, если я ее зову…

— Почему же вы не позвали Яну, когда услышали грохот, а вызвали полицию? — спросил Беркович.

— Не могу сказать точно, — подумав, ответил Шмуэль. — Я перепугался. Подумал, что в дом забрались грабители. Не знаю — стало страшно, я и не вспомнил про Яну, полиция как-то надежнее.

— Понятно, — кивнул Беркович. — Извините, что побеспокоил.

— Господи, — с тоской произнес Шмуэль. — Теперь мне и словом не с кем будет…

Беркович спустился в холл, где тело Эяля, завернутое в черный полиэтилен, уже поднимали на носилки.