Песах Амнуэль - Расследования Берковича 11 [сборник]

Закончилась эта история очень печально — и только тогда весь персонал театра пришел к однозначному выводу: нужно было сразу, как только призрак начал свои шалости, бежать в полицию и искать помощи. Возможно, тогда Узи Кадмон остался бы жив.

А теперь он был мертв, и эксперт Рон Хан, осмотрев тело, лежавшее поперек коридора на минус втором этаже, заявил инспектору Берковичу:

— Задушен. Похоже, что убийца использовал шарф или другую плотную ткань. Обмотал вокруг шеи и затянул.

— Нужна была большая сила? — спросил инспектор.

— Не обязательно. Главное, чтобы жертва не сопротивлялась. А Кадмон действительно не сопротивлялся, будто был парализован.

Вот тогда-то присутствовавший при разговоре Дани Брон, начальник театральных мастерских, заявил полицейским, что в убийстве, скорее всего, виноват призрак оперы. Идея эта быстро овладела массами, и на всех последовавших допросах Беркович выслушивал одни и те же истории, разобраться в истинности которых не было ни малейшей возможности.

Убитый, Узи Кадмон, работал в театре третий год, числился костюмером, но выполнял много других поручений, поскольку прекрасно знал и любил оперу. Никто не смог припомнить стычек Кадмона с кем бы то ни было — это был тихий человек, и если кто мог убить его, так только призрак оперы.

— Почему же никто не сообщил в полицию о том, что в театре появился призрак? — спросил Беркович второго хормейстера Азулая и получил стандартный ответ:

— А вы бы поверили?

— Нет, — сказал инспектор. — Но поскольку призраков в природе не существует, мы стали бы искать шутника, который столько времени морочил всем голову.

— Вы считаете, что он специально это делал, чтобы однажды напасть на Узи?

— По-моему, это очевидно, — сухо сказал Беркович. — Этот ваш призрак настолько все запутал, что сейчас ни от кого невозможно добиться правдивых показаний — сплошная мистика.

— Я сам встречался с призраком! — воскликнул Азулай. — Однажды это был крик петуха, раздавшийся прямо над моим ухом. Это случилось во время репетиции, хор находился на сцене, а рядом со мной не было никого, могу поклясться. И кроме меня, крика не слышал никто, вы понимаете?

— Вам могло просто показаться, — пожал плечами Беркович.

— И белая фигура в коридоре минус первого этажа?

— Там же всегда полумрак, что вы могли увидеть?

— То, что видел, — насупился Азулай.

— Ну хорошо, — сказал инспектор. — Кадмона убил призрак, потому что других подозреваемых нет. Значит, будем ловить призрака. Опишите, где он появляется чаще всего.

Показаний такого рода у Берковича было уже не меньше полусотни. Если бы кому-то пришло в голову проделать эту работу раньше, то было бы уже известно, что больше всего призрак оперы обожает звуковые эффекты: вопли над ухом, крики из-за угла, бормотание в пустом коридоре. Все это можно было объяснить и без привлечнения потусторонних сил — Беркович и сам мог крикнуть таким образом, чтобы присутствующие решили, что звук идет из стены или с потолка. Нехитрая штука. Труднее изобразить светящуюся фигуру, входящую в стену, но и для подобного трюка наверняка можно найти подходящего фокусника — Давид Копперфильд и не такие штуки проделывает.

Закончив допрос хормейстера, Беркович сложил бумаги, запер кабинет и спустился в лабораторию к эксперту Хану.

— Этот призрак, — пожаловался инспектор, — путает все карты. Ну скажи, разве бесплотный дух мог задушить человека?

— Нет, — усмехнулся Хан, — но ты ведь на самом деле и не думаешь, что Кадмона задушил дух?

— Конечно. Более того — после убийства призрак больше не появлялся. Значит, Кадмон был его изначальной целью, все остальное — для отвода глаз.

— Кто-нибудь уволился из театра за эти дни? — поинтересовался Хан.

— Четверо. Конечно, я тщательно проверил каждого и думаю, что они ни при чем. Тот, кто изображал духа, все еще в театре. Уволиться сейчас — значит привлечь к себе внимание. Легче скрыться среди тысячи работников.

— Но ведь ночью, когда произошло убийство, не все они находились в театре!

— Алиби есть более чем у половины, но и триста человек — многовато. Правда, я исключил женщин, а также солистов — первые не могли бы издавать звуки, приписываемые призраку, вторым нечего делать в подвалах. Осталось сто сорок человек. Тогда я подумал, что призрак мог специально действовать так, чтобы полиция пошла по неправильному пути. И занялся людьми, на которых подозрение могло пасть в последнюю очередь. Я имею в виду солистов. Не приглашенных, конечно, а тех, кто работает в опере хотя бы год.

— Гм… — с сомнением произнес эксперт.

— А что? — напористо сказал Беркович. — Хороший бас мог исполнить все партии призрака. Чтобы задушить человека, у певца тоже сил достаточно — это ведь крепкие люди.

— Ты хочешь сказать, что вычислил призрака? — удивился Хан.

— Мне так показалось, — вздохнул Беркович. — Бас-баритон Дик Штейн. У него контракт на два года. Сам из Нью-Йорка, почти все время проводит в театре, знает все закоулки…

— Но других улик против него у тебя нет?

— Более того: ночь, когда произошло убийство, он провел у своих знакомых, приехавших из Штатов на неделю. Это подтверждают и сами знакомые, и портье отеля «Ренессанс», и двое коридорных.

— Значит, нужно искать другую кандидатуру. Тысяча человек — есть из кого выбирать.

— Действительно, — пробормотал Беркович. О Дике Штейне он думал уже второй день — если бы не алиби в ночь убийства, лучшего подозреваемого трудно было найти. Судя по описаниям свидетелей, даже фигурой Штейн был похож на пресловутого призрака — в отличие от других певцов, он был высок и худощав. Но алиби… Да и зачем было Штейну убивать Кадмона, которого он, скорее всего, и не знал вовсе?

Оставаясь на ночь в театре, Штейн обычно спал на диванчике в своей гримерной. На следующий после разговора с экспертом день Беркович выбрал момент, когда певец вышел из театра, и потребовал у Фрая ключ от гримерной американского баса. Шеф службы безопасности вошел в комнату вместе с инспектором и внимательно следил за тем, как Беркович раскрывал шкафчики и переворачивал подушки.

— Вот поглядите, — сказал наконец инспектор. На дне одного из платяных ящиков лежала серебристая накидка с напылением из фосфоресцирующего материала. Фрай даже присвистнул от удивления.

— Никогда бы не подумал, — пробормотал он. — Такой спокойный человек… Но ведь его не было в театре, когда убили Кадмона! Видимо, кто-то хочет свалить вину на Штейна, вот и подкинул ему эту накидку.

— Возможно, — не стал спорить Беркович. Когда из проходной сообщили, что Штейн вошел в здание оперы, инспектор встретил его в холле и, твердо взяв под локоть, повел в кабинет Фрая. Серебристая накидка лежала на столе, и Штейн, увидев ее, расплылся в улыбке.