Тана Френч - Сходство [litres]

Теперь мы знали, откуда отправлены открытки, поэтому найти следы Лекси не составило труда. Можно было и не искать – если она что и натворила до того, как сюда попала, это не наша забота, – но Фрэнк все равно нашел. И передал мне папку с делом, со штампом “ЗАКРЫТО”, не приложив записки.

В Сиднее ее следов так и не обнаружили, только один серфингист сказал, что, кажется, видел ее на пляже Мэнли-Бич, она продавала мороженое, и звали ее, кажется, Хейзл, но слишком уж ненадежный свидетель – сомневался, да и туповат; а в Новой Зеландии она была Наоми Баллантайн, лучший администратор в агентстве по найму временных сотрудников, и сбежала, когда довольный клиент предложил ей постоянную работу. В Сан-Франциско она была девчонкой-хиппи по имени Аланна Голдмен, работала в пляжном киоске, вечерами курила травку у костров; на фотографиях, что хранили у себя друзья, – кудри по пояс, растрепанные океанским ветром, ожерелья из ракушек, обрезанные джинсы. В Ливерпуле она была Мэгз Маккензи, начинающий дизайнер головных уборов, – по будням разносила коктейли в модном баре, по выходным продавала на рынке шляпки собственной работы; на фото она в широкополой шляпе из красного бархата, отделанной шелком и кружевом, хохочет. Ее соседки по квартире – заводные девчонки-полуночницы – были, как и она, свободных профессий: модельеры, бэк-вокалистки, ваятельницы “городских скульптур”; за две недели до ее побега, рассказывали они, ей предложили контракт с модным бутиком. Они совсем не забеспокоились, когда проснулись утром, а ее нет. Мэгз не пропадет, говорили они, у нее всегда все хорошо.

Письмо Чеда было прицеплено скрепкой к размытой фотографии: они вдвоем на берегу озера знойным днем. Она с длинной косой, в мешковатой футболке, застенчиво улыбается, пряча взгляд; Чед рослый, загорелый, с золотым локоном на лбу. Стоит с ней в обнимку, смотрит на нее так, будто не верит своему счастью. Жаль только, что ты не предложила поехать с тобой, – писал он, – вот и все, Мэй. Я за тобой готов хоть на край света. Надеюсь, ты нашла то, что искала. Знать бы только, чего тебе не хватало со мной .

Я сняла копии с фотографий и показаний, а папку отправила обратно Фрэнку, с запиской: “Спасибо!” А на другой день отпросилась с работы пораньше, навестить Эбби.

Новый ее адрес был указан в деле. Она жила в районе Ренела, в студгородке, в небольшом облупленном доме с запущенным газоном и длинным рядом дверных звонков. Я долго стояла на тротуаре, прислонившись к перилам. Пять вечера, она вот-вот придет – привычки меняются медленно; пусть увидит меня издалека, соберется с силами, подготовится к встрече.

Через полчаса она показалась из-за угла, в длинном сером пальто, с пакетами в руках. Лица ее было не разглядеть, но легкую, упругую походку я еще издали узнала. Заметив меня, она отшатнулась, чуть не выронив пакеты, и застыла посреди тротуара, не зная, то ли идти домой, то ли развернуться и бежать без оглядки, все равно куда; наконец, втянув голову в плечи и вдохнув поглубже, направилась ко мне. Вспомнилось первое утро – мы сидели тогда на кухне, и я подумала, что при иных обстоятельствах мы бы с ней подружились.

У ворот она замерла, пристально изучая каждую черточку моего лица.

– Я бы избила тебя до полусмерти, – сказала наконец она.

Вряд ли у нее хватило бы сил. Эбби заметно осунулась, волосы, стянутые в узел, подчеркивали, как заострились ее черты, но не только это в ней переменилось – лицо потускнело, кожа увяла. Впервые за все это время я представила, какой она будет в старости – прямой и жилистой, злой на язык, с потухшим взглядом.

– Есть за что, – ответила я.

– Что тебе нужно?

– Пять минут, – сказала я. – Мы кое-что разузнали о Лекси. Думаю, тебе будет интересно. Может… Не знаю. Может, пригодится.

Мимо пронесся долговязый юнец в “мартенсах” и в наушниках, влетел в подъезд, хлопнув дверью.

– Можно зайти? Или здесь поговорим. Минут пять, не больше.

– Еще раз: как тебя зовут? Нам говорили, да я забыла.

– Кэсси Мэддокс.

– Детектив Кэсси Мэддокс, – повторила Эбби. И, чуть помедлив, повесила на руку один из пакетов и полезла в карман за ключами. – Ладно уж, заходи. А попрошу уйти – уйдешь.

Я кивнула.

Квартирка у нее была однокомнатная, в глубине второго этажа, меньше моей и проще обставлена: узкая кровать, кресло, мини-холодильник, забитый досками камин, у окна крохотный столик и стул; ни кухни, ни ванной, голые стены, пустая каминная полка. Вечер был теплый, но когда я переступила порог, то будто в ледяную воду окунулась. На потолке темнели пятна от сырости, но квартирка сияла чистотой, а в большое створчатое окно, выходившее на запад, лился печальный закатный свет. Я вспомнила комнату Эбби в “Боярышнике” – роскошное, с любовью свитое гнездышко.

Эбби опустила на пол пакеты, скинула пальто, повесила на дверь. От пакетов у нее на запястьях остались красные полосы, как от наручников.

– Не думай, не такая уж она дерьмовая, – сказала Эбби с вызовом, но в голосе сквозила усталость. – Даже с отдельной ванной. На площадке, но тут уж ничего не поделаешь.

– Никакая она не дерьмовая, – ответила я, почти не покривив душой, доводилось мне жить в местах и похуже. – Просто я ожидала… Думала, вам страховку выплатят или что-то вроде. За дом.

Эбби сжала губы.

– Страховки у нас не было. Думали, раз он столько лет простоял, лучше мы эти деньги вложим в ремонт. Идиоты.

Эбби открыла что-то похожее на стенной шкаф, внутри оказалась крохотная раковина, плита с двумя конфорками и два кухонных шкафчика.

– Участок мы продали. Неду. А что еще было делать? Он победил – а может, победила Лекси, или ваша братия, или тот тип, который дом поджег, не знаю. Словом, победили не мы.

– Тогда зачем здесь жить, – спросила я, – если не нравится?

Эбби передернула плечами. Стоя ко мне спиной, она раскладывала по полкам продукты – фасоль и помидоры в банках, дешевые кукурузные хлопья; из-под тоненького серого свитера выпирали лопатки, по-детски беззащитные.

– Первое, что подвернулось. Надо ведь было где-то жить. Когда нас отпустили, служба поддержки жертв нам подыскала отвратный полупансион в Самерхилле, а денег у нас не было, почти все наличные мы складывали в копилку – ты же знаешь, – и она сгорела во время пожара. Хозяйка велела нам уходить не позже десяти утра, но к десяти вечера быть дома, весь день я торчала в библиотеке, глядя в одну точку, а по ночам сидела в комнате одна – друг с другом мы не разговаривали… Я съехала при первой возможности. Раз участок мы продали, надо бы взять ипотеку, но чтобы выплачивать проценты, нужна работа, а пока диссертация не готова… В общем, ни черта не понятно. Мне в последнее время тяжело даются решения. Если слишком долго тянуть, квартплата все мои сбережения съест и ничего решать уже не придется.