Эд Макбейн - Легавые

Пустую.

Накануне, без пяти двенадцать, они позвонили лейтенанту Бернсу и доложили о переговорах с человеком, которого окрестили шутником. Поворчав, лейтенант сказал, что сейчас приедет, и поинтересовался, который час. Узнав, что почти полночь, он хмыкнул и повесил трубку. В участке Бернс выслушал подробный отчет и решил, не откладывая, позвонить смотрителю парков. Смотритель начал ворчать: мол, глубокая ночь и нельзя ли отложить разговор до утра?

Бернс откашлялся и сказал без обиняков:

— Нам позвонил человек и предупредил, что собирается вас застрелить.

Теперь закашлялся смотритель.

— Что же вы сразу мне об этом не сказали? — спросил он.

Смотритель заявил, что все это похоже на бред сумасшедшего, просто какой-то идиот вбил себе в голову, что ему за здорово живешь выложат пять тысяч долларов. Бернс согласился, что ситуация действительно странная, но напомнил, что большинство преступлений совершают люди неуравновешенные и, чтобы пристрелить кого-нибудь, вовсе необязательно обладать стопроцентным психическим здоровьем.

Ситуация выглядела просто дурацкой.

Смотритель парков, судя по всему, впервые попал в такой переплет. Он не мог взять в толк, зачем понадобилось будить его среди ночи и рассказывать о каком-то психе, и предложил забыть об этих звонках.

— Я не хочу выглядеть полицейским из плохого телесериала, — сказал Бернс, — и с превеликим удовольствием плюнул бы на все это, но мой долг предупредить — преступник грозился пристрелить именно вас.

— Ну и хорошо, — сказал Каупер, — а теперь давайте забудем об этом.

— Нет, — возразил Бернс. — Я должен задержать того, кто придет за банкой, и обеспечить вашу безопасность. Вы завтра будете выходить из дома?

Смотритель ответил, что, разумеется, Бернс волен делать все, что ему заблагорассудится, в том числе и арестовывать того, кто придет за банкой, но лично он приглашен на завтра мэром на «Героическую» симфонию Бетховена в исполнении городского оркестра и никакая охрана ему не нужна.

Бернс заметил:

— Мы потом расскажем вам, как было дело.

— Прекрасно, — буркнул смотритель, — только не звоните в середине ночи, — и положил трубку.

В пять утра во вторник детективы Хэл Уиллис и Артур Браун в тишине дежурной комнаты выпили по две чашки кофе, оделись потеплее и отправились в арктическую тундру Гровер-парка наблюдать за третьей скамейкой. Большинство парковых аллей тянутся с юга на север и, стало быть, имеют два выхода, поэтому детективы опасались заблудиться. Но, взглянув на карту, висевшую на стенде, поняли, что у этой аллеи только один выход — она петляла от Клинтон-авеню по всему парку и заканчивалась у оркестровой раковины около пруда. Детективы спрятались за валуном под голыми вязами и начали наблюдение. Холод был жуткий. Вначале Хейз должен был поставить банку, но тогда бы он засветился. Поэтому Бернс предложил отправить детективов в парк раньше условленного времени. Сыщики махали руками, словно ветряные мельницы, топали ногами, терли щеки и носы. В эти ранние предрассветные часы можно было обморозиться. Сыщики впервые в жизни так страшно мерзли.

Коттону Хейзу тоже было холодно, хотя и не так, как его коллегам, когда в девять утра он появился на парковой аллее. Пока он дошел до скамейки, ему встретились двое: старик в черном пальто, шагавший к газетному киоску на Гровер-авеню, и девица в норковой шубке поверх длинного нейлонового халата, выгуливавшая белого пуделя в красном вязаном комбинезончике. Когда Хейз с банкой поравнялся с ней, она одарила его ослепительной улыбкой.

Возле третьей скамейки не было ни души.

Хейз быстро огляделся и покосился на многоэтажки на Гровер-авеню. Утреннее морозное солнце сияло в тысяче окон. За любым из них мог притаиться кто-то с биноклем — парк был весь как на ладони. Хейз сначала поставил банку на один край скамейки, потом передвинул на другой, но подумал и поставил ровно посередине. Он еще раз огляделся и зашагал обратно в участок, чувствуя себя последним идиотом. В следственном отделе Берт Клинг беседовал по рации с Хэлом Уиллисом, сидевшим в засаде.

— Как дела? — спросил Клинг.

— Мерзнем, — простонал Уиллис.

— Кто-нибудь появился?

— Какой дурак попрется на улицу в такую холодину?

— Не переживай, — сказал Клинг. — Шеф вроде бы собирается послать вас на Ямайку.

— В день святого никогда, — фыркнул Уиллис. — Держи карман!

В отделе стало тихо. Хейз и Клинг ждали новостей. Наконец из черного ящичка послышался голос Уиллиса:

— Подошел мальчишка, остановился у скамейки, посмотрел на жестянку… Пошел дальше. Жестянку не взял.

— Продолжайте наблюдение, — сказал Клинг.

— А что нам еще остается делать? — удивился Браун. — Мы примерзли к этому чертову камню!

В парке стали появляться люди.

Они выходили из домов, прослушав прогноз погоды по радио и телевидению и глянув на термометр за окном. Сильный ветер и мороз заставили их пренебречь модой и одеться кто во что горазд: мужчины надевали наушники и теплые кашне, женщины напяливали по нескольку свитеров, меховые ботики, обматывали головы шерстяными шарфами. Люди рысью пробегали по парку, не обращая ни малейшего внимания на банку. В городе, и без того холодном и равнодушном, люди еще больше уходили в себя. Они молча бежали по своим делам. Какие уж тут разговоры! Открыть рот означало потерять частицу драгоценного тепла. Что толку выражать сочувствие ближнему — словами не утихомирить беснующийся ветер, который срывал с прохожих головные уборы и норовил сбить их с ног. Нет, в этот мартовский день всем было не до разговоров!

Уиллис и Браун в полном молчании наблюдали за скамейкой.

Маляры веселились.

— Ну как, устроили засаду? — спросил один.

— А зачем вам портативный передатчик? — поинтересовался другой.

— Что, банк будут грабить?

— Потому и слушаете эту штуковину?

— Отвалите, — любезно отозвался Клинг.

Взгромоздившись на стремянки, маляры мазали стены светло-зеленой краской.

— Помню, красили мы как-то контору окружного прокурора, — сообщил один.

— А они в это время допрашивали парня, который пырнул свою мамашу сорок семь раз.

— Сорок семь!

— В грудь, живот и голову!

— Штукой, которой колют лед.

— Он сразу признался.

— Сказал, что хотел спасти ее от марсиан.

— Псих ненормальный!

— Сорок семь раз!!

— А что, этим можно спасти от марсиан? — спросил второй маляр.

— Наверно, марсиане терпеть не могут женщин с дырками от ледоруба, — сказал первый и заржал. Второй маляр тоже начал смеяться. Они помирали от хохота, раскачиваясь на стремянках, а светло-зеленые капли падали с кистей на застеленный газетами пол.