Самюэль Давидкин - Выкуп первенцев

В следующей коробке была старая папка. Аско вынул ее и развязал тесемки. Внутри оказался крошащийся в руках от старости пластиковый кармашек для бумаг. Он приоткрыл его и увидел уголок немного пожелтевшего листа бумаги. Аско осторожно вытянул документ. На нем был текст, написанный на русском языке, — по-видимому, какое-то свидетельство еще времен автономии Финляндии. Оно было напечатано в типографии и частично дополнено рукописным текстом. Кириллические буквы украшали завитки. Аско не смог понять в этой бумаге ни слова. Он поместил реликвию в новую папку и переложил себе в сумку, поскольку хотел показать текст кому-нибудь, кто знает русский язык.

В это время у него зазвонил телефон.

— Я кое-что понял, — волнуясь, проговорил Даниэль.

— О чем?

— Про трех мудрецов.

— Даниэль, прежде чем ты продолжишь…

— Да?

— Начиная с этого момента ты официально принимаешь участие в этом расследовании с благословения Линдберга.

Повисла тишина. Аско ждал ответа, но не услышал его.

— Встретимся в Тёёлёнлахти, — сказал он. — На том же месте, что и в прошлый раз. Полчаса тебе хватит?

На месте Аско изложил Даниэлю всю информацию, относящуюся к делу. Они незаметно прошли от залива до Темппелиаукио, а оттуда до отдела криминальной полиции на Албертинкату.

Затем Аско повел Даниэля по своему обычному прогулочному маршруту и подумал, что раньше ни разу не проделывал этот путь в чьей-то компании.

— У тебя возникла какая-то идея насчет трех мудрецов, — напомнил он Яновски.

— Сначала скажи, что ты думаешь по этому поводу, я имею в виду, по поводу фразы на стенке сундука.

— Не знаю. Вероятно, это относится к тому, о чем говорил Симон Мейер, то есть тут должна быть какая-то связь с легендой о трех мудрецах, которые были первыми евреями, оставшимися жить здесь, в Финляндии, бывшими солдатами царской армии.

— Именно так, — кивнул Даниэль. — Но я подумал, что может означать «они отдали путь Короны своим детям». Как я говорил тебе раньше, мне кажется, что под словом Корона подразумевается Тора. Я подумал, они преподавали Тору своим детям, что было бы естественно, поскольку они хотели сохранить традицию, несмотря на удаленность от еврейских духовных центров.

— Это разумное объяснение, — сказал Аско.

— Да, и даже, пожалуй, слишком очевидное. Поэтому у меня возникли сомнения. Зачем было гравировать на стенке сундука нечто само собой разумеющееся? А после этих взломов квартир мне пришло в голову… Как тебе кажется, не может ли быть, что «путь Короны» означает не путь, указываемый Короной, а, наоборот, путь к Короне? Предположим, Корона — это какой-то материальный предмет, который когда-то хранился в найденных нами сундуках. В этом случае фраза означала бы, что трое мудрецов оставили в наследство своим детям информацию, как Корону найти. Гравировку могли сделать тогда, когда три мудреца или их потомки давным-давно перепрятали Корону в новое место. То есть возможно, что сундук во дворе церкви пустует уже больше сотни лет, но на нем имеется указание: тому, кто хочет найти Корону, следует найти потомков трех мудрецов.

Они стояли на углу Техтаанкату и Нейтсютполку. Аско остановился, сложив руки за спиной, посмотрел на посольство России.

— Ты имеешь в виду, что… — начал он медленно.

— Да. Если Аскен были Ашкенази, а Сакари — Иссахарофф, то они могут быть потомками мудрецов, — закончил за него мысль Яновски.

Он выдержал небольшую паузу, чтобы дать коллеге время осознать сказанное.

— Однако же в выгравированном тексте говорится о трех мудрецах и их детях, — продолжил Даниэль уже более решительно. — Не об одном или двух мудрецах, а о трех.

Мысль стала доходить до Аско.

— То есть для того, чтобы найти Корону, нужны три части, — сказал он. — Путь к Короне обретет целостность и смысл лишь тогда, когда информация от потомков всех трех мудрецов будет найдена и собрана в одних руках.

Даниэль посмотрел на Аско и кивнул:

— Нам нужно срочно найти потомков третьего мудреца. Их жизнь в опасности.

Они продолжили путь по Касармикату. Близился вечер пятницы, шабат. Даниэль посмотрел на часы. Когда они дошли до Касарминтори, он предупредил, что выключает телефон и снова будет на связи после шабата на следующий день вечером с восьми часов, попрощался с Аско и пошел в сторону своего дома.

Оставшись один, Аско направился сначала в отдел, но потом решил завернуть к госпоже Аскен. Домофон молчал, и констебль принялся звонить соседям до тех пор, пока кто-то не впустил его в подъезд. Быстрым шагом он поднялся на третий этаж и позвонил в дверь, но ответа не последовало, дверь была заперта.

Возвращаясь на работу, Аско размышлял о квартире на Луотсикату. Он вдруг понял, что думает о мертвом человеке несколько спокойнее, чем раньше, и предположил, что труп в этот раз произвел на него такое сильное впечатление из-за того, что на нем практически ничего не было. Его одежды не нашли во всей квартире. Это означало, что убийца или убийцы увезли ее. Вероятнее всего, с целью усложнить идентификацию своей жертвы. Констебль подумал и о том, что за прядь волос он видел в гостиной. Волосы на голове мертвеца были того же цвета, но гораздо короче брошенного на полу локона.

Тогда он сообразил, что это могли быть иудейские пейсы. В его голове стала вырисовываться возможная картина преступления: убийство произошло в комнате, отведенной под библиотеку. Жертва успела закричать, именно этот крик услышал сосед и позвонил в полицию. Убийцы заторопились. Одежда и пейсы сразу очень много говорили об убитом, а убийца боялся, что эти сведения помогут выйти на его след. Поэтому у жертвы срезали пейсы, сняли с трупа одежду, а тело перетащили в спальню и спрятали под кроватью. В спешке срезанные волосы уронили на пол.

Но почему же убийцы изо всех сил старались воспрепятствовать идентификации жертвы? Кому это могло быть нужно? Уж во всяком случае не евреям, поскольку еврейская община получила анонимное сообщение о том, кем являлся убитый, а источником этого сообщения должны быть спутники погибшего, которые знали или подозревали, что он мертв. Следовало более подробно выяснить, каким образом в общине получили эту информацию. Похороны убитого были назначены на утро воскресенья. Аско решил отправить туда Даниэля и сходить сам, если будет в состоянии.

На следующее утро Даниэль проснулся рано и собрался идти в синагогу. Богослужение в субботу утром было самым важным за всю неделю. На него приходили десятки членов их небольшой общины. Подходя к синагоге, Яновски обратил внимание, что у ворот стояло больше охранников, чем обычно: бдительность службы безопасности из-за событий вчерашнего дня явно возросла. Хорошо еще, что о странной смерти еврея в Хельсинки пока не пронюхали журналисты.