Лев Самойлов-Вирин - Майор милиции

— Нет. А что?

— Пойдемте. Я вам покажу кое-что интересное.

Прокурор с Гончаровым вышли из квартиры. Я пошел вслед за ними.

У ограды двора уже толпился взволнованный народ. До меня донеслись реплики.

— Что делается! — вздыхала пожилая женщина в синем с горошком платье и белым кружевным воротничком. — И откуда среди нас такие изверги берутся?

— В семье не без урода, — ответил чей-то низкий мужской голос.

— Я бы с такими паразитами, — ожесточенно говорил молодой мужчина с новым детским велосипедом и продуктовой сумкой в руках, — я бы с такими гадами, как с самыми лютыми врагами, расправлялся!

— Надо еще словить их, — возразил тот же низкий мужской голос.

— Будьте спокойны, всех переловят, — уверенно сказал стоявший впереди всех мужчина в летнем полотняном пиджаке с двумя рядами орденских планок.

Работы в палисаднике заканчивались. Проводник собаки, записав результаты ее поисков, сидел на скамейке и, покуривая, ожидал дальнейших распоряжений Гончарова.

Молодой человек с комсомольским значком в петлице хлопотал над просушкой слепков следов и осторожно ножичком срезал с них наплывы гипса.

— Александр Иванович, — обратился к нему Гончаров, — что со следами пальцев на окне?

Молодой человек подошел к майору и тихо сказал, что следы уже обработаны и отправлены для срочной проверки.

— А почему из-под окна воду не отвели?

— А разве нужно? — спросил Александр Иванович. — Смотрите, товарищ майор, сколько мы отлили слепков. И ведь все равно там, в воде, следы вряд ли хорошо сохранились.

— Вы не мудрите. Это нужно сделать обязательно!

— Слушаюсь. Сейчас сделаем.

— Какие шажки мелкие и неровные! — заметил прокурор, поглядев на следы.

— Правильно! Очень интересные следы! — подтвердил Гончаров.

Я подошел к Александру Ивановичу, начавшему отводить воду из лужи под окном Марчевской.

— Скажите, — обратился я к нему, — что значит «интересные следы»? Я понимаю: интересная книга, интересная пьеса… Объясните, пожалуйста, как вы делите следы на неинтересные и интересные?

Александр Иванович засмеялся и спросил:

— Вы видите, куда ведут эти следы?

— Вижу. Кто-то подходил, а может быть, и влез в окно.

— Нет. Неверно. Никто не подходил, и никто не лез в окно.

— Но ведь следы обращены к этому окну. Вот ямка от каблука, впереди — от подошвы.

Александр Иванович покачал головой. Взяв из лежавшего рядом раскрытого чемодана резиновую грушу, он стал аккуратно отсасывать остатки воды из следов, отпечатавшихся в мягкой глине.

— Не кажется ли вам странной близость следов друг от друга? — заговорил он снова, отложив грушу и нарезая ножницами полоски из промокательной бумаги.

— Честно говоря, нет!

— Сразу видно, что вы не следопыт. Следы очень часты. Посмотрите, как короток шаг. Размер такого шага, если учесть размер обуви, никак несвойственен шагу взрослого человека, и линия пути ломаная. Это вам тоже ни о чем не говорит?

Я снова стал разглядывать дорожку.

Подошли Гончаров с прокурором. Они внимательно прислушивались к объяснениям Александра Ивановича.

— К этому следует добавить, — продолжал тот, — что человек, идущий нормальным шагом, ступает сперва всей тяжестью тела на пятку, а затем на подошву. Вы представляете себе движение пресса с промокательной бумагой по написанному чернилами письму? Нога, обутая в ботинок, точно так же ступает сперва на каблук, затем как бы прокатывается на земле от каблука на подошву. Таким образом, от заднего острого края каблука обозначается резче след. Понятно?

— Понятно, но ведь здесь вся ступня хорошо отпечаталась на глине!

— Нет, в данном случае произошло необычное явление.

Носок, вернее, его передний край, оставил след глубже и яснее, чем каблук.

Вмешался Гончаров:

— Человек пятился назад и ступал не на пятку, а на носок. Чтобы не поскользнуться и не упасть на мокрой, размытой дождем глинистой дорожке, он часто оглядывался. Вот вам объяснение, почему линия пути получилась ломаной. Далее… Человек не влез в окно, а выпрыгнул из него. Глубокие следы от прыжка находятся под самым окном, но там они были скрыты от нас лужей.

— Каким же образом окно оказалось запертым изнутри? — удивился прокурор.

— Это — главное, что я хотел вам показать. Никаких чудес здесь нет. Я осматривал окно: оно заперто только на нижний засов, который немного заржавел и может задерживаться в верхнем положении. При самом незначительном толчке засов соскальзывает вниз и, опускаясь в гнездо, запирает окно. Когда преступник захлопнул за собой окно, оно заперлось, и это обстоятельство ввело вас в заблуждение.

Гончаров помолчал, потом вновь заговорил:

— Мне кажется, история этого преступления такова. После убийства Орлова Грачев и Марчевская не сразу вернулись домой. Страх гнал их от дома. Дальнейшее пока можно только предполагать. Надо думать, что Марчевская увидела, в какую пропасть она брошена своим милым другом, а он понял, что Марчевская — опасный свидетель. Произошло объяснение, ссора — и в результате Марчевской не стало… Дождь перестал на рассвете, часов в пять утра, значит, этот человек выпрыгнул в окно и ушел от Марчевской позднее, когда дождь прекратился, иначе следы были бы размыты. Грачев, если можно так выразиться, лгал ногами. Он хотел, чтобы сотрудники милиции по направлению следов решили, что убийца проник в комнату с улицы, и на этом основании вывели заключение, что он посторонний человек и его надо искать вне круга знакомых Марчевской. А о том, что, кроме этих следов, оставлены десятки других, Грачев и не подумал.

Как бы в подтверждение этих слов подошедшая Коваленко доложила, что в адресном столе Грачев Вадим Александрович двадцати восьми — тридцати лет, по профессии шофер, не значится, но что по отпечаткам пальцев на стекле окна и на разных вещах в комнате Марчевской личность убийцы установлена. Это преступник-рецидивист, неоднократно судившийся за грабежи.

— Грачев — его настоящая фамилия? — поинтересовался прокурор.

— Нет, — ответила Коваленко, — Грачев Вадим Александрович, он же Огурчиков Сергей Иванович, ранее был зарегистрирован как Бороздин Николай Степанович.

— Недурно! — усмехнулся прокурор. — У этого человека содержательное прошлое.

— Грачев-Огурчиков-Бороздин? Этого субъекта я немного знаю… да-да. Я читал его дело после одного из арестов, — сказал майор. Он потер лоб, вспоминая ускользнувшие из памяти детали, и неторопливо заговорил:

— Из школы его выгнали за пьянство, за хулиганские выходки. В компании таких же бездельников он пропадал на бегах, в ресторанах, добывая для этого деньги любыми путями. Отец его, помнится, занимался какими-то темными, спекулятивными махинациями.