Барбара Гордон - Адресат неизвестен

Я отшатнулась назад, боясь, что он меня заметит. Но Зентара, не оглянувшись, выбежал на улицу.

Валентина сообщила мне, что Адам Горн не фигурировал в реестре жителей Быдгоща — ни до войны, ни во время войны, ни в послевоенные годы. На Валентину я могла положиться — ее информация была наверняка добросовестной.

Следующим этапом моего путешествия был Щецин. Познань я оставила себе напоследок. Странно, но я чувствовала вовсе не усталость, а скорее возбуждение, удваивающее энергию и живость мысли.

Когда в 1945 году я отправилась из деревушки под Краковом на наш «дикий Запад», то побывала и в Щецине; выбирая место, где осесть после войны, я объехала, пользуясь всеми доступными средствами передвижения, все Западные Земли, от морского побережья до чешской границы, и выбрала Липов. Тогдашний Щецин произвел на меня довольно гнетущее впечатление. Развалины меня ужасали, мне не хватало мужества и фантазии, чтобы увидеть этот город таким, каким он станет позже. Теперь, через шестнадцать лет, все виденное тогда показалось мне дурным сном. Развалины, правда, еще попадались, но жизнь в городе кипела. Я с удовольствием вдыхала свежий ветер с залива, прислушивалась к гудкам корабельных сирен, ко всему этому шуму, гаму, разноязычному говору, такому характерному для портовых городов.

Улица Богуслава находилась в центре. Она была заново отстроена и имела опрятный вид. Дом, который я искала, сверкал на солнце бесчисленными окнами. «Наверное, тут живет тьма народу, — подумала я, обеспокоившись. — Как же действовать на этот раз?»

Для начала я подошла к доске со списком жильцов.

Я довольно долго стояла перед списком, должно быть, с весьма неумным выражением лица. Я не верила глазам. Данута Квичол числилась в списке жильцов этого дома. Наконец кто-то живой человек, не призрак, не беглец! Да, но почему же тогда письмо вернулось с пометкой: «Адресат неизвестен»?

Чтобы выяснить это, я вскарабкалась на самый верхний этаж и постучала в небольшую дверь. Оттуда раздалось громко: «Войдите!»

Из кухни выглянуло потное, раскрасневшееся лицо толстухи. Она стирала, и груда белья на полу у корыта свидетельствовала о том, что работы ей еще хватает. Но поговорить она была не прочь.

— Данка? Эта холера? Да чтоб мои глаза ее вовек не видели, — выкрикивала она, продолжая с невероятной быстротой тереть белье о стиральную доску. Всю свою злость на Дануту Квичол она перенесла на кальсоны, которые сейчас обрабатывала.

— Нет ее, и не будет! — воскликнула толстуха. — И не будет! — торжествующе повторила она. — А вам она зачем понадобилась?! К ее компании вы вроде бы не подходите, она не с такими хороводилась. Ага! Верно, она вас тоже надула, а? Пришли свое вернуть?

— Вот именно, — тихо простонала я, приложив платочек к глазам.

— Небось наобещала невесть чего, денежки взяла, да только вы ее и видели, а? Свитера, чулки, часы? — Толстуха швырнула злосчастные кальсоны в таз и принялась за дамскую рубашку очень большого размера.

Я была страшно благодарна толстухе. Она изо всех сил старалась облегчить мое положение. Я сделала выбор и с горечью шепнула:

— Свитера…

— Ну, так денег своих вы больше не увидите. Ни-ни! А хоть много? Сколько вы ей дали?

— Две тысячи злотых, — нерешительно проговорила я.

Она пренебрежительно махнула рукой, облепленной мыльной пеной.

— Тоже мне дело… Я даже удивляюсь, что она на такую мелочь польстилась. Что для нее какие-то там две тысячи.

— Да что же с ней случилось?

— А что с ней могло случиться? Сидит.

— Не может быть! — воскликнула я, изображая отчаяние.

— Как это не может быть? Вполне даже может, и я уже давно ей это пророчила. Пока она только моряков к себе водила, я помалкивала, только плату за комнату ей повысила. Она ведь комнату у меня снимала. В магазине продавщицей вроде бы работала, а потом бросила. Говорила, что коммерция выгодней, чем работа. Ну и комбинировала направо и налево, как могла. Невозможно, говорите? Вон, пожалуйста, на шкафу газета. Почитайте-ка… — Новая порция белья шлепнулась в корыто, разбрызгивая пену.

Я с интересом прочитала:

«Органы милиции несколько дней назад арестовали в Щецине шайку контрабандистов. Главарями этой шайки были Зенон Л., Ежи Т., а также Данута К. В ходе следствия установлено, что Данута К. занималась не только контрабандой, но и мошенничеством. Она брала деньги вперед за доставку «шикарных» вещей, но вещей этих не доставляла. Расследование продолжается».

Газета была не местная, варшавская. «Курьер Польский», вышедший дней десять тому назад.

— Я эту газету нарочно держу; надоело мне всем рассказывать одно и то же. Как кто спросит про эту мерзавку, я ему сразу газетку, — заявила толстуха в явном противоречии с истиной: она молола языком без удержу, и это ей, безусловно, доставляло удовольствие. — А то к ней тут все еще ходят.

— Я ей даже письмо написала, — попробовала я закинуть удочку.

— Не вы одна. А я их все до одного обратно отсылаю. И всегда велю почтальону, чтоб писал: «Адресат неизвестен». А что мне писать: «В кутузке сидит», что ли? Пускай сами ее ищут. А я ее и знать не хочу. Тут порядочные люди живут. Мой старик ночным сторожем на стройке работает.

Я попрощалась с разговорчивой хозяйкой, сохраняя страдальческое выражение лица.

— Вы лучше всего в милицию пойдите! — крикнула она мне вслед. — Но, конечно, как хотите. Не каждый, кто с Данкой дело имел, захочет в милицию идти. Но вы-то…

Я шла через город к вокзалу, совершенно сбитая с толку. Что все это может значить? Какой логикой руководствуется отправитель этих писем, когда выбирает адресатов? Ну, я понимаю еще — Курт Гинц, гитлеровец. Тут речь могла бы идти о том, что и Янека заподозрят в контактах с такого рода людьми. Допустим, что такую же цель преследовали, высылая письмо на имя несуществующего Адама Горна. Но зачем в Быдгоще указали адрес, которой связывает с этой историей одного из жителей Липова? Ведь Томек Зентара, если б он, допустим, высылал эти письма, не настолько наивен, чтобы указывать адрес учреждения, в котором его, вероятно, хорошо знают. Значит, это сделал кто-то другой. С какой целью? Имя Дануты Квичол этот «кто-то» мог увидеть в газете. Но в газете не был указан ее адрес. Откуда же взяли адрес?

В Познани народ очень вежливый, и приезжему там легко. Шофер такси отвез меня к женщине, сдающей комнаты внаем: у меня денег было уже маловато, и на гостиницу, наверное бы, не хватило. Комната была удивительно чистая и опрятная, постель белая и прохладная. Я вымылась, напилась чаю и легла спать.

Утром села в трамвай и поехала на улицу Ратайчака. Дом, который был мне нужен, оказался почти у самой остановки трамвая. Когда я начала, по установившемуся уже порядку, искать список жильцов, появился дворник и спросил, что я здесь делаю.