Макс Сек - Охотник на ведьм

— Нет! — закричала Джессика, и ее голос эхом отдался в пустом пространстве.

Коломбано крепче сжал ее запястье, и Джессика даже ощутила покалывание в пальцах, где кровь не циркулировала должным образом. Он тянул ее мимо высоких колонн в маленькую комнату и через нее к двери в дальнем конце.

— Отпусти меня!

— Не притворяйся, что пришла сюда просто поговорить…

Коломбано открыл дверь и толкнул Джессику так сильно, что она упала лицом на пол. Она мельком оглядела комнату — не слишком большое помещение наподобие кабинета, стены увешаны старыми концертными афишами, посередине письменный стол с компьютерами, потертый диван и наружняя дверь на противоположной стене.

Джессика услышала шорох и звон в руках Коломбано, затем почувствовала кожаный ремень на своем горле.

— Ты явилась сюда только для того, чтобы поиметь меня! Испортить мой концерт… мешать мне… отвлекать меня.

Джессика пыталась вздохнуть, ее пальцы нащупывали горло, а ремень туго затягивался вокруг него. Она почувствовала, как Коломбано приподнимает ее черное платье и погружает пальцы глубоко в плоть ее ягодиц. Джессика вскрикнула и потянулась за своей сумочкой, которая упала на пол. Ее пальцы схватились за ремень.

— Ты не заслуживаешь никаких ответов… Ты была просто девушкой на кладбище. Неужели ты думаешь, что ты одна такая? Вы все так чертовски предсказуемы и слабы. И глупы! Пришел сюда один, чтобы приставать ко мне, задавать глупые вопросы. Мне очень жаль? Нет, ты тупая корова. Посмотри на себя. Ты толстая! Двадцатилетняя шлюха… Если бы мне не нужно было наказать тебя, я бы больше и на десять футов к тебе не подошел.

Фраза Коломбано оборвалась резким звуком. На мгновение все замерло, а потом он зарычал и поднялся. Джессика почувствовала, что ремень на ее шее поддается, и перевернулась на спину.

Коломбано сделал несколько ошеломленных шагов назад, пытаясь разглядеть что-то там, куда не мог полностью обратиться его взгляд, заметил рукоятку ножа для стейка, торчащую из-под ключицы. Чуть выше, по обе стороны от адамова яблока, из двух колотых ран хлестала кровь. На секунду показалось, что у него были рога, но когда он сделал шаг вперед, стало ясно, что это афиша оперы «Фауст».

— Какого хрена… — прохрипел он и схватился за рукоятку ножа. Кровь капала между его пальцев. Они с Джессикой удивленно смотрели друг на друга, как будто впервые виделись в совершенно неожиданном месте и времени. Он только успел вытащить лезвие на дюйм, как поморщился от боли.

— Ты — гребаная шлюха!

Стремление что-то понять и решимость испарились из глаз Коломбано. Осталась лишь чистая ярость. Он сделал несколько шагов и со всей силы бросился на Джессику. Джессика ощутила, как его кровь капает ей на лицо, как сильные грубые пальцы сжимают ее горло. Уловила его звериный рык в своем ухе. И только теперь Джессика поняла, почему она вернулась в это проклятое здание, почему она хотела снова встретиться с этим монстром. Она верила, что Коломбано сделает то, на что она не была способна в течение этих месяцев одна в своем гостиничном номере. Скоро все будет кончено.

Но тут хватка Коломбано ослабела. Джессика открыла глаза. Мужчина, который был на ней сверху, навалился на нее всем своим весом, исчез.

Oletko kunnossa?

Джессика не узнала голос, но он говорил по-фински. «С тобой все в порядке?»

Она услышала слабый крик Коломбано. Незнакомец переступил через него. Джессика лежала, стараясь дышать ровно. В конце концов она вытерла перепачканное кровью лицо и села. Кожаный ремень валялся на полу, но она все еще чувствовала его удушающую хватку.

Коломбано лежал в нескольких метрах от него с ножом в груди. Рядом с его хрипящей тушей стоял мужчина лет сорока. Тот самый человек, которого Джессика видела сегодня вечером в зале. Его пальцы сжимали маленькую статуэтку, которой он, вероятно, ударил Коломбано по затылку.

— Кто… кто ты? — спросила Джессика и заметила, как странно звучат финские слова, когда она их произносит. Она уже сто лет не говорила по-фински.

— Джессика, слушай, — обратился к ней мужчина, вытирая кровь со лба. — Это была самозащита, — он говорил спокойно. Джессике казалось, что она различила какой-то диалект.

— Он…

— Даже не знаю. Не знаю, черт возьми…

В этот момент тело Коломбано обмякло, и его руки безжизненно упали по бокам. Джессика залилась беззвучными слезами.

— Нам нужно выбираться отсюда, — продолжил мужчина, нервно оглядываясь по сторонам. Он подошел к двери, через которую вошел минутой раньше, и убедился, что зал все еще был пуст. Затем он запер дверь и направился к наружной двери. Он осторожно приоткрыл ее, высунул голову и вернулся к Джессике.

— Ты же не хочешь торчать здесь и выяснять отношения с венецианской полицией. И я тоже не хочу. Мы должны оставить этот беспорядок позади. Возвращайся в Хельсинки.

— Мы? Кто?.. Кто ты такой, черт возьми?

— Я пришел, чтобы забрать тебя домой. О тебе беспокоятся.

— Кто беспокоится?

— Твоя тетя.

— Но…

— Джессика, — проговорил мужчина и сжал плечи Джессики. От него пахло несвежим табаком и немного виски. Лицо у него было жесткое, с глубокими морщинами, но нежное. — Там есть раковина, — сказал он твердым голосом. — Умойся и выйди вон за ту дверь. Она ведет к небольшому каналу. Улица выглядела пустой, когда я выглянул наружу. Но проверь, чтобы быть уверенной, прежде чем выйти. Никто не должен тебя видеть, ни при каких обстоятельствах.

— Но что… — заикалась Джессика, когда мужчина перевел встревоженное лицо на неподвижного Коломбано. Глаза скрипача были открыты, он смотрел в вечность.

— Я этим займусь. Отправляйся в свой отель в Мурано и жди меня там. Я приеду так быстро, как только смогу. А потом мы уедем. Я обещаю тебе, что все будет хорошо.

Джессика начала всхлипывать, глядя на мужчину. Только теперь она поняла, что слышит в голосе мужчины не диалект, а иностранный акцент.

— Как тебя зовут?

— Эрн, — ответил он, вытаскивая из нагрудного кармана полицейский значок. — Ты можешь мне доверять.

Джессика открыла глаза — ее веки были тяжелыми. Она увидела картину с изображением парусника, деревянный шкаф, широкую дверь в туалет для инвалидных колясок и маленький телевизор, свисающий с потолка. Она заметила знакомое лицо, туго стянутый пучок и одинокие пряди волос на фоне яркого солнечного света.

— Тина?

Морщинистая рука сжала ее руку. По худой щеке скатилась слеза.

— Так приятно видеть тебя после стольких лет…

Джессика изучала ее. Она покрасила волосы в рыжеватый цвет и, несмотря на многочисленные подтяжки лица, выглядела гораздо старше, чем помнила Джессика. Гордость и внушительность сменились хрупкостью и меланхолией.