Дмитрий Петров - Призрак киллера

Щелкунчик опять остановился, потянулся рукой к конверту, потом опять оставил его заклеенным. Он почувствовал, что пива ему не хватит для того, чтобы успокоиться на этот раз.

Засунул конверт в карман обратно, вернулся к стойке и заказал стакан водки.

«Ладно, пусть в пластмассовом стакане, — согласился он внутренне. — Теперь все равно».

Ему нужно было оглушить себя как-то. Чтобы не думать так много, чтобы просто действовать. Чтобы опять стать машиной, как прежде.

Водку он выпил залпом и ощутил, как буквально на глазах пьянеет. То ли водка оказалась такая крепкая, то ли его организм был так раздерган, что легко поддался…

Конверт опять оказался перед Щелкунчиком на столе. Пора бы уж открыть его, но хотелось поговорить с ним. С этим неведомым человеком.

«Я убийца, да? — спросил его Щелкунчик. — Меня осуждает общество, да? Я — изгой? Я — падаль и отброс? Ну, конечно, как же, как же… Порядочные люди не должны подавать руку такому, как я…» — Щелкунчик покачнулся на стуле и продолжил:

— Но на самом деле это несправедливо. Да-да… совсем несправедливо… Я убиваю людей — подумаешь, велика важность! А кто развязал войну в Чечне и угробил таким образом чертову уйму народу? А кто развязал войну в Афганистане чуть раньше? А кто давил танками людей в Венгрии и Чехословакии? А кто расстреливал рабочих под Ростовом в шестьдесят втором? Да что там говорить… А кто подписывает бумаги о захоронении радиоактивных отходов и тем самым обрекает на мучительную медленную смерть тысячи людей? Как с этими людьми? Они не убийцы? Да оставим их имена — это не так уж важно. Пусть газеты и политики разбираются с конкретными именами этих убийц. Имя им — легион… И число их жертв несравнимо с моим числом. И что же? Им прекрасно подают руку… Они ходят важные, в орденах и прочих регалиях. Они — почетные граждане. Но общество выбрало меня — чтобы показывать на меня пальцем и возмущаться. Ах какое благородное негодование!

Щелкунчик вдруг заметил, что он говорит вслух. Глаза его были устремлены на конверт, а губы шевелились, постоянно кривясь в усмешке.

С соседнего столика на него смотрели два человека — молодые, в кожаных куртках — и о чем-то переговаривались.

Нехорошо, его приняли за пьяного, за жалкого алкаша, который бормочет что-то в ночной забегаловке. Ах как нехорошо! Все, теперь пора. Надо взять себя в руки и посмотреть конверт. А потом хорошенько подумать о том, как побыстрее и получше убить этого человека. Последнего заказанного «клиента»…

Только надо выпить сначала еще. Правда, он уже выпил немало, но это ничего. Он больше не будет разговаривать ни с собой, ни с незнакомцем в конверте. Он будет как кулак, как железный кулак. Или как сжатая пружина… Вот-вот, пружина, именно — это даже лучшее сравнение. Он будет железной сжатой пружиной.

Щелкунчик встал, ощутил твердость в ногах и пружинисто пошел к стойке.

Девушка налила ему еще водки, руки ее дрожали, а лицо приобрело совсем серый оттенок. Щелкунчик посмотрел на девушку, и что-то показалось ему в ней необычным. То ли выражение лица, то ли вся ее фигурка за стойкой — жалкая, потерянная.

«Она может скоро умереть, — подумал он меланхолично. — Странно, почему мне так кажется, она ведь такая молодая, лет двадцать пять, не больше…»

Но печать смерти на ее лице показалась Щелкунчику совершенно явственной. Ему ли не знать эти печати смерти, которыми костлявая метит свои жертвы. Он сам служитель Смерти и уж знает повадки своей госпожи…

— Отчего у вас руки дрожат? — спросил он у девушки, подавшей ему стакан.

— Устала, — коротко ответила она и обвела глазами задымленный шумный зал.

— Вы каждый день тут работаете? — уточнил Щелкунчик. Ему стало жалко девушку.

— Сутки через трое, — ответила она все так же устало и безучастно. Глаза ее ничего не выражали.

— Сутки через трое? — изумился Щелкунчик. — Но стоять тут целые сутки напролет — это невыносимо.

— А в последнее время — сутки через двое, — усмехнулась чуть заметно девушка и даже прикрыла глаза усталыми веками. — Сменщица заболела, вот мы и работаем сутки через двое. Тяжело, конечно…

— Зарабатываете зато, наверное, много? — спросил Щелкунчик. Заработок девушки его совершенно не интересовал, просто он решил напомнить ей о чем-то приятном.

— Может, и много, — ответила она по-прежнему безучастно и отвернулась к батарее бутылок. — А что толку? У меня сынишка на руках, ему полтора года всего. Я одна с ним, приходится крутиться как белке в колесе. Я и не вижу тех денег, — сказала буфетчица.

— А с кем сынишку оставляете? — деловито осведомился Щелкунчик. Он ведь и сам был отцом…

— С подругой, — вздохнула девушка. — С напарницей. Мы с ней вместе работаем. Пока я тут сутки стою — она сидит с моим и со своим… А когда она — я с ними обоими сижу. Вы какую закуску брать будете?

Щелкунчик заплатил за символический коржик и вернулся к своему столику. Ну что это за ночь такая проклятая — что ни человек встретится, то несчастный. Одно расстройство. Бедняга барышня, как она тут по суткам выстаивает! А потом еще домой идет к сыну. У нее, наверное, руки-ноги не движутся…

Он сел за столик и уже совсем было собрался опрокинуть стакан, как случилось нечто совершенно неожиданное.

Сначала со стороны стойки послышался дикий пронзительный крик буфетчицы. Она стояла, прижавшись спиной к шкафчику с выпивкой, и кричала, не останавливаясь. Лицо ее проглядывало сквозь табачные клубы и белело, как подушка, вздутая и бесформенная. Только разинутый рот чернел внизу.

Перед стойкой же приплясывал парень с пистолетом в руке. Голова его сначала показалась Щелкунчику совершенно черной, и он даже машинально подумал, что парень негр… Но нет, он был не негр, а просто натянул на голову черный чулок. Научились, сволочи, из американских фильмов.

Второй парень стоял рядом с ним, и у него тоже был пистолет, который он наставил на онемевших посетителей и поводил им из стороны в сторону, устрашая таким образом.

— Ограбление! — тонко выкрикивал он при этом. — Ограбление! Всем не двигаться! Ограбление!

Этому парни, наверное, тоже научились из зарубежных фильмов… Третий злоумышленник стоял у входной двери, которую он предварительно запер простым поворотом торчавшего в ней ключа. У него не было пистолета, а в руке он держал длинный кухонный нож — тоже вполне грозное оружие, особенно если знать, куда ударить.

Двое из парней были знакомы Щелкунчику — он узнал их по кожаным курткам. Это были его соседи по столику, которые еще обратили внимание на то, что он разговаривает как бы сам с собой. И соседний столик действительно был пуст…

Третий парень, вероятно, присоединился к ним, войдя с улицы. Сначала была полная тишина, все молчали. Щелкунчик обвел зал взглядом. Посетителей не так уж много, как ему показалось сначала, — они так шумели, что создавалось впечатление, будто в зале сто человек. На самом деле тут было девять посетителей, среди которых две молодые женщины «бомжистого» вида, с нечесаными и немытыми волосами, да еще два посетителя спали, упав лбами на свои столики.