Сара Блэдэль - Забытые

– На него ничего нет, – сказал Нордстрём, покачав головой. – Если не считать пометки о том, что когда-то на него подавалось заявление в полицию, но это было так давно, что подробности можно выяснить только в Центральном архиве.

– Тогда я еду в Центральный архив, – решила Рик.

– А стоит ли? – возразил её напарник, запив чёрным кофе две таблетки от головной боли и поднявшись со стула. По пути к корзине для бумаг он остановился за спиной своей коллеги и прильнул губами к её затылку. – Давай лучше побеседуем с мегерой Лиллиан.

Луиза, набиравшая в базе данных правонарушений личный регистрационный номер Бодиль Парков, попыталась делать вид, что безразлична к его прикосновению. Она не знала, что именно пытается найти, но нужно же было чем-то заняться, пока от его тёплых пальцев по всему её телу расходились электрические разряды.

– Так ты думаешь, Парков знает, что произошло с двойняшками, – догадался Эйк, глядя на экран её компьютера, показывавший, что отправленный ею запрос не дал положительных результатов.

Рик пожала плечами.

– Не знаю, что и думать, – честно ответила она.

Когда в дверь постучали, Нордстрём отпрянул от неё, но недостаточно быстро, чтобы его интимного прикосновения не заметила Ханне Мунк, зашедшая сказать, что она приделала табличку к полочке, куда будет приходить почта для Луизы, и положила туда повестку дня следующего заседания руководителей отделов.

– Спасибо, Ханне, – сконфуженно вымолвила Рик, поднимаясь на ноги.

Внезапно она почувствовала, что ей не хватает воздуха. Стены кабинета давили на неё.

– Может, договоришься с Лиллиан о встрече? Я вернусь через час, – сказала она Эйку, сгребая куртку в охапку.

Ей необходимо было убежать прочь оттуда, на воздух, прочь от того, что они учудили. Выскакивая из кабинета, она избегала взгляда напарника. Ей стыдно было смываться таким манером.

Луиза сидела в Центральном архиве и дремала, прислонив голову к стене, в ожидании возвращения молодого архивариуса. Она не заметила, сколько он отсутствовал – то ли две минуты, то ли двадцать, и вздрогнула, когда он положил руку ей на плечо и легонько потряс её.

– Не нашёл почти ничего, – извиняющимся голосом сказал молодой человек. – Ни на него, ни на Бодиль Парков. Только давнее заявление в полицию от соседа, которое тот всё равно вскоре забрал назад.

– А можно взглянуть? – попросила Луиза, выпрямившись.

– Да тут всего-то ничего. Заявление было подано в пятьдесят восьмом году, а ходу ему так и не дали.

– А написано там, кто его подавал? – спросила женщина, протягивая руку.

Рик извлекла листок бумаги из выцветшей коричневой папки, и пока она пыталась разобрать, что же написано в старом полицейском отчёте, ей стало ясно, что пришла пора серьёзно задуматься о приобретении очков для чтения.

Она встала, отошла к окну и наконец прочитала отчёт. Однако в нём говорилось ровно то, о чём сказал архивариус: через пять дней после того, как сосед семейства Парков, Розен, подал на них заявление, дело было отозвано, а затем закрыто и сдано в архив.

Луиза порылась в сумке в поисках блокнота и выругалась: она так торопилась сюда, что забыла взять его с собой.

Эйк засел в каждой клеточке её тела. Стоило ей подумать о нём, как кожа начинала пылать и её неудержимо тянуло назад, в темноту ночи, согретую его дыханием.

– Не снимете копию для меня? – спросила Рик, вернувшись к стойке, за которой сидел за бутылочкой сока и яблоком молодой парень.

Парень кивнул на открытую дверь рядом со стойкой.

– Вон там копировальная машина, – сказал он, не пошевелившись. Очевидно, таковой была любезная форма самообслуживания, практиковавшаяся здесь во время его обеда.

Луиза уже укладывала копии в сумку, когда ей позвонил Эйк.

– Я тут нарыл старую историю болезни Йоргена Парков, – были его первые слова. – Чтобы получить её на руки, требуется постановление суда, но мне основное пересказали устно. Давай-ка возвращайся поскорее.

– Сексуальные отклонения, – прочитал Нордстрём, заглянув в свои записи, когда Луиза вошла в кабинет. – Вследствие повреждения лобных долей головного мозга Йорген Парков не в состоянии сдерживать своих естественных позывов.

Он серьёзно посмотрел на коллегу. Ничего эротичного в его взгляде не осталось – никакого флирта.

– Голод, половая потребность, – перечислил он. – Естественные телесные надобности в полную силу.

Рик слушала его, онемев. Она отодвинула стул и села.

– История болезни охватывает период в четыре года, которые он провёл в закрытом заведении для умственно отсталых, – продолжал тем временем её напарник.

– А сколько лет ему было в то время? – перебила его Луиза.

Нордстрём серьёзно посмотрел на неё.

– Когда он поступил в распоряжение Службы опеки, ему было четырнадцать.

– А как же тогда несчастный случай на производстве? Значит, он тут ни при чём? – растерянно спросила женщина.

– Абсолютно ни при чем, – кивнул Эйк. – И пока он содержался в интернате, он посягал на других мальчиков. В заключении главного врача сказано, что его мать, Герда Парков, не могла смириться с мнением врачей о состоянии сына. В те годы, которые Йорген провёл в закрытом заведении для мужчин, ему назначались лекарства, позволявшие врачам контролировать его поведение и снижать уровень его телесных влечений. И для облегчения состояния ему предстояло перенести кастрацию.

– Но этого не произошло? – спросила Луиза.

Нордстрём покачал головой.

– Лечение было прекращено, поскольку его мать воспротивилась насильственной кастрации сына.

– А что с лечением медикаментами?

Эйк пожал плечами.

– И когда всё это происходило? – продолжила расспрашивать его напарница.

– В заведение он был помещён в пятьдесят восьмом году. Он тогда был ещё подростком. А в шестьдесят втором его выписали.

– А потом-то что? – спросила Рик, подумав, что в том же самом году соседи подали на него заявление в полицию.

Они посидели немного, обдумывая эту информацию, а затем потрясённая до глубины души Луиза повернулась к компьютеру на своём столе, чтобы посмотреть, что она сможет раскопать о прежних соседях семейства Парков.

Эдит Розен жила на даче в Хорнебю, в Северной Зеландии. По данным Интернета, она была единственной из ныне живущих, кто остался от семейства, проживавшего в Рунгстеде в те давние времена, когда их соседом там был оптовый торговец Парков. В базе данных Отдела регистрации населения Луиза отыскала информацию о том, что их семья съехала с этого адреса в 1962 году. В том же году, когда Йоргена выписали из интерната.

Родители Эдит Розен давно умерли. Дочь была их единственным ребёнком, и, по подсчётам Луизы, ей как раз должно было исполниться шестьдесят семь лет.