Сьюзен Хилл - Чистые сердцем

— А ты серьезно, да?

— Как никогда. Боже, Кэт, я не хочу оставлять практику. Я люблю это. Я люблю прикладную медицину и всегда любил. Но непосредственно сейчас я понимаю, что выгорел.

— Но решение не в том, чтобы идти работать в фармацевтическую компанию.

— А в чем тогда?

— В моем возвращении на работу, конечно. Я попрошу Салли присматривать за Феликсом и буду приходить с утра делать операции и постараюсь вернуться в седло на полную ставку как можно скорее. Дело закрыто. — Она поднялась. — Пойду сделаю тосты и суп.

— Звучит неплохо. Но ты не можешь вернуться, вся суть была в том, чтобы ты целый год…

— Я знаю, в чем была суть, но это было до того, как ты измотался настолько, что начал думать о фармацевтических компаниях. Я здесь просто просиживаю штаны, как бы это все ни было мило — разлечься на диване, сюсюкать с Феликсом и почитывать Мэйв Бинчи. Дай мне еще неделю, и я начинаю.

— Я не смею с тобой спорить, когда ты так смотришь. Если я соглашусь…

— У тебя нет выбора, парень.

— Но если… Ты позвонишь Саю?

— Нет.

— Ой, повзрослей, Кэт… Или даже покажи ему, кто здесь взрослый. Я не хочу, чтобы мою семью раздирали какие-то распри. В мире и так достаточно войн. Кстати, ты в последнее время говорила со своими родителями?

— На самом деле мама как раз сегодня звонила. А что?

— И как она?

— Странная. Но она сейчас постоянно кажется мне странной. Не могу понять, в чем дело… Ее сияющее, очаровательное забрало, как всегда, опущено. Но что-то есть, и будь я неладна, если знаю, что.

Кэт запихнула хлеб в тостер. В такие моменты ей всегда казалось, что лучше не думать. Не думать о Дэвиде Ангусе и о том, что он мог умереть ужасной смертью, не думать о маме и папе и о том, что между ними могло случиться, не думать о возвращении на работу гораздо раньше, чем планировалось. Не думать — а просто делать.

«Мы переживаем, переживая» — прочла она где-то, и эта мысль поразила ее, потому что в ней была сосредоточена самая главная истина ее жизни.

Суп начал закипать.

— Саймон, это второе сообщение, которое я тебе оставляю. Мне не нравится разговаривать с машинами. Будь так добр, перезвони мне.

Мэриэл тихо положила букет нарциссов, который она только что собрала в саду, на свежую газету. Весь сад расцвел желтыми, оранжевыми, розовыми, белыми и алыми тюльпанами. Она посмотрела туда, но прямо на ее глазах все краски покинули его, и он потускнел, как тускнеет труп, когда его покидает кровь. Мир стал двухмерным и серым.

— Чертовы машины.

Она боялась заговорить. Она не могла произнести ни слова.

Она спросила:

— Зачем ты звонил Саймону?

Ричард обернулся.

— Мне нужно кое-что у него спросить.

— Если… — ее горло сжалось. — Спросить?

К ее удивлению, он встал и положил руки ей на плечи.

Он сказал:

— Сейчас, моя дорогая, ты должна доверять мне. Ты всегда мне доверяла. И должна доверять до конца наших дней. Неужели ты думаешь, что я могу предать тебя?

Мэриэл Серрэйлер очень мало плакала в своей жизни, но сейчас слезы выступили у нее на глазах — правда, там и остались, размыв желтый силуэт цветов на столе.

— Что бы я ни говорил после того, как ты впервые рассказала мне о Марте, я это принял, и я принял то, что ты сделала это ради нее и в благих целях. Я с тобой не согласен, но я никогда не сомневался в доброте твоего сердца и в твоих мотивах. Ты должна этому поверить. Да и кто бы сказал, что ты не права? Не я. Кто? Никто. И последний человек, которому я бы тебя выдал, был бы наш сын.

Она хотела приблизиться к нему, но он отпустил ее плечи и вышел из комнаты в одно мгновение. Она достала платок и медленно вытерла глаза. Ее потрясла глубина его милосердия. Под обычным деловым тоном в его голосе проступили те мягкость и нежность, которые она редко слышала.

Она села за стол и начала подрезать цветы. Постепенно, глядя вокруг себя и в окно, она начала замечать, как краски возвращаются в сад, становясь богаче, ярче и глубже, как цветы трепещут на солнце, демонстрируя всю свою красоту. Чувство облегчения и свободы наполнили ее сердце. Она была прощена.

Весна потихоньку перетекала в раннее лето, дни становились теплее и солнечнее. На Гайлам Пике снова появились толпы гуляющих. Кролики гоняли друг дружку, а лисы скакали из норы в нору, радуясь оттаявшей земле. В Гардэйл Равин кто-то оставил букетик сирени у ямы, где была захоронена девочка, хотя тела там уже не было. На Холме вокруг Камней Верна играли дети, и темная тень, которую отбросили на это место события прошлого года, растворилась в солнечном свете. Сады Лаффертона золотились желтыми кустами.

Мэрилин Ангус потеряла интерес к тому, чтобы вести поиски своими силами. Негодующие граждане и просто сумасшедшие, которые откликнулись на зов, разъехались по домам.

Старший суперинтендант Джим Чапмэн вернулся в Йоркшир. Его анализ дела Дэвида Ангуса был исчерпывающим и не содержал почти никакой критики действий местной полиции; он выдвинул несколько предложений, но работа по ним ни к чему не привела. Лицо Дэвида Ангуса все еще смотрело с постеров и объявлений, из окон и с витрин, но потихоньку начало тускнеть и часто было ободрано по краям. Никто не забыл, но теперь это не было главной темой для разговоров.

Команда продолжала бороться. Делом немного позанимались в других регионах страны, но потом отодвинули на задний план. К ХОЛМСу доступ был все еще открыт, данные можно было выгружать и обновлять.

Не было ни новостей, ни следов, ни свидетелей. Мальчика как будто никогда не существовало.

Поток звонков в полицию Лаффертона превратился в слабый ручеек, и этот ручеек состоял из безумных, скучающих или злонамеренных людей.

Минул март, а вместе с ним и ранняя в этом году Пасха.

Четвертого апреля Кэт вернулась домой после утренней операции и тут же услышала телефонный звонок.

— Привет, мам.

— Не называй меня «мам». Дорогая, ты уже выбрала дату, когда вы будете крестить Феликса? Если нет, то можно это будет двенадцатого мая?

— Нет, пока даже не знаю. А почему именно тогда?

— Потому что мы решили назначить на этот день установку камня для Марты, и я подумала, что крещение можно провести сразу после.

— Я поговорю с Крисом, но я не вижу причин, почему нет. Но разве ты не хотела чего-нибудь более тихого, отдельного — приватного — для Марты?

— Нет. Так будет просто отлично. Как ты?

— Хорошо. Мне очень даже нравится снова быть доктором. Легко так говорить, когда нет ни ночных дежурств, ни вызовов на дом…

— Как Феликсу нравится его няня?

— У них любовь.

— Я все звоню Саймону, но никак не могу к нему пробиться.

— О.

— Он в отъезде?