Виктор Зернов - Кузьмич

Помахивая полотенцами и демонстрируя новые плавки, мы с Борисом вошли в сауну, которая оказалась унисекс. Тотчас раздалось недовольное ворчание, и нам не понадобилось много времени, чтобы понять, что здесь чужой и отнюдь не монастырь. Подчинившись правилам борцов за чистоту, мы вышли, сбросили плавки и, обмотавшись полотенцами, вернулись в долгожданную жару. Выступивший пот не мешал заметить, что женщины всех возрастов были топлесс, только некоторые небрежно это предъявляли, а другие тоже небрежно прикрывались сверху вторым полотенцем. Мужчины вели себя как настоящие джентльмены и не крутили головой. Командовал лысый австриец в возрасте. Он пресекал попытки болтовни и через определённые промежутки времени подливал на камни воду, после чего некоторые издавали вздох то ли от получаемого удовольствия, то ли от чувства безнадёжности, так как лысый запрещал выходить до окончания сеанса. После того как фанерка закрыла окошко в двери, все резво бросились на выход, толкаясь в проходе.

Чтобы поужинать, мы решили спуститься в посёлок, куда от базы вела широкая тропа через сосновый бор, который в сумерках таинственно темнел с двух сторон. Редкие фонари пятнами высвечивали саму тропу и высокие сугробы. Нам, жителям средней полосы, была удивительна разница ландшафтов между горными и равнинными районами, ведь в Вене снега не было вообще. Ребята убегали вперёд, женщины немного отстали, увлекшись беседой, а мы с Борисом неторопливо разговаривали, расслабленные сауной и разлившейся вокруг тишиной. «Всё-таки постарайся быть с Ильёй помягче. От него можно ожидать чего угодно. Мы с ним ещё в Москве сталкивались, он упёртый и импульсивный. Его должны были поставить директором, но что-то не сложилось наверху, и поставили меня. Да и с тобой он умылся, поэтому есть все причины для того, чтобы внутренняя пружина разжалась и ударила по нам. Бытует мнение, что Дядя (не родственник, а тот, которого ты видел) знаком с Самсоновым и прочно держит его на крючке, черпая через него информацию о нашей фирме и её деятельности. То, что он знаком с советской верхушкой и его, как говорит шёпотом Костин, знают и послы, и торгпреды немецко говорящих стран, многое объясняет, но точных данных нет. Он контролирует деятельность представительств торговой палаты в Вене и Кёльне, а что конкретно делает, непонятно. Во всяком случае, никто в советской колонии о нём не говорит, однако «долгожители» его узнают и избегают. В общем, таинственный и влиятельный «незнакомец», от него так и веет неприятностями, а то, что ты видел его рядом с офисом Сноу, наводит на некоторые мысли. Мы продолжим наши игры и со Сноу, и с металловедом из Кёльна. Будем думать, а там… За ужином ребята веселились и уплетали свои сосиски с картошкой, Борис беседовал с женщинами, а я задумчиво попивал пиво, возвращаясь мысленно в тот вечер, когда закончилась наша встреча с Лётчиком и Ткачом. Я ясно представлял себе на фоне темнеющего неба шпили церквей, среди которых выделялась церковь иезуитов. Она стояла рядом с доминиканской церковью и, если бы не возвышающийся недалеко собор Святого Стефана, была бы доминирующей. Учитывая располагающиеся в этом районе церкви францисканцев и капуцинов, приходила в голову мысль о существовании неведомой тёмной силы с её тайнами, законами и влиянием. А возле одного из этих религиозных строений чудилась фигура Дяди, который стоял неподвижно, устремив взгляд на вход. Он не входил, а ждал, и это ещё раз напоминало о том, что он не простой прихожанин и сейчас же выйдут служители с капюшонами и, низко склоняясь, поведут его в обитель. И что у него для этого есть все полномочия. Внутри шевельнулась и уползла интуиция. Я поднял голову. Борис уставился на меня, в его глазах затаилась тревога.

РОЖДЕСТВО. ЛЁТЧИК С ОТКРОВЕНИЯМИ.

Приближалось католическое Рождество. По всей Вене продавались ёлки и ёлочные украшения. На площадях открывались рождественские базары, на которых кроме ёлок и игрушек продавались различные бытовые мелочи, сувениры, косметика, сладости и другие товары, которые можно было превратить в рождественские подарки. Здесь же можно было съесть сосиски и запить их пивом или глинтвейном. Дети же увлекались сладостями, выпечкой и сахарной ватой. В сквере перед ратушей такой базар успешно функционировал, и толпа весёлых людей не редела ни в праздники, ни в будни. Недалеко от этого места Шорин подобрал ресторан «Винервальд», где прекрасно готовили блюда из курицы. Расположение этого заведения очень удобное. Вход в него хорошо просматривался, пространство рядом после толчеи на базаре было относительно пустынно, и имелась возможность наблюдать за происходящим из машины со стоянки. На эту стоянку мы и приехали после того как покрутились по Вене с заездом в пару магазинов. Нам хорошо был виден вход в «Винервальд» и входящий туда Лётчик, который пришёл раньше условленного времени. Борис передал мне кейс с конвертами и актом приёмки и коротко повторил, что надо сказать собеседнику. Посидев ещё пару минут, я прошёл в ресторан и передал Лётчику чемоданчик, обратив его внимание на оговорённые ранее с Борисом рекомендации. Место в Словакии он знал, так как ранее возил туда туристов. Его действия в отношении Ткача были ясны. Для верности я описал ему внешность Бориса. Мне понравилось, как Лётчик осмотрел и ощупал все конверты, не вынимая их из чемоданчика, и удовлетворённо потянулся за бокалом белого вина. Мы чокнулись за успех, и беседа унесла нас в далекие времена. Хотелось поделиться с симпатичным мне человеком неведомыми ранее ощущениями при столкновении с чем-то таинственным и мрачным. Он внимательно слушал рассказ о моём состоянии после прошлой встречи, когда я ощутил неясную угрозу при виде темнеющих неподалёку древних церквей. Конечно, было трудно на чужом языке описать чувства неопределённости, опасности и невозможности просто понять окружающее, но мне показалось, что он понял. Немного подумав, как будто опускаясь в прошлое, он тихо начал рассказывать. Его классический немецкий язык, характерный для образованных австрийцев из хороших семей позволял мне понимать суть его рассуждений. Ещё в школе, когда они изучали историю Австрии, он постоянно сталкивался в учебниках и других книгах с упоминаниями о рыцарских монашеских орденах, их деятельности, связях с масонами и Ватиканом. Много мутного и неясного существует вокруг этой темы, но вполне вероятно, и это излагается во многих источниках, что эта параллельная жизнь со своими законами, моралью и жуткими фактами действительно существует, и мы, обычные люди, столкнувшись с ней и в какой-то мере пострадав, всё равно не поймём, откуда, каким ветром принесло эту напасть. И почему именно ты попал под раздачу. «Может быть, не рассказывают, боятся»,– негромко сказал Лётчик. Потом он вспомнил, как его родственник – художник Герхард, рассказывая о своём творчестве и, в частности, о его «сером» периоде, вспомнил о встрече на выставке своих картин с элегантно одетым в тёмный костюм джентльменом, держащим какой-то странный вымпел и трость с набалдашником вычурной формы. Этот человек, невнятно представившись, поинтересовался, не хочет ли тот развить свою «серую» тему и пригласил его в определённый день посетить бар, где размещается их клуб и будут интересные люди. Герхард, озабоченный популяризацией своих картин, посетил этот клуб и рассказал о своих впечатлениях Карлу. На входе не было никаких табличек, однако, как только он вошел, его встретил распорядитель. Увидев у Герхарда в руках карточку, вручённую ему на выставке, сразу провёл его в один из кабинетов, где сидел грузный мрачноватый человек без пиджака, в жилетке, отороченной таким же орнаментом как на карточке. Он привстал, приветствуя Герхарда как старого знакомого и, как оказалось, был в курсе его случайного знакомства на выставке с членом клуба. «Вы не удивляйтесь, – сказал он,– что мы изучаем нужных нам людей, потому что наша организация – это единое целое и не терпит случайностей, которые обычно дорого стоят. Мы – германская ложа «Гёте», принадлежим к масонам, наследникам ордена тамплиеров. Являясь обществом светским, мы всё-таки имеем свой негласный устав, правила и определённые требования к членам. Нами планируется переезд в новое помещение, которое надо оформить таким образом, чтобы оно соответствовало традициям и отражало нашу деятельность в символах, знаках художественными средствами, как вы это умеете. Вот документы, изучите их и, если не будет существенных возражений, приходите снова, я всегда здесь. Мы посмотрим помещение, обсудим общие вопросы. Мне бы очень хотелось, чтобы мы договорились. Зовут меня Мартин». Карл грустно улыбнулся, пригубил вино и снова заговорил. Чувствовалось, что это его крепко зацепило. «Так вот. В переданных кузену документах выделялся своим видом Устав Гёте, в котором строгим стилем излагались положения, которым обязались следовать члены ложи. Это, в первую очередь, иерархия и обязанность следовать указаниям старших, стоявших выше по условной лестнице. Цель этой масонской ложи была указана расплывчато и была связана с управлением миропорядком всеми доступными средствами, среди которых, впрочем, были упомянуты такие понятия как братство, помощь христианству и, если необходимо, отказ от греховных благ в деле установления справедливого миропорядка. Любая деятельность в этом направлении поощряется и компенсируется активным членам в виде всевозможной поддержки в обществе. Всё-таки в последней части Устава не прямо, но достаточно откровенно, отмечалась необходимость сохранять в тайне действия, связанные с ложей. Никаких «если» и «в случае» не было, но следовало понимать, что, если ты подписал обращение о вступлении, то обязан соответствовать. «В то время, – продолжал Лётчик,– Герхард стоял на перепутье. Он стал известным, выигрывал конкурсы, у него был свой стиль, но его постоянно мучил вопрос дальнейшего прогресса. Все его предложения о реформировании художественного общества в Германии не находили поддержки. Мэр Кёльна неоднократно обещал ему начать осуществлять план возрождения культурного наследия города, но политические и экономические вопросы, видимо, довлели, и культурная жизнь общества плелась за партийной борьбой. Будучи романтиком – авантюристом, Герхард после ознакомления с исходными документами масонской ложи подумал, а нельзя ли зайти для решения своих проблем с другой стороны. Можно было предположить, что верхушка городских властей каким-либо образом связана с параллельной властью и, если это так, то, как говорится, сам Бог велел… В общем, кузен, ознакомившись с бумагами, ещё раз посетил «Ложу Гёте» и в беседе дал понять, что его заинтересовала идея оформить новое помещение в соответствии с символикой тамплиеров, но он бы хотел ознакомиться с этим помещением и с подобным, известным религиозным историкам как прибежище рыцарей храма. Мартин был явно недоволен таким оборотом дела, так как, видимо, рассчитывал сначала подписать все документы, а потом уже действовать в рамках Устава, однако в конце концов они через несколько дней отправились вместе в замок Ланек, расположенный на высоком холме у места слияния рек Лан и Рейн. Известно, что Гёте был очень воодушевлён видом в то время полуразрушенного замка и даже написал посвящённые ему стихи. В одной из существующих легенд рассказывается о сражении между архиепископом Майнца и последними тамплиерами, укрывшимися в Ланеке. Легенда легендой, но факт осады замка и гибель впавших в немилость у Папы тамплиеров действительно имели место. После посещения Ланека Мартин показал Герхарду дом, купленный ложей для организации там постоянно функционирующей ложи. Существовал также архитектурный проект по превращению дома во что-то подобное храму, по стилю похожему на те строения, которые использовались орденом тамплиеров. Герхарду же требовалось изучить знаки и символы и составить проект художественного оформления помещений и, если понадобится, внешней поверхности стилизованного замка, сохранив атмосферу, присущую тамплиерам в период расцвета их деятельности. Надо сказать, что масонская ложа Гёте, следуя главной идее управлять миром, пользовалась уставом тамплиеров, который был бескомпромиссным и требовал иерархического подчинения. Герхард это интуитивно почувствовал, но осознал уже потом, когда впрягся в работу на ложу. Конечно, ложа способствовала тому, чтобы его принял мэр Кёльна, чтобы его включили в комиссию по созданию в городе выставочного комплекса, но всё это ему не приносило ни денег, ни славы. Лётчик кисло улыбнулся. Однажды, почувствовав, что нагрузка превышает его потенциал, кузен решил переговорить с руководством ложи о какой-то материальной компенсации его труда, так как он фактически прекратил своё творчество, а работа над проектом оформления нового помещения ложи отнимали всё его время. Такой разговор состоялся. Ничего хорошего, как рассказал Герхард, из этого не вышло. С ним разговаривал руководитель ложи, все его звали магистр, в присутствии Мартина. Смысл беседы заключался в том, что все масоны ещё со времён разгрома ордена тамплиеров объединяются в одно мировое движение, смысл которого – править миром через верных движению членов, которые со временем будут во всех значимых органах всех стран. Уже сейчас они входят в правительства, банки, в руководство крупных фирм. С их помощью принимаются политические, экономические и даже религиозные решения, влияющие на мировой порядок. В Ватикане имеются масоны, папа знает об этом и через них поддерживает связь с великим магистром, встречается с ним и принимает обдуманные решения в случае необходимости. Содержание таких встреч не афишируется, но доводится до сведения масонских лож для проведения соответствующих мероприятий. Соблюдение тайны всегда было главным атрибутом деятельности ордена тамплиеров, а затем и масонов. Каждый должен почувствовать уровень своей ответственности, исполнять возложенные на него обязанности. Только так он будет замечен и приближен к познанию тайных устремлений масонства. Только таким образом он сможет занять заметное место в иерархии. Говорилось также, что сеть масонских лож расширяется, появляются новые члены, которым помогают достичь необходимого для выполнения определённых задач уровня. Герхард уже хотел смириться со своим положением, но узнал, что его посвящение откладывается, вероятно, из-за его колебаний. Будучи по характеру свободолюбивым и романтичным, кузен какое-то время продолжал оформление стен, но начал одновременно серию картин в духе своего «серого» направления, воодушевлённый увиденным в замке Ланек. Через какое-то время он почувствовал усиление контроля над своей деятельностью и проявление недовольства темпом работ. Ни в чём конкретном это не выражалось, но появившаяся холодность в отношениях с магистром говорила о многом. Но когда Герхард, как, впрочем, все творческие люди, стал пропускать некоторые дни конкретной работы, посвящая время наброскам и эскизам, он узнал от других членов ложи о каких-то негативных высказываниях руководства в свой адрес. Сначала наступил период вакуума, когда работа продолжалась, но никто о ней не отзывался ни плохо, ни хорошо. Затем атмосфера стала сгущаться, и Герхард почувствовал себя как ныряльщик, который пытается опуститься глубже, но тёмная пучина выталкивает его на поверхность. Воздуха не хватало, и появилась опасность утонуть. Кузен решил проверить свою интуицию и перестал ходить на реконструкцию. Ничего не произошло, но и работа по организации выставочного комплекса как-то потихоньку сошла на нет. Герхард хотел разъяснений, но у мэра не было времени его принять. Как человек искусства, он сначала запаниковал, загрустил, но потом случилась выставка в Венеции, где купили несколько его картин и отметили призом. Он продолжил работу над начатыми картинами, но какой-то комок беспокойства в душе оставался. «Я не знаю, как сейчас, но тогда он, мне кажется, испугался. Бывает так, что без явной причины боишься неизведанного и непонятного», – завершил Лётчик свой рассказ. Не пытаясь развеять подкатившую вдруг грусть, мы распрощались, договорившись, что я позвоню на следующий день после его возвращения. Подчинившись внезапному порыву, я его слегка приобнял. Он понимающе улыбнулся.