Leo Vollmond - Гамбит. Конь без масти

Пытаясь быть до конца откровенным сейчас хотя бы с собой, Фрей, положа руку на сердце, видел, что не так уж сильно они и различались, хоть чтобы встретиться, одному пришлось спуститься с небес на землю, а второй – выплыть из кислотных облаков далекой-далекой Нибиру. И вот они были здесь, один на один: в одной реальности, времени и пространстве, в городе, которой катится по наклонной, его ось вращения давно потеряна вместе с последними рыцарями Нордэма и остававшимися крупицами надежд, возложенных на них. Вместе с жизнью Кельта, вместе запачканной им честью Романо. Благо, что оставшиеся в строю не сложили оружие. Адам не повесил свой рыцарский плащ на гвоздь, а 小姐 Костлявая все еще точила косу. Они все еще верили, что Нордэм можно спасти, и пытались это сделать доступными им способами. Осознание, от которого Фрей открещивался, закрывался и прятался весь прошедший день, ударило его ставшим почти родным свинцовым молотом. Теперь подняться было практически невозможно, свинец тяжестью давил на грудь. Теперь Фрей понял, о чем ему говорила Черри Форман. Скорее всего, он понял это уже давно, но, как всегда, бежал от принятия реальности.

Фиаско горькое на вкус. У него привкус цианида и сурьмяной пыли, а у Фрея Лориана, увы, но нет шансов. У 小姐 Костлявой уже есть пара, и речь сейчас не о мелком засранце, затаскивающим ее под венец ради удовлетворения собственного эго и развенчивания мифа о пристрастиях к единорогам. Пусть шизофрения отправляется обратно в спячку. Она понадобится, когда Сир Безупречный будет доносить до Мрачного Жнеца мысль, что, собственно, ничего не случается случайно. Каламбур, конечно, забавный, а вот разговор им предстоял не очень. Недомолвки и недосказанности в этот раз не помогут. Рыцарь в сверкающих доспехах и Жнец, забирающий души, столкнулись с проблемой лицом к лицу, хоть лицо одного из них и скрыто забралом до блеска начищенного шлема, что, собственно, и создает сейчас еще одну проблему. Фрей не смог не отметить иронии. Адам хотел стать символом всего, что брался защищать, которым в итоге и стал, и которым она звала его. Сверкающие латы были призваны защитить его кристально-чистую фамильную честь, но сделали только хуже. Они стоили Адаму его жизни, сделки с совестью, на которую он пошел, отказавшись от семьи. Теперь они стоят ему надежд на будущее, которое теперь не менее туманно, чем вид, открывавшийся глазам Фрея.

– Dos fajitos por favor, – услышал он ее звон металлических колокольчиков сквозь собственные мрачные мысли и порывы соленого ветра.

Уже оглянувшись, не найдя ее рядом, Фрей понял, что потерял счет времени, которое здесь остановилось. Шаря расстроенным взглядом в поисках знакомого серого пятна, он увидел его возле киоска с, судя по меню, мексиканским фастфудом, рядом с которым обедали местные работяги.

– Gracias, – Эванс забрала две порции у женщины за прилавком, когда Фрей подошел к ней. – Como siempre, sin cambio, – очень тихо сказала Эванс полноватой латинской женщине в фартуке, заляпанным красным соусом, и протянула многократно свернутую сотню, чтобы никто не рассмотрел номинала купюры, хотя за глаза могла обойтись и десяткой. – Держите, – быстро отбежала она от киоска, и протянула Лориану сверток с едой в тонкой дешевой салфетке.

– Вы привезли меня в старый город и решили накормить местной едой? – Фрей бы спросил, чем он ей не угодил, но его слова точно обидят девушку. Его девушку. То есть не совсем его, но… Мда, рано он отправил шизофрению на отдых.

– Надеюсь, вы любите белое мясо, – лукаво улыбаясь, спросила она и, Лориан ущипнул себя, подмигнула, что не к добру.

Что в этом фахитос? Мышьяк? Свинец? Сурьма? Все вместе? Эванс пытается его отравить или запугать? И разве можно выглядеть при этом такой… милой. И вот от такого мысленного сравнения ему стало даже страшнее, чем от токсичного букета, завернутого в шершавую бумагу, который ему предстояло съесть.

– О, ничего не имею против курицы, – вежливо согласился Фрей, осматривая подгоревшую с обеих сторон лепешку, набитую непонятно даже чем, и вряд ли это было чем-то съедобным.

«Хоть не язвит», – мысленно смирился он, когда понял, что Эванс устроила мажорику проверку на прочность. Одну из тех, которую она устраивала боссу, заставляя его держать лицо, точно при этом зная, что он уже дошел до точки кипения. «Что? Лиам тебе нравится?» – ревность кольнула Лориана под ребра, а шизофрения завопила: «Что у тебя опять?», и расценивала, насколько необходимо сейчас ее участие в этой беседе.

– Где вы видите здесь курицу, мистер Лориан? – Эванс отщипнула от своей такой же пережаренной, как и у Фрея, лепешки кусочек и бросила ее под ноги подлетевшим к ним чайкам и толпившимся под ногами голубям.

– Голуби? – догадался Фрей, в ужасе кивая догадкам.

– Или чайки, – дополнила Эванс, и принялась за еду, как ни в чем не бывало. – Голуби вероятнее, их проще поймать, – крошила она лепешку себе под ноги.

– Ясно, – заключил Лориан и откусил кусок непонятно чего, и, да, он не ошибся, вкус был отвратительным, и это точно был голубь. Чайки жестче.

– Голубь, чайки жесткие и рыбой пахнут, – Эванс с бесстрастным выражением лица разжевывала кусок условно белого мяса и смотрела на реку в спину рыбакам куда-то вдаль на крыши далеких небоскребов, терявшиеся в серых облаках.

– Я плавать не умею, – как-то не к месту заметила задумавшаяся девушка. – Просила Атласа меня научить, – жуя и игнорируя все нормы этикета, она продолжала рассказывать. – Он столкнул меня с пирса, – Эванс указала рукой с фахитос в сторону покореженных бетонных плит. – Камнем пошла на дно, он меня вытащил и сказал, что убьет, если расскажу Ашеру или отцу, – опять откусив мерзкую на вкус еду, говорила она с отрешенным видом. – Я так и не рассказала, – этим она ни капли не удивила Фрея, ведь она стоит рядом с ним, а Эвансы не врут. – И плавать я толком не умею. Нырнуть пару раз, на большее сил не хватает, – рассматривая у себя в руке то, что назвать едой у Фрея язык не поворачивался, Эванс опять покрошила лепешку голубям, но упорно не смотрела на Лориана.

– Атлас это? – Фрей затаил дыхание и на автомате поглощал отвратительную на вкус мерзость с кислым привкусом и таким же кислым запахом. Авось пронесет, и только пронесет, а не амебиаз подцепит. Каламбур как диагноз – главное, чтоб не смертельный.

– Мой второй брат, – и снова заткнув себя едой, ответила Эванс.

– Вы были близки с ним? – прожевав и не без труда проглотив, спросил Фрей.

Вкуса еды он сейчас не чувствовал, как и не чувствовал, кто же сейчас находится рядом с ней. Сам Фрей или уже не совсем, а бездушный и очерствевший молодой человек, выуживавший информацию для заключения сделки.

– Погодки, – словно это было ответом на его вопрос, констатировала она, запихивая жуткий фахитос в рот.