Фрэнк Робинсон - Американский рубикон

Уитмен кивнул в знак согласия.

— Тогда через час соберемся в зале Линкольна для официальной церемонии.

Уитмен откинулся в зеленом кожаном кресле и стал наблюдать за тем, как между деревьев, падая, кружились снежинки. Ему казалось, что в кабинете еще не выветрился запах виски, пролитого Масси. Но сейчас он представлял себе покойного президента не тем пьяницей, которого они вчера утром отстранили от власти, а тем Масси, который пригласил его и Вив в свою резиденцию, когда они еще только начинали предвыборную кампанию. Тогда чуть ли не несколько часов подряд Том непринужденно развлекал их анекдотами о Филадельфии. Он тогда казался забавным и очень человечным…

— Вы не слушаете, — прервал его Ливонас.

Уитмен вздохнул, повернулся в кресле и посмотрел на Ливонаса, отмерявшего шаги перед его рабочим столом. Президенту очень не хотелось обсуждать с ним Радда.

— Энди, сегодня мне придется полдня раскланиваться перед послами иностранных держав. Я постараюсь быть немногословным, но многозначительным, а самое главное, уверенным в себе.

Он побарабанил пальцами по столу.

— Забавно. Эту миссию должен выполнять кто-то наподобие Томаса Масси, кто-то знакомый с гримом и освещением, как ты однажды метко заметил.

— Что произойдет, если, как предупреждает Радд, с ситуацией не удастся совладать? — Ливонас гнул свое.

У Уитмена этот вопрос вызвал раздражение.

— Радд является связующим звеном с военно-промышленным комплексом. Он, конечно, далеко не сахар, но не предаст нас; помимо всего прочего, генерал пользуется уважением у военных, и не только у нас в стране, но и за границей. Так что терпи уж его.

— Извините, господин президент, — с некоторой досадой в голосе ответил Ливонас.

— Не стоит, Энди, для тебя я просто Боб.

Он зевнул, раздражение пропало.

— Ты знаешь, у тебя с Раддом много общего.

— Вы имеете в виду, что мы оба надменные выскочки?

Уитмен засмеялся. В этом как раз было главное различие между ними. Энди мог и посмеяться над самим собой, а Радд — никогда.

— Нет, не надменные, а скорее предприимчивые. Я же имел в виду, что, как и ты, Радд понимает приближение катастрофы и пытается всеми возможными средствами ее предотвратить.

Ливонас задумался над словами президента.

— Есть одно дело, которое вы можете поручить Радду немедленно.

Уитмен удивленно поднял на него глаза.

— Что ты имеешь в виду?

— Луизиану, — медленно проговорил Ливонас. — Морские буровые установки по добыче нефти. Из доклада Рамсея явствует, что чрезвычайно важно заполучить их.

Уитмен нахмурился.

— Получается, что мы сами себе противоречим, Энди.

— Я знаю, — заметил Ливонас. — Тем не менее мы не можем допустить, чтобы нас загнали в такое положение, в котором наши попытки избежать конфронтации будут стоить слишком дорого.

— Что ты конкретно имеешь в виду?

Ливонас покраснел.

— Я полагаю, что на сей счет лучше узнать мнение Радда.

Уитмен кивнул.

— Я хочу провести заседание кризисной группы сразу после церемонии. Там мы все и обсудим.

Ливонас присел, откинулся в кресле и заложил руки за голову.

— А вы подумали о кандидатуре на пост вице-президента?

— Я остановился на Хартвелле. Он пользуется авторитетом в различных частях страны и, что еще более важно, сможет сгладить разногласия между двумя регионами. У него прочные связи на Западе, и он, несомненно, лоялен по отношению к федеральному правительству.

Ливонас насторожился.

— Когда Де Янг последний раз был в Вашингтоне, они с Хартвеллом болтали как закадычные друзья.

Уитмен был не в настроении снова спорить с Ливонасом и только собрался ему об этом сказать, как раздался сигнал на пульте внутренней связи.

— Прибыл председатель Верховного суда, — сообщили по переговорному устройству.

Уитмен нажал рычажок микрофона.

— Мы уже идем.

Он повернулся к Ливонасу.

— Ради бога, Энди. Очень многие в приятельских отношениях с Де Янгом. Он — деятель национального масштаба. Так или иначе очевидно, что Хартвелл занял теперь в отношении Де Янга весьма жесткую позицию. Кроме того, следует включить его в нашу кризисную группу. Пригласи его сегодня же принять участие в совещании.

Ливонас стал возражать, но Уитмен поднял руку.

— Займись его проверкой, но я сегодня вечером объявлю о выдвижении его на пост вице-президента. Я хочу также провести совместное заседание юридических комитетов палаты представителей и сената для обсуждения кандидатуры Хартвелла, как только на них будет обеспечен кворум.

Он встал, давая тем самым понять, что все возражения бесполезны.

— Не будем заставлять председателя Верховного суда дожидаться нас.

«Хартвелл пришел вовремя, — подумал Ливонас. — Да и вряд ли можно было ожидать, что он опоздает».

Сенатор вошел в зал, где было назначено слушание, в сопровождении агентов секретной службы. За ним следовал высокий мужчина с непроницаемым выражением лица, несший толстый кожаный атташе-кейс.

Ливонас поднялся, чтобы поздороваться с сенатором. Уж очень ему хотелось понять, что скрывается за импозантной внешностью Хартвелла.

— Доброе утро, Эндрю, надеюсь, что я не опоздал.

Он повернулся к шедшему за ним мужчине.

— Хочу представить вам моего адвоката, господина Солтера. Познакомьтесь — Эндрю Ливонас.

Ливонас кивнул, и они заняли места за столом свидетелей; он — с одной стороны от сенатора, а Солтер — с другой. Было только начало десятого, тем не менее основной зал слушаний Рейберн-билдинга уже был полон зрителей, более половины которых составляли журналисты.

Френ Мерфи, помощник Кьюдахи, накануне только тем и занимался, что старался обеспечить кворум и договаривался с членами комиссий не затягивать слушания. Он надеялся, что вопрос об утверждении Хартвелла будет передан в палату представителей и сенат утром двадцать четвертого декабря, когда планировалось проведение чрезвычайной сессии конгресса.

Ливонас переглянулся с Мерфи, который сидел за столом президиума между председателем юридической комиссии сената Такером и Манни Кьюдахи. Присутствовало даже на два человека больше, чем требовалось для кворума. Мерфи путем неофициального опроса выяснил, что все члены комиссии готовы поддержать назначение Хартвелла. Если даже учесть двухчасовой перерыв на обед, то уже к четырем часам дня обсуждение кандидатуры Хартвелла в комиссии будет завершено.

Эндрю чувствовал себя не в своей тарелке. То, как гладко шло заседание, должно было бы удовлетворить его, однако он никак не мог избавиться от своих сомнений относительно Хартвелла. И дело было не только в том, как тепло встретились Хартвелл с Де Янгом на приеме у Элизабет Паккард, а скорее в недоверии к человеку, которому со всеми удается быть в приятельских отношениях.