Самюэль Давидкин - Выкуп первенцев

Констебль побрел обратно, мимо здания с эркером-башней, и устроился на старом продавленном сиденье в машине Маркканена. В памяти всплыло, как отец лет двадцать назад иногда возил его на своем автомобиле на тренировки по футболу. Теперь, сидя в «мерседесе» Маркканена, Аско почувствовал мимолетное ощущение счастья, исчезнувшее столь же стремительно, как тепло весеннего солнышка. Было ли это настоящее счастье, или промелькнувшее мгновение лишь подразнило его? Нет, он не ошибся, потому что бывал счастлив в детстве и в юности. Эти минуты остались в прошлом, но не исчезли из памяти.

Аско опустил спинку сиденья и откинулся назад. Вскоре к машине вернулся Маркканен, и они тронулись. Комиссар время от времени смотрел на Аско с тревогой, но ничего не говорил. Они переехали канал и двинулись по краю Кауппатори. Оживленная летом площадь теперь была пустынной, а паромы, отправлявшиеся на ближайшие острова, либо вообще не ходили, либо стояли пустыми в ожидании единичных пассажиров, которым было не до красот архипелага и не до старинной крепости. Все они плыли по каким-то делам, вроде починки покосившегося за зиму причала. Констебль подумал о холодной морской мгле, притаившейся под хрустящими льдами залива, и получше закутался в куртку.

— Я могу выйти здесь, — сказал он напротив здания муниципалитета.

Маркканен остановил машину у тротуара.

— Я хотел бы услышать твои соображения по этому делу сразу, когда сможешь.

Аско направился в сторону Сенатской площади пешком, поскольку хотел проветриться и привести в порядок мысли. Он подумал, что было бы неплохо поговорить с Даниэлем о запахе одеколона, которым пропиталась квартира на Луотсикату. После событий сегодняшнего дня ему было тоскливо и не хотелось оставаться в одиночестве, и он двинулся к Меритуллинкату, поскольку дом Яновски находился именно в той стороне.

Аско ждал коллегу у подъезда. Он был бледнее обычного и казался погруженным в свои мысли. Даниэль, примчавшийся с работы на такси, порадовался, что Ханны нет дома и они могут свободно поговорить о служебных делах. Он пригласил Аско в комнату и предложил кофе.

— У вас уютно.

— Это не моя заслуга, — с улыбкой сказал Даниэль.

Аско не торопясь рассматривал обстановку, в которой главное место занимали книжные стеллажи. Названия на корешках многих книг были на голландском языке и иврите. На мгновение он остановился взглянуть на зарисовки, лежавшие на подоконнике, и в конце концов устроился в небольшом кресле.

— Что-то… что-то новое по этому делу? — поинтересовался Яновски. Аско собирался рассказать об аромате одеколона, замеченном им в осмотренной квартире, но решил не говорить лишнего.

Даниэль догадался, что Аско не хочет говорить о расследовании. Он открыл один из стоявших на кухне холодильников, достал бутылку, открыл ее и разлил вино. Они подняли бокалы, но не произнесли ни слова, некоторое время сохраняя молчание. Взгляд Аско упал на свадебную фотографию Даниэля и Ханны; он невольно улыбнулся, ощущая уютную атмосферу этого дома, никак не зависевшую от размеров квартиры и стиля обстановки.

— Ты никогда не задумывался о ловушках? — спросил Аско.

Он с трудом подбирал слова. Это были размышления о том, что с ним только что произошло. Почему так трудно смотреть на мертвеца? Вопрос не в том, что это трудно само по себе, а в том, почему это переживание длится потом многие часы, дни и даже недели. Фотография покойника и близко не вызывала у него подобных чувств. Для того чтобы они возникли, нужно было непосредственное присутствие трупа в той же комнате.

— Что ты подразумеваешь под ловушками?

— То, что человек может что-то испытать или увидеть, и этот опыт неожиданно и сразу меняет его. Для этого не всегда требуется разумное объяснение, и это даже не обязательно относится к чему-то действительно важному для него.

Даниэль пригубил вино и помрачнел:

— То есть твой вопрос заключается в том, почему некоторые переживания вызывают у нас такой шок?

— Да. Почему что-то незначительное само по себе, свидетелем чего ты был какой-то короткий миг, может производить такое сильное впечатление и даже как будто становится частью тебя самого?

Аско ждал ответа. Ему вдруг показалось, что Даниэль побледнел и занервничал. Быстрым, неловким движением потер подбородок и снова положил руку на стол. Оказывается, у Яновски тоже имелось прошлое.

— К тебе прикоснулась темнота, — сказал Даниэль. — Это не отсутствие света, нет, совсем другое. Она следит за неправильными или злыми деяниями человека. И это не обязательно именно твои поступки. Достаточно того, что ты становишься свидетелем поступков других людей. Ты оказался в каком-то месте, когда там присутствовала темнота. Это так просто, но одновременно от этого никуда не деться и это невозможно осмыслить. Ты ведь знаешь, как ранима душа человека. Ее части подобны ниткам в руках портного, и от сущей мелочи зависит то, сможет ли он добиться нужной формы и сохранить ее.

Даниэль сделал паузу и в задумчивости потер лоб.

— Просто нужно избегать темноты, — продолжал он. — Надо держаться от нее подальше. С другой стороны, возможно, ее прикосновение открывает хорошие возможности распознать зло. Надо разок соприкоснуться с темнотой, почувствовать ее и научиться понимать, где она. Может быть, соприкоснувшийся с темнотой человек благодаря этому опыту узнаёт, где следует искать свет.

Замолчав, Даниэль принялся в задумчивости разглядывать книжные полки. Аско немного полегчало. Он сунул руку в карман и невольно нащупал деревяшку, которую оторвал от дверного косяка в квартире на Луотсикату. Аско вынул ее и осмотрел: это был футляр, открытый сзади. Внутри, похоже, лежал свиток несколько сантиметров длиной. Он вытащил его мизинцем и развернул. На свернутом листке был текст на иврите.

Даниэль как раз очнулся от своих мыслей, наклонился вперед и уставился на футляр и свиток.

— Осторожно! — предостерег он и протянул руку. — Можно я посмотрю?

Аско протянул предметы коллеге. Тот положил футляр на стол, но свиток аккуратно держал за краешек, как будто проявлял фотографию. Яновски прищурил глаза, сдвинул брови и поднес свиток почти к самому лицу. Затем поцеловал его, снова свернул и поместил обратно в футляр.

— Это настоящая мезуза. Где ты ее нашел?

Аско вспомнил отверстия от гвоздей в квартире на Коркеавуоренкату.

— А как часто можно встретить мезузу на дверном косяке в Хельсинки? — ответил он вопросом на вопрос.

Даниэль попытался придать своему лицу глубокомысленное выражение.

— Думаю, что в центре города — на дверях одной из трехсот-четырехсот квартир.

Аско пришло в голову, что вторжение в квартиру на Луотсикату должно быть как-то связано с историей с серебряными сундуками. Близость по времени взлома квартиры и предыдущего случая с сундуками, мезуза, а также знакомый запах не могли быть случайным совпадением. Все эти обстоятельства, которые он обдумывал при предыдущем расследовании, ушли в глубины памяти, и теперь он пытался извлечь наиболее существенные из них.