Джеймс Хоран - Нужный образ

Слова выскочили раньше, чем я смог их остановить. Я знал, что они звучат резко и слегка презрительно.

— Так зачем же вы оттуда ушли?

— Партия считала, что я могу победить, если буду баллотироваться в мэры, — безмятежно ответил он.

— А если бы вам вновь пришлось решать? — спросил Келли.

— Я бы никогда не оставил госдепартамент, — последовал быстрый ответ. — Здесь могут хорошо принимать, но в Сити-Холле вы, как слон, и здесь ничего не забывают.

Он сказал это с такой грустью, с такой искренностью, что Келли засмеялся, и честно говоря, даже я улыбнулся.

Мысленно я вновь обратился к Джошу, пиля самого себя. Как мог этот улыбающийся, выдающийся американец предавать свою страну, заключая сделки с пекинским агентом? В этом же нет никакой логики! Потом я неожиданно вспомнил, что говорил много лет назад один старый мудрый государственный деятель: «Не грязные, грубые и малообразованные люди являются злодеями в нашей истории, но милые, наделенные блестящим образованием, воспитанием и богатством люди, которые предают свою страну по мотивам, очень часто шокирующим общество…»

Как Джентайл. Захватят ли его тиски скандала, или его ждет блестящее будущее?

Келли и Джентайл с оживлением обменивались воспоминаниями о Вашингтоне и некоторых личностях, когда я, наконец, поставил на стол бокал, как если бы ставил точку.

— Похоже, нам пора идти, — сказал Келли, вставая. — Было очень приятно познакомиться с вами.

— Я уверен, мы еще часто будем встречаться или, по крайней мере, слышать друг о друге до ноября, — ответил Джентайл, и они пожали друг другу руки.

— Возможно, — произнес Келли. — Да, насчет трибуны…

Втроем мы вошли в лифт, доставивший нас в маленькое фойе у бального зала, где нас приветствовал епископ, который устроил грандиозное шоу, проковыляв к нам неверной походкой и взяв Келли и Джентайла под руки. Конечно, присутствующие там же фотографы нащелкали новые снимки. Фойе было заполнено влиятельными политиками, и по их взглядам и перешептыванию, я понял, что весь город будет болтать об этих новостях еще до окончания обеда.

Сенатор с каменным лицом игнорировал Джентайла, в то время как Люк изучал его так внимательно, как мог бы рассматривать мясник недавно приобретенную тушу, висящую на крюке. Направляясь к Джошу, я подумал, что, если бы кто-нибудь поднес к нему спичку, он бы воспламенился.

— Ради Христа, где вы были? — прошептал он.

— Я встретил Келли, когда он направлялся к Джентайлу. Он обещал епископу, что будет фотографироваться с Джентайлом.

Джош так громко застонал, что одна из женщин вздрогнула и повернулась, чтобы рассмотреть его.

— Давай выйдем, — сказал он и стал проталкиваться к выходу. Снаружи он закурил сигарету и в ярости повернулся ко мне.

— Надеюсь, ты не позволил ему позировать с этим парнем?

— Я просил его не делать этого, но он ответил, что не понимает, почему он не должен фотографироваться.

— Почему не должен? Ради Христа, Финн, во всех газетах будут его фотографии с человеком, которого комитет медленно уничтожает как его политического оппонента! После всего, что мы сделали…

— Джентльмены, через минуту начинается обед, — сообщил официант, просунув голову в дверь.

— К… обед! — неистово ответил Джош, и пораженный официант торопливо закрыл дверь.

— Я ему все объяснил, — продолжал я. — Я сказал, что обвинители не фотографируются с потенциальными обвиняемыми…

— И что он ответил?

— Сказал, что он не прокурор, и у него нет намерений уничтожать Джентайла.

— Он с ума меня сведет своей чертовой искренностью! — в бешенстве выкрикнул Джош.

Он бросил сигарету на ковер.

— Пошли.

Обед был великолепным, но напряженным. Те, кто не пялились на ораторов, те — шептались. Когда мы сели, фотографы в таком количестве окружили помост, что епископу пришлось распорядиться прекратить съемку до конца обеда.

Джентайл произнес блестящую речь. Было очевидно, что его люди прекрасно знали свое дело, вся речь была нацелена на первую страницу «Нью-Йорк таймс». Джентайл сообщил о разработанной программе по городскому строительству, имеющей целью уничтожить крупнейшее гетто города. Он сказал, что втайне начал эту программу за несколько месяцев до своей отставки. Ныне планы завершены.

Само собой, архитектурный замысел проекта был приемлем для прессы. В проекте фигурировали кварталы магазинов, скверы с цветами, фонтаны и отсутствие транспорта, проект многоэтажного строительства — город-мечта там, где ныне были трущобы и крысы. В качестве плана, задуманного еще в то время, когда Джентайл был мэром, и державшегося в тайне все эти месяцы, план был свежей и конкретной новостью, которую репортеры не могли игнорировать.

Но, с другой стороны, Келли не для того работал всю ночь, чтобы произвести на свет мышь вместо речи. Как и Джош, он умел оттачивать фразы, и то, что он позаимствовал у Джоша, и то, что придумал сам, создавало впечатляющую, а временами потрясающую получасовую речь. Он заставил журналистов за столиками прессы вскочить, когда спокойно сообщил напряженным гостям, что один из наиболее гнусных людей в американской политике, человек, который имеет дело с несправедливостью и унижением людей, будет вызван в комитет. Холодным, безжалостным голосом он принялся бичевать сограждан американцев и национальных лидеров в Вашингтоне за те гетто, что раскинулись по стране от Имперского штата до Уоттса [42].

— «Нью-Йорк таймс» обоих поместит на первую страницу, — заметил Джош. — После сегодняшней речи джентльмен на Пенсильвания авеню не будет ему симпатизировать.

Наконец все было закончено, и мы покинули обед с напутственным словом епископа.

— Это был прекрасный вечер, друзья мои, и да прибудет с вами Господь! — звучало у нас в ушах.

Мы вернулись в номер сенатора, где Джош и Келли столкнулись лоб в лоб.

— Неужели вам не приходило в голову, Келли, что совместная фотография с этим парнем может вам повредить? — спросил Джош через несколько минут после того, как закрыли дверь.

— Нет.

— Неужели вы не понимаете, что простые читатели газет или телезрители могут счесть, что как-то странно, что вы пожимаете руку Джентайлу? Ведь Финн говорил вам…

— Я знаю, — коротко произнес Келли, — «прокурор и потенциальный обвиняемый». Но это не так. Я не прокурор, а Джентайл не потенциальный обвиняемый — во всяком случае, насколько я это вижу.

— Не будьте так уверены, — грубо произнес Джош.

— Тогда вы знаете то, чего не знаю я, — заметил Келли.

— Возможно, и знаю. Неужели вы не понимаете, что Джентайл может подслушивать эту комнату?

— Мне очень жаль, Джош, но я просто не могу ждать от каждого человека задних мыслей или считать, что каждый телефон и комната подслушиваются. Это же не жизнь!