Песах Амнуэль - Расследования Берковича 11 [сборник]

Полиция приехала, когда в квартире уже никого — кроме трупа — не было. Так что шум стих, скорее всего, когда произошло убийство.

— После того, как стало тихо, — спросил Беркович, — кто-нибудь проходил сверху мимо вашей двери? Я понимаю, что вы могли и не расслышать…

— Почему — не расслышать? — обиделся старик. — Я специально подошел к двери и смотрел в глазок — мне было непонятно, почему шумели-шумели, и вдруг замолчали. Нет, никто не спускался. Наверное, полиция была уже в квартире, вот и…

— Спасибо, — сказал Беркович, предположения и фантазии старика его не интересовали. Но вот наблюдение выглядело очень любопытным.

Он поднялся на третий этаж и вошел в квартиру Киперштейна, аккуратно сняв с двери листок бумаги с печатью. Постоял посреди салона, оглядываясь. Поваленный шкафчик, разбросанные газеты, разбитый стакан… Что-то было в этом разгроме театральное. Если произошла драка, почему опрокинут шкафчик, стоявший в самом углу?

А если, — подумал инспектор, — все это на самом деле инсценировка? И убили Киперштейна не в драке ничего не соображавших наркоманов, а расчетливо, заранее продумав детали?

Была и еще нестыковка. Если в квартире несколько человек устроили драку, почему они после убийства не вывалились толпой на лестницу? Сосед-старичок никого не видел. Можно ли доверять этому утверждению?

Заперев дверь, Беркович опять позвонил к соседям. Ронит успела привести себя в порядок, ребенок играл в своей комнате, оттуда доносились звуки включенного телевизора.

— Ваш муж поехал на работу в той рубашке, в которой был вчера дома? — задал Беркович неожиданный вопрос.

— Нет, конечно, — нахмурилась женщина. — Дома он ходит в майке.

— Вы не могли бы показать…

— Зачем? — вскинулась Ронит.

— Покажите, пожалуйста, — твердо сказал Беркович.

Конечно, она могла и отказаться, тогда пришлось бы потерять время, а то и улику, но, похоже, мысли инспектора остались скрыты от Ронит — она покачала головой и повела Берковича в спальню, где извлекла из шкафа большую цветастую майку.

— Именно в этой майке он был вчера? — уточнил инспектор.

— Вчера он был в другой, — сказала Ронит. — Я ее положила в стирку.

— Успели постирать? — чертыхнувшись про себя, спросил Беркович.

— Нет, а что? — до Ронит начал доходить некий тайный смысл вопросов, в глазах появилось испуганное выражение, но инспектор не стал дожидаться, когда женщина придет к окончательному решению; сине-зеленую майку он нашел в груде белья в старой корзине на техническом балкончике.

— Все верну в целости и сохранности, — пообещал он.

— Тебе нужны результаты вскрытия? — встретил Берковича вопросом эксперт Хан, когда инспектор полчаса спустя явился в лабораторию с большим бумажным пакетом.

— Нет, — сказал Беркович. — Я принес тебе две майки, и если на одной из них не окажется следов крови, готов съесть свою шляпу.

— Что-то я не помню, чтобы ты носил шляпу, — пробормотал Хан, принимая из рук инспектора сверток.

— Чья это майка? — спросил он, вернувшись спустя полчаса, в течение которых Беркович дремал на стуле и несколько раз едва не повалился на пол.

— Убийцы, надо полагать, — пожал плечами инспектор.

— Конечно, убийцы, — нетерпеливо сказал Хан. — На майке пятна крови, группа совпадает с группой крови убитого Киперштейна. Но где ты это раздобыл?

— Потом объясню, — отмахнулся Беркович. — Нужно успеть его взять, когда этот тип вернется домой после работы.

— Киперштейна убил сосед, убил из ревности, — рассказывал на следующее утро инспектор Беркович эксперту Хану. — Видишь ли, Авигдор Киперштейн и Ронит — соседка — давно были, как это говорят, в интимной связи. Муж ее, как водится, ничего не знал, но все в этом мире всплывает наружу… В общем, Эли — так зовут мужа Ронит — решил эту проблему по-своему. О вечеринках в квартире Киперштейна он, конечно, имел представление — почти каждую ночь там кричали, и он пару раз уже вызывал полицию.

— Так вот, — продолжал Беркович, — он записал на видео хорошую потасовку из голливудского блокбастера, и когда жена уехала с сыном в Бат-Ям, явился к соседу. Тот ничего, конечно, не подозревал. Эли ударил Киперштейна гантелью по темени, поставил на магнитофон кассету, врубил на полную громкость, перевернул шкафчик, разбросал газеты, порвал на Киперштейне рубаху. А потом вернулся к себе — с кассетой, естественно, — и вызвал полицию — якобы в квартире соседа опять буянят.

— А где кассета? — поинтересовался Хан. — Ты ее нашел?

— Да этих боевиков у Эли на кассетах десятка три! Можно взять любой. А сам он пока не показывает, какую кассету использовал. Да разве это так важно? Убил и свалил все на дружков Киперштейна, наркоманов.

— Вот только изобразить толпу, спускавшуюся с лестницы, не сумел, — усмехнулся эксперт.

— Он просто не учел, что старик со второго этажа обожает смотреть в глазок, — сказал Беркович.

— Я давно им говорил, а они отшучивались, — мрачно сказал Миха Азулай, главный хормейстер, сидевший перед инспектором Берковичем с видом непонятого пророка. — Я давно говорил: нужно сообщить в полицию. И вот чем кончилось.

— О чем вы хотели сообщить? — Беркович уже слышал об этой истории, но хотел, чтобы Азулай подтвердил ее своим рассказом.

— О призраке, конечно! — воскликнул Азулай, едва не подпрыгнув на стуле. — Он появился еще в январе, когда ставили «Итальянку».

Действительно, первые свои шуточки призрак оперы устроил в январе, когда готовилась постановка «Итальянки в Алжире». В подвалах, где хранились декорации, появились на стенах странные светящиеся следы. В коридорах раздавались голоса, но никто не видел, откуда исходил звук. Как-то артистку хора Инну Клевскую кто-то схватил за руку в пустой комнате — женщина клялась, что никого рядом не было.

Однажды — это было уже в марте, вскоре после премьеры — призрак показал себя: трое рабочих сцены, перетаскивавших декорации, увидели в глубине коридора высокую светящуюся фигуру, помахавшую им рукой и скрывшуюся в стене. Рабочие были не трусливого десятка, они тут же бросились к тому месту, где находился призрак, но не обнаружили ничего — даже предполагаемого запаха серы не оказалось в помине.

Призрак терроризировал рабочих сцены, певцов и оркестрантов, появляясь неизвестно откуда и неизвестно куда исчезая. Девочки из кордебалета жаловались, что во время переодевания призрак наблюдает за ними из зеркала — они видели его призрачные глаза. Амос Фрай, отвечавший в театре за безопасность, провел облаву — его люди осмотрели все, что могли, начиная с подвалов и кончая верхним ярусом и чердаками. Обнаружили много хлама, в том числе и неизвестно как попавшего в театр, но никакого призрака, естественно, в помещении не оказалось. Да и откуда?