Макс Сек - Охотник на ведьм

Джессика натянула шапку на уши. Она не могла не ощущать себя полной идиоткой. Все, что они знали об этом деле, было преподнесено им на блюдечке с голубой каемочкой. Но опыт научил ее, что хлебные крошки, которые подозреваемые оставляют полиции, обычно крайне несъедобны, в них всегда есть что-то ядовитое. Иначе их бы не оставили.

К сожалению, у них было несколько таких подсказок: тощий человек в Савонлинна-холле и туманная теория Юсуфа о том, что они могут найти слова Malleus Maleficarum где-то еще, возможно, написанные на снегу. Ей очень хотелось позвонить Эрну, но она решила добраться до участка и провести разговор лично. Вообще он был самым милым парнем в мире, но при общении по телефону он неизменно представал не в таком радужном свете. Многие разговоры не заладились просто потому, что тепло, которое Эрн излучал в живом разговоре, не действовало по телефону. Чтобы полюбить Эрна, нужно было встретиться с ним лично.

Джессика преодолела оставшиеся несколько десятков метров мокрого снега до берега и остановилась на причале. Вороны кричали у нее за спиной. Два покрытых снегом буя торчали по обе стороны причала, вмерзшие в лед. Слева от причала она заметила полынью, из которой прошлой ночью выловили «ледяную принцессу». Полынья еще не замерзла, ее холодное нутро казалось просто черным.

Джессика взглянула на длинную конькобежную дорожку, бегущую по прямой. Следы указывали на то, что подозреваемый именно по ней прошел накануне вечером. На горизонте вырисовывались отдельно стоящие скалистые утесы Круунувуори и Кайталахти. Как и другие подростки, Джессика когда-то давным-давно проводила там пьяные вечера.

Девушка перевела взгляд вправо. В нескольких сотнях метров от нее на льду между конькобежной дорожкой и Лаахасало стояла фигура. Ни собаки, ни подледных рыболовных снастей. Возможно, это нетерпеливый журналист с камерой и пятиметровым объективом.

Джессика почувствовала странную дрожь в животе. Внезапно она пожалела, что спустилась на берег одна. Он сощурилась. Что-то начало подниматься с плеч фигуры. На мгновение Джессике показалось, что он медленно поднимает руки, но потом она осознала, что это была пара рогов и что они были там все это время. Фигура подняла голову. И теперь смотрела прямо на конец причала, где стояла Джессика.

Воздух пах зловонными венецианскими каналами, смесью ила и соли.

Когда Джессика глядела на странное существо, ее пальцы сжали рукоятку пистолета, но все ее тело оставалось неподвижным. Ей хотелось закричать, приказать существу не двигаться, а потом догнать его. Она сгорала от желания позвать Юсуфа, полицейских в форме на улице, но ее губы не двигались. Фигура подняла правую руку в воздух, как будто собиралась помахать. Но рука не двигалась. И как только Джессика вынула пистолет из кобуры и зашагала по льду, она что-то услышала.

Звук становился громче. Он был за ней. В проруби булькали пузырьки воздуха, как будто вода кипела.

— Какого черта…

Она замерла, когда слова сорвались с ее губ. А потом, словно она смотрела жуткий трейлер ужастика, Джессика услышала звериный крик, увидела поднимающуюся из дыры во льду голову, покрытую блестящими волосами, а за ней и синеватые пальцы, царапающие ногтями мокрый снег.

Коломбано распахнул двери на французский балкон, и комнату залил яркий свет. Жужжание подвесного мотора лодки, скользящей по узкому каналу, смешалось с ударами хлопушки по ковру. У воздуха был соленый привкус, Джессика различила запах ила на краю канала, обнажившегося во время отлива.

— Знаешь что, Зесика? — начал Коломбано, подходя к балконным дверям. — Если бы мы были «Le quattro stagioni» Вивальди, то сегодня утром, в эту самую минуту, мы были бы «La primavera». Весна.

— Разве это хорошо? — с улыбкой спросила Джессика.

— Конечно, это хорошо, глупышка. Это означает, что мы находимся в начале чего-то нового, но впереди нас ждет что-то еще более хорошее. У нас будет лето, которого мы так ждем.

— Но когда-нибудь придет осень. И зима.

— Зима. Это неизбежно. Но в правильной компании и зима может быть великолепной, — сказал Коломбано, глядя на французские двери. — Знаешь, что я хотел бы сделать сегодня?

Коломбано оглянулся через плечо. Он поднял свои мощные руки к дверному косяку и теперь выпячивал грудь, растягивая верхнюю часть спины. Поток света ясно очертил мышцы его плеч. У Джессики сложилось ощущение, что она смотрела на эскиз «Витрувианского человека» да Винчи, так ее впечатлило затенение деталей.

Джессика натянула простыню повыше и убрала волосы с глаз.

— Я бы хотел выйти на воду. — Коломбано обернулся. Его обнаженная кожа была покрыта дюжиной заметных татуировок. Но они не делали его пугающим, тело Коломбано походило на иллюстрированный сборник сказок на ночь с теплой доброй моралью. Джессика изучила их, провела кончиками пальцев по темно-зеленым контурам. Спрашивала о них и услышала десятки историй.

— На воду? — Джессика была заинтригована. В Венеции вода настолько вездесуща, что особое упоминание о ней очень удивляло. Лодки здесь были основным видом транспорта, не более. Будто бы они находились на космической станции, а Коломбано предложил взять ее в полет на ракете.

— А почему бы и нет? — Коломбано бросил на Джессику взгляд, который она изучила за последние несколько дней. Кривая улыбка была не только нежна, но и немного злорадна. — Разве маленькая Зесика еще не наигралась в доме? — Коломбано сделал два больших шага, нырнул в постель и обнял Джессику. — Неужели моя Арктическая принцесса ненасытна?

— Не настолько, давай выйдем на воду. — Джессика улыбнулась, закрыла глаза и насладилась долгим поцелуем от Коломбано. Их губы, языки и зубы соприкасались. Поцелуй был, наверное, миллионным по счету, но все равно казался первым.

— Хорошо. У меня такое чувство, что мы должны это сделать. Верный момент.

Коломбано вскочил с кровати так быстро, что на секунду Джессика осталась лежать одна, лишь с ощущением поцелуя на губах.

— У меня есть лодка, — крикнул он мгновение спустя из ванной, где крутил кран в душе. — Двадцать лошадиных сил. «Феррари» морей.

Джессика вытянула руки и сбросила тонкую простыню. Она провела в этой квартире два дня или, если сказать точнее, три ночи. Днем они путешествовали по городу, пешком или на гондоле, скользя по сотням каналов Венеции. Они обнимались, пока гондольеры управляли своими гондолами с помощью длинных весел, прислонялись друг к другу и сидели в тишине. Жизнь Джессики теперь казалась буквально сошедшей со страниц романа: неожиданная любовная история, действие которой происходило в колыбели романтики, и она — главная героиня в середине одинокого путешествия.