Андрей Воронин - Слепой. Волчанский крест

— А я не намекаю, — непримиримо проворчал Басаргин. — Я прямо говорю. Жили мы — горя не знали, а тут опять начинается.

— Что начинается? — резко спросил Краснопольский, не давая мэру влезть в сделавшийся интересным разговор со своим бессмысленным умиротворяющим лопотанием.

— Известно что, — глядя мимо него оловянными упрямыми глазами, сказал капитан. — Уж сколько лет эти твари к поселку на пушечный выстрел не подходили, а тут — снова-здорово!..

— Семен! — в ужасе воскликнул мэр.

— Что — Семен? Все про это знают, в Волчанке только про то и разговоры — опять, мол, началось. Это, Николай Гаврилыч, такое дерьмо, что его никакой газеткой не прикроешь!

Субботин дрожащей рукой раздавил в массивной малахитовой пепельнице окурок папиросы, откинулся на спинку кресла и прикрыл ладонью глаза, как бы стесняясь смотреть на Краснопольского. Вид у него был в высшей степени растерянный, сконфуженный и огорченный, как у человека, который много лет прятал от знакомых умственно отсталого родственника, а тот вдруг взял да и вышел из своей комнаты в разгар веселой вечеринки, пуская слюни и нечленораздельно мыча.

— Так, — сказал Краснопольский. — По-моему, лед тронулся. И что все это должно означать?

Басаргин, играя желваками на скулах, посмотрел на мэра. Последний, хоть и сидел, по-прежнему прикрывая лицо ладонью, заметил этот взгляд, а может быть, просто угадал.

— Давай-давай, — глухо, из-под ладони, безнадежно произнес он. — Сказал «а», говори и «бэ». Давай! Сам срамись и меня, старика, срами. Не было печали.

— Ну что вам сказать. — хмуро произнес капитан. Он явно избегал смотреть Краснопольскому в лицо и казался по-настоящему смущенным. — Сами поймите, в каком мы с Николай Гаврилычем положении. Вроде официальные лица, не пристало нам бабьи сплети пересказывать. Однако из песни слова не выкинешь. Есть тут что-то, понимаете? И отпечаток этот, который вы со своим водителем видели, конечно, был. Верю, что был, а что толку-то? Теперь его там нету, собаки след не взяли, а значит, доказательств никаких. Это такая хитрая сволочь!.. Да и кому они нужны, доказательства? Тут, в Волчанке, все от мала до велика всё знают без никаких доказательств. Да я вам больше скажу! Если б собаки след взяли, они бы по нему нипочем не пошли. Не говоря уж о людях.

— Постойте, — перебил его Краснопольский. — Вы, вообще, о ком говорите?

— А я не знаю, о ком я говорю! — почти выкрикнул Басаргин. — Они, сволочи, мне документы свои не показывали. Знаю только, что они появляются, когда кто-то начинает шибко Волчанской пустынью интересоваться. Вот тогда они тут как тут — высматривают, вынюхивают. Поджидают, словом. Бывает, на глаза кому покажутся — вроде, значит, предупреждают. И если это их предупреждение без внимания оставить, к монастырю сунуться — все, амба.

— Ну, знаете, — после паузы, во время которой более или менее справился с охватившим его изумлением, сказал Краснопольский. — Это действительно черт знает что!

— Вот и я о том же, — по-прежнему пряча лицо под ладонью, слабым голосом поддакнул мэр. — Черт знает, а мы — нет.

— Двадцать первый век на дворе, — напомнил Краснопольский. — У вас на столе стоит вполне современный телефон с автоматическим определителем номера и факсом, у вашей секретарши — компьютер. А вы мне тут рассказываете. я не знаю. сказки какие-то!

— Сказки, — скривившись, передразнил Басаргин. — След видели? Видели! Минуту назад рубаху на себе рвали, доказывали, что это вам с пьяных глаз не померещилось. А когда с вами согласились, нате вам — сказки!

— Извините, — сказал Краснопольский. — Хорошо, пусть не сказки. Пусть в здешних лесах действительно обитает какое-то неизвестное науке животное.

— Животное, — вполголоса перебил Субботин. — Животное ли?

— которое действительно считает монастырь своей территорией и никого туда не пускает, — упрямо договорил Краснопольский. — Ну, а добраться туда на вертолете разве не пробовали?

— Пробовали. — Николай Гаврилович отнял от лица ладонь и завозился, добывая из криво надорванной пачки новую папиросу. — В семидесятых, еще на моей памяти — да. Было дело. И тоже, как вы, геологи.

— Ну, и что?

— А ничего. Ничего и никого. Вертолет этот потом две недели с воздуха искали — не нашли. Семен правильно сказал: вы войдите в наше положение! Действительно, сказки какие-то, но люди ведь на самом деле пропадают! И на самом деле, покуда вы тут не объявились, эти твари к поселку даже не подходили. А тут — здравствуйте, пожалуйста! Как будто донес им кто или сами почуяли.

— А вот я слышал, что в поселок они приходят регулярно, — сказал Краснопольский. — Якобы кое-кто из местных их даже прикармливает в голодные зимы.

Басаргин с Субботиным переглянулись, и на лицах у них появились одинаковые пренебрежительные ухмылки.

— Я даже знаю, от кого вы это слышали, — сказал мэр.

— Вот это как раз и есть сказки, — уверенно добавил Басаргин. — Я вроде по долгу службы обязан ко всем одинаково относиться, без предвзятости, потому что перед законом, значит, все равны. Но то перед законом! А по жизни. — Он огорченно покрутил головой и почесал в затылке. — Ну вот что ты с ними будешь делать! Ей-богу, грешно так говорить, но. Не знаю, как там у вас, в Москве, а у нас, если, значит, интеллигент, так обязательно какой-то пыльным мешком стукнутый. Особенно в школе. Это не школа, а какой-то дурдом! Один другого хлеще, честное слово! Что Колодников, физик покойный, что сам директор. Про оборотней небось плел, да? Про Демидова-купца, про дуэль, про Степку Прохорова — как он, значит, чуть ли не с руки этих сволочей кормит. Слушайте вы их больше!

— Да я уж и не знаю, кого мне слушать, — устало признался начальник экспедиции. — Вы же сами крутите то в одну сторону, то в другую! То сказки, то не сказки, то верь, то не верь.

— Что же делать, — сочувственно и вместе с тем жалобно сказал Николай Гаврилович, — если тут все так переплелось.

Он сцепил пальцы рук, показывая, как сложно переплелись в Волчанке сказка и быль.

Краснопольский решительно поднялся.

— Понятно, — сказал он. — Вижу, помощи мне от вас не дождаться.

— Да все что угодно! — горячо запротестовал Субботин, тоже поднимаясь из-за стола. — Буквально все, что в наших силах! Но заставить людей идти с вами я не могу, не имею права. А по своей воле они к монастырю не пойдут. Никто, даже самые отчаянные.

— Понятно, — повторил Петр Владимирович, сухо попрощался и вышел, сдержав желание напоследок изо всех сил хлопнуть дверью.

В приемной он встретился глазами с пожилой некрасивой секретаршей. Взгляд у нее был сочувственный. Поймав на себе этот взгляд, Краснопольский рассердился еще сильнее, сдержанно, не слишком приветливо кивнул секретарше на прощанье и покинул здание поселковой администрации, исполненный самых негативных эмоций, а главное, уже почти перестав отличать причудливый вымысел от реальности, которая, честно говоря, тоже выглядела достаточно причудливо.