Сью Графтон - О - значит опустошенный

Линтон хотел полного доступа. Никаких препятствий. Только я и маленькая смертельная рапира, размером не больше его указательного пальца.Я запустила в него стулом, но была слишком усталой, чтобы сделать это с нужной силой. Он отступил на шаг, и стул упал, почти не издав звука. Он бросился, и отпрыгув, я налетела на рабочую скамью. Я схватила садовые ножницы, которые висели на стене гаража. Другие были побольше, но пришлось работать с тем, что было под рукой. Я раздвинула лезвия и щелкнула. Звук получился хороший, и я щелкнула на него еще раз.

Я размахивала ножницами, как бейсбольной битой на тренировке. Лицо Линтона покраснело, а дыхание было хриплым. Звук детской астмы. Я представила его себе толстым неуклюжим ребенком. Белобрысый мясистый мальчишка.Плакса на детской площадке. Я бы поколотила его во втором классе, но тогда девочки такого не делали. Я опустила ножницы, давая рукам отдых. Он бросился. Я отскочила назад, выставив ножницы перед собой. Изо всех сил ударила его по левой руке, надеясь, что он расслабит пальцы. Он попятился и остановился, чтобы перевести дыхание.

В его руке Кусака выглядел, как коготь.

Между нами была разница. Он был сумасшедшим. Я была в ярости. Его мышление было безумным, я же не думала вообще.

Я атаковала. Моей единственной надеждой было измотать его. Он был тяжелее на добрых тридцать килограммов. Я была легче на ногу. Я была проворнее. Я бы никогда не сдалась. Я бы боролась до смерти, если понадобится. Он держал руки на коленях. Он тяжело дышал.

Я двинулась на него, занеся ножницы назад, как бейсбольную биту. Я осознавала риск. Линтон мог быть не таким усталым, как казался. Я могла быть не такой сильной.

Я надвигалась на него, целясь в голову. Его рука поднялась, чтобы защитить лицо. Продолжая движение, я ударила по Кусаке и смотрела, как скальпель улетел в темноту. Когда я взглянула вниз, Линтон лежал на спине. Пальто завернулось под ним, оставив живот незащищенным. Я занесла ножницы над головой, как меч.

Кто-то сказал:

- Кинси, все в порядке. Ты не должна этого делать.

На дорожке стоял Чини. Он даже не вытащил пистолет. Он знал, что я могу это сделать, но верил, что не буду. Анна, бледная и онемевшая, стояла за его спиной.

Окружной прокурор выдвинул против Линтона Рида обвинение в убийстве первой степени Пита Волинского. Обвинения в убийстве по неосторожности также были выдвинуты против Рида за смерть Терренса Дэйса, Чарльза Фармера и Себастьяна Гленна. Прокурор считал, что после смерти первого пациента продолжение Ридом исследований на людях являлось преступной халатностью.

Доктор Рид, через своего адвоката, отклонил все требования быть допрошенным полицией.

Он взял отпуск за свой счет в университете, где его исследования были прекращены.

Семья его жены была достаточно богатой, чтобы оплатить его судебные расходы, но после первоначальных заявлений о его невиновности, жена начала отделять себя от этого, когда-то перспективного молодого ученого, чья звезда закатилась так быстро. Лучше быть замужем за бродягой, чем за преступником, заявила она.

В конце концов между прокурором и адвокатом Рида было достигнуто соглашение о признании вины в непредумышленном убийстве с использованием огнестрельного оружия, и

тюремном заключении на двадцать один год. Частью сделки было снятие обвинения в убийстве по неосторожности трех бездомных, потому что все трое страдали от множества болезней, которые, по отдельности или вместе, могли стать фатальными. Анализы подтвердили заявление Дэйса, что таблетки, которые он принимал, были именно глюкотесом, что, возможно, было причиной ухудшения его состояния и смерти, так же, как и Себастьяна Гленна и Чарльза Фармера.

Несмотря на это, соглашение прокурора с доктором Ридом было поддержано тремя детьми Дэйса, которые объявили, что добились внесудебного соглашения с Ридом, университетом и Пакстон-Пфейффер, фармацевтической компанией, которая поддерживала исследование.

Каждый из детей Дэйса получил по 150 тысяч, за боль и страдание.

Завещание Дэйса никто не оспаривал, отчасти потому что юридические издержки были слишком высокими, но более важно, потому, что это не совпало бы с заявлением по гражданскому делу о том, что их отец был здоров умом и телом и стал жертвой преждевременной смерти от рук Рида, что требовало материальной компенсации. Нельзя же было одновременно утверждать, что он настолько ослабел рассудком от пьянства, что не мог ответственно распорядиться своим имуществом.

Вам может быть интересно (а кому бы не было?), что я сделала с половиной миллиона долларов, котрые упали мне в руки. После минутного размышления я пришла к такому плану: сделаю щедрое пожертвование приюту для бездомных, а остальное положу на свой пенсионный счет. Чувствую ли я себя хоть капельку неудобно из-за своей удачи? Разумеется, нет. Вы что, с ума сошли?

Но это все процедурные заморочки, некоторые продолжались месяцами, сухие выжимки, по сравнению с жизнями Терренса Дэйса и Феликса Бейдера. Я заплатила за кремацию их тел, намереваясь позже распылить их прах. Из муниципальных правил и законов я узнала, что незаконным является распыление праха на общественных площадках для гольфа, общественных пляжах и в общественных парках. Хотя этого напрямую не указывалось, я была уверена, что рассыпать прах с въезда на шоссе тоже нехорошо, так что временно отложила решение.

Я сделала Вилльяма ответственным за мемориальную церемонию, которая проходила на заросшей травой площадке у пляжа, где собираются бездомные в хорошую погоду. Итон не появился, но Анна присутствовала, так же как и Эллен со своей семьей, которые приехали из Бэйкерсфилда. Дети никогда не видели океан, бегали босиком у кромки воды и визжали, под бдительным присмотром Хэнка. Вилльяма забавлял их энтузиазм, он улыбался, глядя, как они танцуют в прибое.

Перл и Данди были там, вместе со своим новым другом Плато, проповедником. Волонтеры и некоторые работники приюта тоже пришли. Конечно, никто не пил, и я рада сообщить, что Перл только разок отошла, чтобы быстро перекурить под деревом.

День был солнечным, температура около плюс двадцати. Вилльям был в своем лучшем костюме-тройке, подходящем к случаю. Его белые волосы взьерошил океанский бриз, а его голос, приглушенный от возраста, ясно звучал на открытом воздухе, по причине, как он указал позже, его способностей к ораторскому искусству.

Вилльям подобрал музыку, заявив, что прощание не будет законченным без гимнов. Он нанял солиста-трубача (за мой счет, конечно), который открыл церемонию, сыграв «О, благодать».

Прохожие на дорожке вдоль пляжа осознали торжественность момента и остановились, глядя с уважением. Велосипедисты, гуляющие, бегуны и матери с колясками собрались на периферии, образовав толпу человек в шестьдесят, по моим подсчетам.