Макс Сек - Охотник на ведьм

Джессика сморкнулась и улыбнулась худощавому мужчине, чьи тонкие, как палки, руки мирно покоились на подлокотниках инвалидного кресла.

— Ты действительно умеешь писать, Джессика.

Джессика невольно рассмеялась, сдувая волосы с глаз, и сказала, что это не делает ее счастливой. По крайней мере, не сейчас.

— Если ты чувствуешь себя как-то… — Джессика трогательно взяла Эрна за руку, — как-то, важно, чтобы у тебя был шанс услышать это. Иногда это полезно многим. Так что ты ничего не пропустишь. Особенно потому, что речь идет о тебе.

Эрн улыбнулся между хриплым кашлем и пренебрежительно махнул рукой.

— Ладно, посмотрим, появится ли кто-нибудь.

— Конечно, придут. Не будь идиотом. — Джессика похлопала Эрна по руке. В чайнике булькала вода. Из динамиков гостиной доносилась композиция Фрэнка Синатры «Fly Me to the Moon» — любимая песня Эрна.

— Хочешь чаю?

— Нет, спасибо, я, пожалуй, пойду отдохну.

— Ты уверен? Может, бутерброд? — спросила Джессика, поймав панические нотки в своем голосе. Она не хотела, чтобы этот момент заканчивался. Эрн казался таким пугающе-спокойным и уверенным. Готов. Он, кажется, находился в согласии с окружающим миром, сумел принять свою собственную незначительность и микроскопическую роль в континууме миллионов лет.

— Мне нужно прилечь.

— Конечно…

— Джессика… — позвал Эрн, нежно взял ее за запястье и мягко усадил… Какое-то время они просто сидели, Эрн пристально смотрел Джессике в глаза.

— Спасибо, Джессика.

Голос Джессики задрожал:

— Тебе нужно немного отдохнуть. Твои ребята будут здесь завтра.

Эрн устало улыбнулся.

— Значит, теперь они идут попрощаться… Я не видел их целую вечность.

Эрн опустил взгляд на свои руки. Воробьи весело щебетали в парке напротив, где на верхушках деревьев только что появилась зелень. Весна сейчас была в самой прекрасной своей фазе.

— Спасибо, что позволила мне остаться с тобой на эти несколько недель, — наконец сказал он и улыбнулся. Он позволил своему спокойному взгляду блуждать по большой кухне, затем закрыл глаза. Закрытые веки казались слишком тяжелыми. Складывалось впечатление, что придется приложить много усилий, чтобы открыть их снова.

Джессика сглотнула и бросила взгляд на памятную речь, лежащую на столе. В следующий раз Эрна не будет рядом, он не сможет услышать ее.

— Тебе нравится этот парень? — вдруг спросил Эрн.

— Кто? Фубу? Думаю, да. Он забавный, незамысловатый.

— Забавный — это хорошо.

— Но этого недостаточно.

Эрн улыбнулся и покачал головой.

— Обещай мне одну вещь, Джесси.

— Что?

— Никогда не оглядывайся назад. Только вперед…

— …потому что жизнь идет впереди.

— Именно.

Раздался краткий звуковой сигнал, и Эрн с трудом вытащил термометр из подмышки.

— У тебя жар?

На лице Эрна появилась радостная улыбка.

— Тридцать шесть и пять.

— Фантастика. Ну же, сир Давос. Я помогу тебе лечь в постель, — сказала Джессика, щипая Эрна за щеку. — Завтра будет новый день.

Джессика.

Джессика открыла глаза. В гостиной было темно, таймер позволил выключить телевизор. Часы показывали 3:30 утра. Снаружи завывал ветер, скрипели стекла.

Кто-то снова позвал Джессику. Это был голос Эрна. Здорового Эрна, а не того хрупкого человека, которого сломила мучительная, быстро прогрессирующая болезнь. На чью могилу она положила букет одуванчиков.

Джессика.

Теперь Джессика уже не была уверена, чей это голос — мужской или женский. Внезапно она оказалась на ногах. Полотенце, которым она обернулась после вечернего душа, соскользнуло на пол. Джессика сделала шаг вперед. А потом еще один. Ее ноги были такими легкими, ничего не болело. Как будто она скользила над деревянным полом. Левитирующая, без какого-либо трения между подошвами ног и полом, без контакта с материалом.

Иди сюда, милая .

Голос мог принадлежать и мужчине, и женщине. Это могли быть и Эрн, Нина, Юсуф, Тина, папа и мама вместе.

Джессика подошла к длинному обеденному столу, за которым сидели люди с прямыми спинами. Красивое черное вечернее платье было разложено в центре стола, выглаженное и чистое. Пятое платье. Рядом с ним — пара туфель на высоких каблуках, блестящих и изысканных. Это, должно быть, самая красивая обувь в мире.

Джессика прекратила свое движение в невесомости и повернулась лицом к зеркалу. Что-то здесь было не так. Казалось, что отражение, смотрящее на нее, повторяет ее движения с небольшим запозданием. Как будто вместо того, чтобы быть точной копией, оно спонтанно реагирует на реальность, которую представляет Джессика.

Respice in speculo resplendent…

Это я.

Конечно, дорогая .

Краем глаза Джессика увидела женщину в черном вечернем платье, сидящую во главе стола и читающую толстую книгу. Я тоже читаю ее, мама . Женщина медленно встала. Ее движения были скованными и почти механическими. Она походила на марионетку в руках неумелого кукольника, который запутался в нитях.

Джессика закрыла глаза, а когда через мгновение открыла их, то увидела, что за ее спиной появилась мать. Мамино лицо совсем не сияло красотой. Она была искорежена, почти неузнаваема, кровь стекала с размозженного черепа на один глаз и подбородок.

Джессика чувствовала, как на глаза наворачиваются слезы.

— Почему ты плачешь, милая?

— Я знаю, что ты сделала, мама.

— Я никак не хотела заставить тебя плакать, дорогая.

Холодная рука матери легла ей на плечо.

— Нет. Я плачу не потому, что ты это сделала.

— А почему?

— Потому что я понимаю .

Я смотрю в зеркало .

Сержанта Марко Лехторанта, инструктора, Police University College

Моего издателя, Петру Майсонен

Всех людей в «Тамми»

Семью и друзей

Человека в зеркале

Сленговое американское выражение, обозначающее быстрый сексуальный акт, не требующий продолжения отношений. — Здесь и далее прим. переводчика.

Пасила — район Хельсинки.

Вапоретто — речной трамвай, маршрутный транспорт в Венеции

Фотографировать, пить и есть запрещено ( итал. ).

Мика Сало — финский автогонщик, пилот «Формулы-1».

Мика Хаккинен — финский автогонщик, обладатель двух чемпионских титулов.

Флорбол — разновидность хоккея с мячом

НБР — Национальное бюро расследований.

Карл Никлас вон Хелленс — финский ботаник, взявший себе новую фамилию.

Kurat — распространенное эстонское ругательство, на русский язык переводится как «Черт».