Григорий Романов - Лыткаринский маньяк

Да, Макаров решил застрелить Федора Романыча. Решил, решился, – не важно. Теперь все неважно: чего хочет оппозиция, какое будущее ждет его и всех остальных…

Прямо здесь и сейчас поселился страшный, черный паук и нет никакого будущего, пока он тут.

Дверь налево выводила из дежурной части. Проход направо – в коридор с камерами для задержанных. Почти классическая развилка, только без дороги прямо.

Подобно добру молодцу, стажер остановился на распутье: слева был его долг, справа ничего не было. Но, именно туда его сейчас потянуло. Сырые камеры желали с ним говорить. Повинуясь их зову, Макаров прошел в коридор.

Уже скоро, одна из них станет его домом. И еще множество таких же, мрачных, с шагреневой штукатуркой на стенах. Но сейчас, их голос был о другом. Они благословляли его. Хотели поделиться черной, но праведной решимостью. Передать ему ужас и боль своих обитателей, превратив их в силу и железную волю. Крикнуть ему вслед: «С богом!», а когда уйдет, облегченно выдохнуть: «Совершилось».

И выйдя из их мрака, он уже не остановится. Не оглядываясь пойдет и сделает то, что должен сделать.

Едва различимая тень придвинулась к прутьям обезьянника.

– Лейтенант! Подойди. – негромко позвал Василий Иванович.

– В сортир вывести? – рассеянно спросил Макаров.

– Не делай этого.

– Что не делать?

– Того, что задумал. Не делай.

Лейтенант отвлекся от своих мыслей. Каким-то образом, человек в клетке заговорил им в такт. Получилось необычно, но продолжать разговор в подобном духе он не собирался. Однако и уходить не спешил.

– Он не сам. Зло – не он.

– Тогда кто? – неожиданно для себя спросил стажер.

– Кто… Он тебе не по зубам. Не впускай его. Этого будет довольно.

Теперь точно получалось, – они говорят об одном и том же.

Макаров внимательно посмотрел на Василия Ивановича. Он уже слышал о нем. Слышал, как дежурный орал на полицейских, доставивших его в отдел. Был в курсе его истории, диагноза и уверен: Водченко придурок и скандалист.

Но сейчас, шизофреник словно видел его изнутри. Человек, которого не должно здесь быть, говорит, чего ему не следует делать. Наваждение какое-то: Если он больной, кто тогда здоровый?

Дав высказаться всем внутри, стажер будто забыл кого-то. И теперь этот кто-то взял слово, пригласив неожиданного спикера.

– Как вы узнали? – спросил Макаров тоном человека, который все понял.

– Я это видел уже. А когда увидишь, потом ни с чем не перепутаешь. Иди к себе. Здесь не твоя вина. За студентом, только, присматривай.

Опять в цвет. Но все равно, услышанное не укладывалось у стажера в голове. Захотев вернуться в реальность, он резко и с вызовом спросил:

– На меня, теперь, тоже жалобу напишешь?!

В ответ Василий Иванович устало улыбнулся:

– Мне нечего писать. О тебе в другом месте напишут. Галочку поставят.

Кровь ударила Макарову в лицо: Стыдобища-то какая. Зачем я это ляпнул!

Он виновато поднял глаза на человека в клетке:

– Разве, я ее заслужил?

– Да, сынок, уже заработал. Иди.

– Спасибо.

Макаров повернулся и ушел, а Василий Иванович остался стоять у решетки со своими мыслями: Тебе спасибо, лейтенант. Не знал, что здесь такие остались.

В углу камеры завозились.

– О чем ты с ним? – поинтересовался спросонья Копытин.

– Лейтенант хотел героем стать. Я его отговорил.

– А зачем отговорил-то?

– Герой хорош под обелиском, а ему жить. Не стоит говно хорошего человека.

– Кто хороший человек? Макаров?! Да он, пока ППСником был, всю кровь из нас выпил! Задолбал своими протоколами, гнида!

– Ну-ну, кровь… Вашу кровь комары пить не станут. А этот, сейчас, был на пороге величия. Я-вон, в свое время, не додумал сходить туда, где явку с повинной принимали…

– Василь Иваныч, ты дурак что ли? Какого величия? Он даже в сортир тебя не выгнал!

– Нет, он выгнал. Всех, кого был должен. И закрыли тему.

Опустошенный, Макаров вернулся за пульт. Разболелась голова, выглядел он совсем плохо.

Дежурный с сочувствием посмотрел на него:

– Слышь, стажер! Иди, поспи пару часов, пока все тихо.

Сил спорить не было. Макаров пошел в комнату отдыха и рухнул на раскладушку.

Казалось, ему ни за что не уснуть. Такого обилия мыслей и впечатлений он никогда не испытывал. Они сменялись перед глазами: лица, обрывки фраз, лампочки на пульте. Все это прыгало, скакало и, наконец, стало причудливо перемешиваться, превращаясь в цветной калейдоскоп.

Дыхание Макарова стало ровным и глубоким. «Присматривай за студентом» – пронеслось напоследок, и стажер провалился в забытье.

Минут через двадцать у Антона появился сосед. Леонид Чернышов, чрезвычайный и полномочный посол Республики Кича.

При высоком дипломатическом ранге, у него было три судимости за имущественные преступления, две – за насильственные, а сейчас его задержали по чужому розыску за злостное хулиганство.

При наличии пустых камер, его могли бы заселить отдельно, но подсадили к студенту. Естественно, не из гуманистических побуждений.

Войдя в камеру, Леня сразу перешел к любимому занятию всех неудачников, – самоутверждению за чужой счет. Он уселся посередине нар таким образом, что на них сразу стало тесно даже вдвоем. Без спроса взял гамбургер, махом откусив от него половину. Потом набрал в рот минералки, прополоскал его и сплюнул в угол. Отпил еще, прополоскал горло и, на этот раз, сглотнул, смачно отрыгнув углекислоту. Не дать не взять, король периода реставрации: вернулся с помпой, захватил власть над пространством и едой и теперь был готов захватить все остальное.

О чем была его вступительная речь, даже передать невозможно. Ругань на жизнь, проклятия в адрес мусоров и прочие оригинальные суждения, не понятные посторонним, лились из него мощным потоком, и Антон заподозрил, что все это говорится вообще не по-русски. Знакомыми были только союзы и предлоги, остальное – реально китайский. И при том, никакой матерщины!

Закончив с преамбулой, Леня перешел к выяснению личности сокамерника. Любые ответы вызывали в нем смесь высокомерия и саркастического смеха:

Студент – ха-ха-ха, плевок сквозь зубы.

Двадцать один год – хе-хе-хе и опять плевок.

Первый раз за решеткой – ох-хо-хо и громкая отрыжка.

Услышав, что Антон задержан за наркотики, Леня принял вид негодующего праведника и начал ему выговаривать с высоты прожитых лет и подобия человеческой морали:

– Что вы за идиоты! Выпей водки. Что ж вас на эту дрянь тянет!

– Вообще-то я не употребляю. – попытался оправдаться Антон.

Потом, между поучительных реплик, рассказал про Федора Романыча и театральный кружок в комнате для допросов.

Леонид слушал, и дерзкое выражение стало покидать его лицо. Оно теперь вытягивалось, глаза округлялись в орбитах, а речь почти пришла к литературной норме: