Марек Краевский - Реки Аида

С виллы торжественным шагом выступил дворецкий и взял у Попельского визитку. Присмотревшись критически и к картонке, и к ее владельцу, положил визитку на серебряный поднос и впустил Попельского в холл. Комиссар, ожидая графа, рассматривал мебель в стиле art déco , которая была последним криком моды. Удалось рассмотреть, однако, только огромное овальное зеркало, встроенное в окружающий, массивный и блестящий от лака комод, когда на лестнице он увидел высокую фигуру графа, знакомого ему до сих пор только с фотографий в газетах, которые неизменно расхваливали его щедрость по отношению к приютам и детским домам.

Фердинанд граф Незавитовский был одет в зеленую стеганую куртку с серым шелковым воротом и серые шерстяные брюки. Из выреза в куртке выглядывал искусно повязанный серый галстук, из рукавов — ухоженные руки без следов фамильных украшений, из штанин брюк — ноги в элегантных домашних туфлях и в белых носках. Через толстые стекла золотых очков смотрели уменьшенные глаза близорукого.

— Как это приятно познакомиться с нашим львовским Шерлоком Холмсом! — воскликнул граф решительно. — Прошу, прошу наверх, в мой кабинет!

Он повернулся на лестнице и зашагал обратно, а его начищенные туфли отражали блики с гигантской люстры, висящей над холлом. Немного язвительное определение Попельского вибрировало под высоким потолком.

Львовский Шерлок Холмс пошел за графом, и через некоторое время уже сидел в большом удобном кресле с боковыми стенками в форме колес из массивного дерева.

Устройство кабинета было в таком же стиле, как и декор холла. Огромная библиотека, закругленная по своим краям, стояла на выступающих прямоугольных основаниях. Бюро и журнальный столик имели похожие овалы, похожие основания и одинаковые лакированные и затененные поверхности, через которые проходили темные полосы в регулярных интервалах. Когда уже насмотрелся на корешки многоязычных энциклопедий и на современные картины, полные цветовых пятен и геометрических фигур, посмотрел на Незавитовского, который — не обращая внимания на прибывшего — закончил писать письмо. Обмакнув перо в чернильницу, размашисто подписался, потом сложил письмо вчетверо, из флакончика стряхнул на него несколько капель духов, вложил в конверт и запечатал.

— У меня нет слишком много времени для вас, комиссар, — сказал он, оттискивая на сургуче гербовую печать. — А мы уже потеряли минуту, во время которой вы своим острым взглядом искали что-то, что может свидетельствовать в мою пользу или не пользу… Но вот пользу или пользу? Я жду, жду, а часы тикают…

— Во время прошлой Восточной ярмарки вы были во Львове? — начал Попельский.

— Ах, вы сразу спрашиваете об алиби? — Незавитовский улыбнулся. — А что, я подозреваемый?

Поведение графа: сначала отсутствие интереса, а потом неожиданное нападение в обороне — и все это украшенное злобным оскалом — Попельский принял как фальшивое искусственное и театральное. Его собеседник производил впечатление, как бы изображал вид, что притворяется, черпая из этого неплохое развлечение.

— Недавно мы схватили опасного радикала из Коммунистической Партии Западной Украины, — комиссар озвучивал заранее придуманное объяснение. — Этот человек признался, что во время прошлой Восточной ярмарки пытался совершить покушение на некоего аристократа. Это намерение мы пресекли, а сведения о нем утаили. При потенциальном подрывнике найдена записная книжка с несколькими фамилиями. Среди них была ваша. Мы должны знать, что тогда он не планировал покушения на вашу жизнь. Поэтому мой вопрос должен звучать так: вы видели, граф, или ваши слуга, что-то подозрительное в окрестностях вашей виллы во время прошлой Восточной ярмарки?

— О это, это, это! Это как раз хорошо поставленный и точный вопрос. — Граф большими пальцами обеих рук заложил за уши свои непослушные длинные волосы. — Я отвечу поэтому: ничего подозрительного не видел. А слуги тогда не было. Всегда во время ярмарки у него выходной. Хотите знать почему?

— Я не хочу знать, — соврал Попельский. — Мне просто… Ничего вы не видели… — Он записал это в записную книжку, встал, кивнул головой графу и направился к дверям. Вдруг он круто повернулся на пятке и применил метод, о котором узнал на полицейских курсах: удивить допрашиваемого, когда тот выдыхает с облегчением в конце допроса. — Ах, еще одно, — добавил он. — Я хотел бы вас спросить про цветы…

Он внимательно смотрел на своего собеседника, на лице которого появилось театральное удивление. Было что-то гротескное в его открытом рте и в высоко поднятых бровях.

— Вы говорите о цветах для дома или на кладбище?

А вы, граф Незавитовский, трудный собеседник, — мысленно спросил Попельский, — проницательный психолог или плохой актер? Притворяетесь или удивительно отражаете коварные удары? Он ответил почти без колебаний. Либо был к этому вопросу готов, либо гений.

— Для дома. На кладбище никто не покупает одуряюще пахнущих цветов… Таких, как жасмин многоцветковый…

— И тут пан комиссар ошибается. — Граф пригладил волны волос. — Так вот я покупаю их на кладбище… А почему вы как раз спрашиваете про цветы?

— Этот радикал, подозреваемый в замысле покушения на господина графа, — Попельский свободно выплевывал очередную ложь, — следил за вами… Так он твердит… Он говорит именно, что он проследил вас от цветочницы Боднаровой на Сапеги, где вы покупали цветы. Таким образом он получил ваш адрес… Думаю, что он врет… Я не думаю, чтобы пан граф сам покупал цветы… Это, конечно, задача слуги… Кроме того, в цветочном магазине утверждают, что их господину графу отвезли…

— Да, — прошептал граф. — Они сами мне доставили любимые цветы для Лауры…

— Простите, для кого? — Попельский боялся, что сейчас услышит вопрос: «Это простое любопытство, или это необходимо для следствия?»

— Для моей покойной жены Лауры. — Незавитовский удивил на этот раз комиссара.

— Мне очень жаль! — сказал серьезно Попельский. — Это ужасно, как умирает молодая особа…

— Вы что-нибудь знаете об этом, комиссар. — Слезы стояли в глазах графа. — Моей жене не было тридцати лет, так как вашей… Прошу не удивляться, каждый во Львове знает трагическую историю вашей жизни… Страшный конец этой выдающейся артистки венской и львовской сцены…

— Ваша супруга умерла при родах? — Попельский почувствовал тошноту при мысли, что во время допроса пользуется собственной трагедией.

— Нет, она умерла от испанки, которая в нашем городе собирала, как и везде, всю кровавую жатву… Я надеюсь, что эта страшная эпидемия пощадила ваших близких, комиссар…

— Да, пощадила… А возвращаясь к цветам… Ваша жена любила интенсивно пахнущие цветы?