Кирилл Казанцев - Кремлевские войны

Эти рассказы позволяли Вере ощущать себя вдовой. Но не такой, которая всю жизнь носит траур и проводит время в молитвах, а вдовой веселой, любящей жизнь. Деньги, доставшиеся ей от отца Кости – настоящего, а не выдуманного, – позволили ей в конце 90-х уехать, наконец, из перенаселенной родительской квартиры и купить собственный дом. А еще они позволили Вере выкупить парикмахерскую, в которой она долгое время работала, и стать хозяйкой. Это положение вполне устраивало Веру и позволяло жить так, как ей нравилось.

…Вера закончила свой макияж, еще раз оглядела лицо со всех сторон и встала, собираясь отправиться в парикмахерскую, – присутствие хозяйки было там очень полезно. Девушки у нее в парикмахерской, конечно, приличные, не какие-нибудь распустехи, обманывать ее не станут, однако оставлять предприятие совсем без присмотра тоже нельзя.

В этот момент она услышала шум двигателя, а затем увидела, что возле ворот ее дома остановилась какая-то машина. Это было странно. «Может, к соседям кто приехал да решили машину у моих ворот поставить?» – подумала Вера. Она продолжала всматриваться и увидела, как открылась дверь машины и из нее вышел человек. Сердце Веры дрогнуло и забилось чаще, косметичка выпала из рук. «Этого не может быть!» – подумала она, но уже бежала к дверям, а потом по дорожке к калитке… Этого не могло быть, но это был он – тот самый человек, который дал ей ребенка и круто изменил ее жизнь. Человек, исчезнувший шестнадцать лет назад.

…В 1994-м дела в парикмахерской, где работала Вера, пошли совсем плохо. То ли люди стали меньше стричься, то ли тогдашний хозяин плохо вел дела, но только зарплату стали платить все реже, и стала эта зарплата ну совсем смешная. Надо было что-то делать. Подруги предлагали Вере, известной красавице, разные варианты, вплоть до весьма рискованных. Например, одна знакомая дама настоятельно звала ее с собой в Германию, где обещала устроить танцовщицей в ночном клубе. Сулила очень неплохую зарплату в марках. Но Вера остерегалась – чуяла здесь подвох. «Знаем мы этих танцовщиц, – думала она. – Сегодня на сцене танцуешь, а завтра на панели будешь пританцовывать».

В это время на экранах стала все чаще появляться реклама фирмы «ННН-93». Показывали людей – реальных людей, – за несколько месяцев заработавших себе на новые сапоги, шубу, даже машину. У Веры еще оставались кое-какие сбережения, и она решилась – вложила их в чудо-фирму. И не просто вложила, но еще и стала других уговаривать. А у нее был этот талант – разговорить, что называется, раскрутить человека, даже вовсе незнакомого.

Так Вера Хохлова стала сотником, а затем и тысячником в фирме Николая Николова. Ее, как и других активистов, приглашали в Москву, обучали на семинарах. Там, в Москве, она и познакомилась с создателем фирмы. Простое деловое знакомство переросло во взаимный интерес, а он – по крайней мере, у Веры – в настоящее чувство. Вера Хохлова стала постоянной спутницей Николова, ездила с ним по стране, вела его дела.

Так продолжалось больше года. Вера уже знала, что у нее будет ребенок, и это наполняло ее радостью. Иногда даже голова кружилась от счастья – так все хорошо складывалось! Все у нее сразу было – и любовь, и богатство, и ребенок. Будущее казалось ей безоблачным и счастливым.

И тут в фирме «ННН-93» возникли трудности с выплатами дивидендов. По телевизору все чаще стали говорить о грядущем банкротстве фирмы. Вкладчики побежали в офисы – снимать деньги. Николова обвинили в мошенничестве. А затем арестовали.

Вера хотела остаться рядом с ним. Она была готова стоять в тюремных очередях, носить передачи. Но Николай передал ей, чтобы она немедленно уезжала к себе в Белгород и не губила свою жизнь. А еще он сообщил ей номер счета, с которого она еще могла снять остававшиеся там деньги.

Проплакав всю ночь, Вера приняла решение и сделала все так, как велел Николай. С тех пор она не видела своего возлюбленного. Конечно, она знала, что он уже несколько лет как вышел из тюрьмы, что вновь создал организацию с похожим названием. Но она не пыталась с ним связаться. Столько лет прошло! Конечно, он давно забыл ее. Мужчины так легко забывают бывших возлюбленных, особенно обремененных детьми…

И вот теперь этот человек стоял возле калитки, стоял и ждал ее. Вера добежала до калитки, открыла засов, и Николай Николов шагнул к ней. Как будто и не было этих шестнадцати лет! Она вновь ощущала тепло его рук, ее голова вновь лежала на его широкой груди.

Век бы так стоять – но ведь надо было встречать гостя, заводить машину во двор… И Вера оторвалась от его груди, начала распоряжаться. Тут выяснилось, что Николай приехал не один, а с другом-водителем (ну да, он же никогда не умел водить машину!). В конце концов «девятка» зарулила во двор, мало того – заехала за сарай, так что с улицы ее было совсем не видно.

Вера сразу поняла, что Николай не стремится афишировать свое появление в ее доме. И это было объяснимо: с его-то биографией! Видимо, у него снова неприятности. Ничего, сейчас он все ей расскажет.

Наконец машина нашла свое место, и Вера пригласила гостей в дом. Сразу бросилась накрывать на стол: понятно, что люди приехали издалека, проголодались, устали. Вера решила не гадать и выставила на стол все, что было: и вчерашний борщ, и только что сваренную картошку, и салат. И бутылочка нашлась – как же гостей встречать без бутылки.

За столом о главном не говорили – так, о пустяках. После завтрака водитель, которого звали Виктор, ушел отдыхать (Вера отвела ему комнату Кости), и они с Николаем остались вдвоем.

Вера думала: сейчас он начнет просить прощения, что за все эти годы ни разу не позвонил ей, не написал, будет уверять, что по-прежнему любит… Это будет неправдой, она это знала, и хотя разоблачать его она не станет, все равно эта фальшь будет неприятной.

Однако Николай заговорил о другом.

– Вера, я к тебе не просто так приехал, – негромко сказал он, глядя ей прямо в глаза своими жгучими черными глазами. – Беда у меня, Вера.

– Какая же беда? – спросила она. – По телевизору вон говорят, у тебя новая организация, люди опять деньги несут…

– Компанию мою того и гляди закроют, – объяснил Николай. – А меня снова посадить хотят. Уже и ордер выписали. Только я от них сбежал. Не стал дожидаться, пока в тюрьму отправят. Не могу я больше в тюрьме сидеть, Вера. Жить-то уже не так много осталось.

Это было верно. Она и сама так чувствовала – что жизнь проходит и надо ценить каждый день.

– Так ты, значит, в бегах… – сказала она. – Вот почему обо мне вспомнил…

– Вспомнил я о тебе давно, – поправил он. – Мог бы сказать, что и совсем не забывал, только это неправда будет. Когда много всяких событий наваливалось – забывал. А когда потише становилось – вспоминал. Хотел позвонить. Только стыдно было. Не защитил я тебя тогда, в 97-м, не обеспечил толком. А ты ведь тогда беременная была, я помню…