Фрэнк Робинсон - Американский рубикон

Уитмен разглядывал кофейную чашку. Радд, очевидно, остро переживал отчуждение президента.

Радд повернулся в его сторону.

— Вы когда-нибудь предлагали Масси заменить Андерсона кем-нибудь другим?

Уитмен решил проявить осторожность.

— Масси весьма дорожит своими людьми. Не думаю, что он согласится отстранить Андерсона, даже если бы кто-нибудь это предложил.

Радд остался доволен ответом.

— Значит, вы такую попытку предпринимали, но Масси на это не пошел. Вы слышали, какие рекомендации внес Андерсон? Сократить почтовые перевозки, сократить квоты на частное потребление бензина? Боже милостивый!

Он даже ударил кулаком по столу.

— Последнее проще всего. В феврале или марте люди начнут убивать друг друга за галлон бензина.

— Не думаю, что дойдет до таких крайностей.

— Не следует исключать даже худшего.

Радд покачал головой.

— А за Кирнзом вы наблюдали? Вот уж, как говорится, «пришей кобыле хвост». Я ни разу не слышал, чтобы на совещании он проронил хотя бы одно слово. Он просто сидит и лишь делает вид, что слушает. А ведь он отвечает за связь с промышленностью, почему же Масси умывает руки?

Генерал отломил ломтик жареного хлеба и принялся его жевать.

— Чего вы на самом деле добиваетесь?

Радд снова посмотрел в окно.

— Масси. Он не может выполнять свои функции, он никогда не был на это способен.

Уитмен заинтересовался.

— Что же все-таки действительно произошло между вами и Томом?

— Может быть, я слишком прямолинейно подошел к его просьбе высказать свое мнение.

Радд задумался и продолжил:

— Я полагаю, что в совершенно конкретных обстоятельствах существует весьма ограниченное число логически правильных линий поведения. Мы же с президентом мыслим по-разному, это было ясно с самого начала, — в голосе генерала прозвучала неуверенность. — В качестве советника, мне кажется, ему стоило выбрать другого человека. У нас с ним почти сразу же возникло чувство несовместимости.

Он взял чашку и подошел к окну, чтобы оттуда посмотреть на лужайку.

— Так не может больше продолжаться. Я проработал с Масси довольно долго, я знаю его слишком хорошо. Его беспокоит лишь то, как он будет выглядеть в шестичасовых новостях по телевидению и чтобы в завтрашней «Пост» отчет о его выступлении был бы на первой странице и на самом видном месте. Все его внимание сосредоточено на положении внутри страны, он не способен мыслить в глобальном масштабе. Если бы нам сейчас пришлось вести самые обычные военные действия, то у нас просто не хватило бы для этого энергоресурсов.

— У вас есть какие-нибудь предложения?

— Президенту… не хватает решительности.

Уитмен почувствовал, что Радд подыскивает слова, чтобы выразить мысль.

— И мне кажется, что со временем у него ее не прибавится.

Генерал смотрел еще некоторое время в окно, затем набрался мужества, чтобы высказать все, что думал.

— Мне кажется, вам бы следовало играть более активную роль. У вас есть для этого моральное право. Мне представляется, что немало членов кабинета и сотрудников Белого дома согласились бы встретиться с вами, чтобы выработать план действий и выступить в переговорах с президентом единым фронтом.

Теперь он говорил уже менее уверенно:

— Мне представляется, что президент принял бы такой план. Масси обладает достаточно острым политическим чутьем, чтобы сделать правильный выбор.

— Вы полагаете, что мне следует выступить против президента? — сухо спросил Уитмен. — Проводить параллельные заседания, выдвигать ему ультиматумы, угрожать ему утечкой информации, если он откажется принимать президентские решения, которые нас никто не уполномочивал разрабатывать.

Он поднял голову и посмотрел Радду в глаза.

— Именно это вы имеете в виду, генерал?

Голос Радда прозвучал не менее сухо:

— Именно это я и имею в виду. Если возникнет подобная необходимость, а мне кажется, что она возникнет. Я полагаю, что вы сами такого же мнения.

Уитмен повернулся и посмотрел в сторону лужайки, будки охранников и часового, который согревался, пританцовывая на месте.

— Я не пойду против президента, — спокойно произнес он.

Войдя в зал заседаний, Ливонас сразу же уловил приподнятое настроение участников съезда. Его поразило убранство зала: видимо, всю ночь напролет в нем трудилось несколько бригад декораторов. Широкие полосы красных, белых и голубых гирлянд свисали с перил балконов по всему периметру зала заседаний Пенсионного фонда. Между гирляндами виднелись флаги всех пятидесяти штатов, развешанные с большим искусством.

Услышав постукивание молоточка председателя, Ливонас посмотрел в сторону президиума и отметил, что декораторы не обошли стороной и сцену. Вчера на сцене преобладали серые тона, сегодня же здесь сверкала голубая краска, а во всю сцену ярко-красными буквами было выведено «Второй конституционный съезд». Вокруг сцены рядами были расставлены переносные театральные прожекторы, а с потолка на специальных канатах свисали голубые транспаранты.

— Сэр, попрошу вас занять свое место.

Молоденький дежурный был одет в новый красный пиджак; голубая с золотом эмблема съезда поблескивала на его левом нагрудном кармане.

Они даже заменили одежду для всего обслуживающего персонала. Ливонас сел в последний ряд, с интересом разглядывая делегатов, затем снова взглянул на сцену.

Председатель только что предоставил слово очередному оратору. Это был человек высокого роста. Благодаря пышной седой шевелюре и симпатичному, но усталому лицу он выглядел одновременно и добродушным, и волевым.

— Позвольте, друзья, рассказать вам одну притчу, — начал оратор. — Много лет тому назад три брата и их старшая сестра унаследовали от отца большой участок земли.

Он говорил с сильным техасским акцентом, а его речь своей монотонностью напоминала молитву.

— Вскоре после смерти отца дети собрались вместе и решили владеть землей сообща, а каждому из них заниматься тем, чем ему хочется.

Ливонас уже где-то видел выступающего, но не мог вспомнить, где именно.

— Тогда первый брат решил разводить молочный скот, второй — разводить овец, а третий — рубить лес. Что же касается их сестры, то она сказала, что ее больше всего волнует благополучие будущих наследников, поэтому она оставила право для их детей и детей их детей собраться и снова решить вопрос о наследстве, когда в том возникнет необходимость. Три брата незамедлительно записали это право в торжественный договор, который они заключили между собой… Прошли годы, их семьи разбогатели и обросли потомством. Они обработали целинные земли, построили города, перегородили реки, соорудили дороги. И тогда пришла беда.