Юрий Ребров - Все золото Колымы

— Ну уж так и не видели! Муж артист, видимо, друзья дома тоже играют на сцене. Как это говорили в старину. Лицедеи...

— Но это же профессия!

Что возразишь? Только где нынче граница между профессионалами и любителями? Как наши хоккеисты прославленных канадцев под орех разделывали! Где вы, аристократы уголовного мира: щипачи, домушники, медвежатники? А только разве легче, что твою квартиру обчистил решивший хлебнуть романтики пацан?

Такие-то невеселые размышления. Странно устроен мир. Николай Федорович Ильин копил всю жизнь марки, именно копил, а не коллекционировал. Ловчил, чтобы в его кляссеры с бронзовой подковой на обложке попало все выпущенное в стране — и номерные блоки, и малые листы, и все разновидности, и сувенирные листки — неровен час, снова войдут в моду. Порой эти бесчисленные кляссеры представляются мне маленькими тюрьмами с томящимися в них пленниками, прихлопнутыми подковой, словно чугунным замком. Теперь, закончив жизненный путь, отдал он сооруженный концлагерь на разграбление. Но разве будет лучше, если все это богатство разлетится по белу свету, по сотням рук?

Младшая дочь Ильина приобретет десяток сногсшибательных нарядов от Диора, сменит «Запорожец» на «жигуленок» последней, самой престижной модели к восторгу героя-любовника. Настасия Николаевна закупит самый модный и дорогой импортный мебельный гарнитур в подарок сыну-молодожену. И отправится заграничный гарнитур в далекую Тынду по железной дороге, построенной ее сыном.

Федор Николаевич... Что, интересно, приобретет этот разбогатевший жених? Никак не мог я придумать для него применение отцовским накоплениям. С философским спокойствием и педантизмом он, наверное, долго будет размышлять о доставшейся части коллекции. Выяснит у специалистов их стоимость, поразмышляет над тенденцией — будут ли в ближайшее время марки дорожать или падать в цене, и если падать, то наступит ли вновь повышение. А потом новые тяжелые раздумья — что делать с деньгами, какое найти им самое выгодное применение.

В книжках о нас порой пишут черт знает что: лихие супермены из угро, все замечающие, все предвидящие на несколько ходов вперед! Быть бы таким на самом деле, а то сутками ломаешь голову над случайно оброненной фразой и обожжешься не раз, пока ее правильно расшифруешь, а уж пророк из меня вовсе никакой. Разве мог я, например, подумать о том, чт о узнаю от вдовы консультанта Сибиряка Громова.

Оказалась она бойкой молодящейся старушкой в цветастом болгарском халатике и в вышитых бисером тапочках. Василиса Степановна сноровисто накрывала стол и сыпала цветистыми фразами, стараясь все время ввернуть «культурное словечко». Делала она это не всегда удачно, но мне было не до этого.

— Мой супруг злоупотреблял алкогольным опьянением. Ежечасно ему выговаривала: «Коленька, не давай власти над собой зеленому змию, добром не кончишь!» Сколько денежек сквозь его пальцы утекло, немыслимое количество! За последние два года всю коллекцию спустил. А какой был уникальный товар! За месяц до мученической кончины, земля ему пухом, четыре серии какому-то Николаю Федоровичу продал...

Вот, решил я, не ожидал такого разговора и покривил душой — ждал я его, не был он для меня как снег на голову. Всегда в нашей работе наступает момент, когда судьба преподносит подарок.

— Тот так обрадовался, — продолжала между тем Василиса Степановна, не слыша, как звучат в моей душе фанфары. — Прямо так и заявил: эти серии, говорит, буду держать отдельно, в вашем кляссере...

— И что это за кляссер?

— Самый обыкновенный. В любом киоске купить можно. Червонец ему цена. Супруг, голубиная душа, с горя и кляссер бесплатно отдал, да и марочки, считай, тоже даром покупателю достались. Тысяч восемь стоят, а отдал — за полторы. Вот какой страшный зверь водка! — Громова подумала и добавила: — Для нашей сестры — водка алкогольная тоже счастья мало приносит. У меня соседка так пристрастилась...

Василиса Степановна рассказывала трогательную историю девушки-соседки, сбившейся с пути праведного, а я уже думал о другом. Снова начали в голове выскакивать фразы из бесед, все услышанное за последние дни выстраивалось в причудливую, извивающуюся цепочку. Теперь, когда стало известно, что за серии приобрел Ильин, цепочка начала выпрямляться.

Выходит, марки, приобретенные у Громова, Николай Федорович в свои тюрьмы не заточил. Человек он аккуратный и, думаю, искать будет не очень трудно. Но это пока лишь рабочая гипотеза, а, как известно, мы, грешные, предполагаем, но располагает Господь Бог.

И вот я снова в квартире Ильина в обществе Левана Енукашвили, Коли Ушакова и супругов Майоровых. Если и дальше так пойдет дело, скоро начнем дружить домами.

Попробуем действовать, руководствуясь предполагаемой логикой бывшего хозяина квартиры. Его первой заповедью было: каждая вещь должна знать свое место. Не стал бы он портить стройные ряды подкованных кляссеров соседством с самозванцем. Поэтому ищу я его на полках с книгами — есть и такие. В основном это подписные издания, и среди тисненных золотом томов затеряться объемистому кляссеру трудно. Я ищу по своей системе час, второй, третий и, понятно, не нахожу. Что же, отрицательный результат — тоже результат. Майоров показал, что о приобретении новых, очень дорогих марок Ильин говорил во время их последней шахматной партии. Это совпадает и с показаниями вдовы Громова, утверждавшей: несколько серий были приобретены Ильиным за месяц до смерти. Продать или подарить кому-нибудь кляссер у него не оставалось времени. Допустим, он переложил марки в альбом, но куда подевался проклятый кляссер?

Стекла окон в сетке нудного осеннего дождя. Так и не удалось мне позагорать хотя бы на Москве-реке. Пляжи Черного моря для меня, как и в прошлые годы, остаются несбыточной мечтой. В окно я вижу торец соседнего здания. Издалека он кажется стеной старинной крепости с выбитыми вражескими ядрами кирпичами. А можно принять его и за тюрьму. Обогнешь глухую стену — и увидишь ряд узких окон-бойниц, затянутых черными решетками.

Без всякого перехода я принимаюсь думать о Сибиряке. Что же привело его в этот дом? Рассказы соседа по нарам о подпольном миллионере или он искал здесь что-то определенное? Перед нами с Леваном все растет и растет гора кляссеров. Мы повторяем работу, проделанную несколько дней назад Ильиным-младшим. Страницу за страницей листаем каталог Николая Федоровича Ильина. В глазах рябит от четких граф: номер кляссера, номер по каталогу, количество экземпляров, цена... Номер кляссера, номер марки, цена... Номер кляссера...

Вся коллекция на месте, серии, приобретенные у Громова, не зафиксированы. Каталог обрывается на последних марках 1984 года, которые он получал по абонементу.