Кэролайн Грэм - Написано кровью

— В нашем кружке он был секретарем.

— Это ведь одинокое занятие — писательство, — произнес старший инспектор. Именно так считают все люди, которые сами никогда ничего не писали. — А вы что пишете?

— Я расшифровываю бумаги, которые приобрела на распродаже в Эйлсбери. Множество рецептов — «рецептур», как их называли, — записки о домашнем обиходе Тюдоровской эпохи, разведении домашних животных, лечении травами… — Лора замялась, вдруг осознав, что во всей этой мнимой деятельности больше нет никакой нужды. И никогда не будет. — В общем, еще один «Деревенский дневник эдвардианской леди» [19] Эта книга английской художницы Эдит Холден (1871–1920) в 1977 г. была выпущена в виде факсимального издания и имела большой успех. Судьба автора послужила сюжетом для телефильма. ? — Ее передернуло от отвращения.

— Вы вчера вечером ушли все вместе?

— Да, все, кроме Рекса, что было довольно странно.

— Почему странно? — спросил Трой. Он улыбался, но уже без дальнего прицела. Даже при тусклом свете было видно, что Лора не только старовата для него — прав шеф, — но и поглощена своим горем. Любая попытка флирта выглядела бы нелепо до гротеска.

— Обычно он рвется домой. Иногда уходит раньше всех. Беспокоится о своей собаке.

Трой понимающе кивнул. Он любил собак и являлся владельцем великолепной молодой немецкой овчарки кремового-серого окраса, бывшего полицейского пса, раненного на задании и больше негодного к работе. Трой спросил миссис Хаттон, сразу ли она отправилась к себе после вечера у мистера Хедли, и Лора ответила утвердительно.

— А в котором часу вы пришли домой?

— Незадолго до половины одиннадцатого. Я близко живу.

— Вы больше не выходили?

Она покачала головой.

— Мистер Хедли… Как думаете, его любили в деревне?

— Понятия не имею. Я не в курсе местных сплетен.

— Он ведь был вдовец?

— Да, безутешный вдовец. — Ее хрипловатый голос дрогнул. Барнаби видел, как она, пытаясь совладать с собой, сжала руки в кулаки и уставилась на экран компьютера. — Через полчаса я должна быть в Джеррардс-Кроссе, смотреть мебель. Простите, но мне придется попросить вас уйти.

— Тут собака глубже зарыта, — высказался Трой, не считавший нужным чеканить новые обороты речи, пока старые еще имеют хождение. — Моя родительница сама не своя до всей этой чепухи вроде эдвардианского дневника. Что к Рождеству, что ко дню рождения, только таких подарков и ждет. Посудное полотенце, разделочная доска, подставки для яиц, чехол на чайник — у нее этого добра… Семья в отчаянии. Осталось только заполучить книгу.

— Есть от чего отчаяться, — посочувствовал Барнаби.

— Тогда, может, ланч, шеф?

— О боже, да!

Было около трех дня, и столовая в полицейском участке стояла полупустая. Памятуя о разрешенных ему пятистах калориях, Барнаби взял кусок постного мяса, сэндвич с салатом, приправленным диетическим майонезом, и сел за отдельный столик, не в силах переносить грубоватые насмешки своего сержанта.

Потом они вернулись в Мидсомер-Уорти, опередив четырехчасовой автобус на пять минут. Было уже почти темно, когда они снова припарковались у ворот коттеджа «Бородино». Автобус остановился в нескольких ярдах от них, несколько человек сошли. Некоторые из приехавших пошли через Зеленый луг, другие отправились в противоположную сторону. Только трое двигались по направлению к ним: молодая женщина с ребенком в сидячей коляске и невероятно высокий, худой пожилой мужчина.

Мужчина шагал размашисто, какой-то развинченной походкой. Движения его были совершенно не согласованы; казалось, одна нога не знала о существовании другой. Он был увешан покупками. Особенно впечатляюще выглядела старомодная авоська, набитая какими-то измазанными кровью газетными свертками. Еще он нес через плечо связку книг, крепко стянутых ремнем с пряжкой. Его мягкие серебристые волосы трепетали, как пух одуванчика. Когда мужчина подошел ближе, стало видно, что он улыбается счастливой тайной улыбкой, как будто вспоминая о чем-то с благодарностью.

Подождав, пока хозяин коттеджа откроет калитку, Барнаби вышел из машины и направился к нему.

— Мистер Сент-Джон?

— Да. — С заинтересованной улыбкой мужчина переводил взгляд с одного незнакомца на другого. — Здравствуйте.

— Мы из полиции. — Барнаби протянул удостоверение. — Мы можем с вами поговорить, сэр?

— Боже милостивый! Да, проходите, проходите.

Пропустив их, Рекс повернулся закрыть калитку и только теперь заметил передвижной опорный пункт.

— Вы только посмотрите! — воскликнул он. — Гонория будет в ярости. Она ненавидит цыган. Я-то думаю, что каждый должен давать жить другим. Вы из-за этого пришли?

Барнаби ограничился коротким «нет». Он чувствовал, что следует подождать с плохими новостями. Хотя бы до того момента, когда они войдут в дом. Рекс достал из-под потертого коврика большой железный ключ и вставил его в такую же большую скважину. К двери была привинчена табличка с надписью: «Cave canem» [20] Берегись собаки ( лат. ). . Рекс открыл дверь и, прежде чем войти, бросил через плечо:

— Держитесь позади меня.

Войдя, они услышали густой, громоподобный лай, пол на втором этаже содрогнулся под тяжестью обрушившегося на него грузного тела. Затем послышался звучный топот, и огромный серый зверь скатился вниз по лестнице, бросился к Рексу и встал на задние лапы, чтобы его обнять.

На Троя это произвело сильное впечатление. Он повидал собак. Он считал, что у него самого полторы собаки. Но это было что-то! Косматая зверюга, размерами и статью напоминавшая некрупного осла. Из пасти животного вывалился изрядной длины розовый язык и, сначала облизав в знак признательности лицо и одежду Рекса, перекочевал на истинную цель — содержимое авоськи.

— Это кости, — извиняющимся тоном сообщил Рекс. — Мне придется выдать ему одну, а не то покоя нам не будет.

Трой понимающе кивнул. Барнаби — нет. Как уже говорилось, животные его не интересовали, если только не лежали аппетитными, политыми соусом порциями у него на обеденной тарелке.

Рекс открыл дверь слева от них, сильно поцарапанную собачьими когтями, и жестом пригласил полицейских войти, а сам удалился. Пес, фыркая и пуская слюни, побежал за ним.

Барнаби сел на старую кожаную кушетку, волосяная набивка которой кололась даже сквозь пальто. Трой, сразу заинтересовавшись обстановкой, бродил по комнате.

Три стены были заняты открытыми полками с фигурками солдатиков, застывшими по стойке «смирно» или демонстрирующими искусство обращения с мушкетами и пушками. На небольших подносах высились груды значков и пуговиц. Четвертую стену хозяин отвел под застекленные витрины с медалями, пару противогазов и агитационные плакаты времен Первой и Второй мировых войн. Суровый мужчина с моржовыми усами сверлил упорным взглядом Барнаби, указывая негнущимся пальцем на слова: «Китченер [21] Герберт Китченер (1850–1916) — британский военный деятель, главнокомандующий в период Англо-бурской войны (1900–1902) и военный министр в Первую мировую. Именно его изображали на подобных мобилизационных плакатах. нуждается в тебе!». На спинке стула висели обшитая галуном накидка и фуражка с узким кожаным подбородочным ремешком.