Кэролайн Грэм - Смерть под маской

Он уже повернулся, чтобы уйти, как вдруг заметил что-то между трубами. Кристофер стал осторожно тащить этот железный стержень из щели. В его руках оказался небольшой лом.

К тому времени, как он спустился и добрался до комнаты Мэй, та была полна народу. Стоя в дверях, он произвел подсчет: присутствовали все до одного.

Его взору предстала трогательная картина, выполненная в лучших традициях изобразительного искусства времен королевы Виктории, она была нравоучительна, аллегорична и воспроизводила популярную в ту эпоху сцену: глава семейства на смертном одре, окруженный со всех сторон рыдающими родственниками и приживалами, плюс печальный песик.

Мэй полулежала в кресле и была против обычного довольно бледной. Шелковая шаль ярко-лазоревого цвета с кистями прикрывала ее колени. В изголовье Учитель. Его белые как снег волосы сияют и искрятся в лучах солнца, его рука покоится на лбу Мэй. На коленях у ложа — Сугами. На маленькой скамеечке скорчившийся Тим. Чуть поодаль маячит фигура Арно. Он в немом отчаянии заламывает руки (во всяком случае, только так можно трактовать судорожные движения, будто он выжимает мокрое белье). Джанет и Трикси стоят чуть поодаль. Они присутствуют в сцене, но не являются ее участниками.

Что касается Биверсов, они стоят у изножья. Хизер с гитарой. Она тихо перебирает струны, издающие довольно траурные звуки.

— Нам придется серьезно заняться лечением, — изрек Кен, благоговейно прикасаясь сначала к кристаллу на головной повязке, затем к стопам Мэй.

— Я прекрасно себя чувствую, — сказала Мэй. — Несчастный случай, и все. Перестаньте суетиться.

Хизер приналегла на струны и вдруг визгливо и громко, так что все вздрогнули, разразилась целым катреном:

Кен окинул всех суровым взглядом и затем перевел глаза на портьеры, словно обвиняя их в сокрытии важных сведений. Затем он повернулся к лежащей и с расстановкой произнес:

— В данный момент пси-лучи Юпитера проводят зондирование. Вы должны уже сейчас ощущать их целительное воздействие.

— Это мне и без вас понятно, — нетерпеливо сказала Мэй, комкая шелковую шаль. — Все мы находимся под целительным воздействием лучей, независимо от их источника. А сейчас мне нужно мое восстановительное лекарство и арника, чтобы смазать царапины. Это в коробочке из ракушек. Будьте добры, принесите, пожалуйста.

Арно успел первым и передал то и другое со словами:

— Может принести еще медовый напиток?

— Почему бы и нет? Мед никогда не помешает. Спасибо, Арно.

В полном восторге от того, что понадобился госпоже своего сердца, Арно умчался выполнять ее желание. Он решил отыскать остатки самого что ни на есть ароматного горного меда, добавить туда малюсенькую каплю уксуса и подать питье в какой-нибудь красивой чашке. Должна же в этом доме найтись хоть одна приличная чашка! А если нарвать букетик цветов? Существуют же такие обстоятельства, когда правило не срывать цветы может быть все же нарушено!

Он собирался пройти на кухню, но вдруг остановился. Дверь во двор все еще была приоткрыта. Арно перешагнул через порог и замер возле растрескавшейся каменной плиты и огромного лежащего на ней металлического обломка. Он стоял неподвижно, не отрывая взгляда от сломанного и вдавленного в землю кустика лаванды, на место, где совсем недавно была голова Мэй. При мысли, как близка она была от гибели, он весь похолодел от ужаса. Мир, где нет Мэй. Мир без тепла, без красок. Мир, лишенный смысла, гармонии, музыки…

«Но этого не произошло», — твердо сказал он себе. Мэй будет очень сердита, если поймает его на том, что его мысли приняли негативный, пессимистический характер, она всегда и во всем видела только хорошее. Видела не тучу, а ее серебристую окантовку, не дождь, а радугу.

Красивой чашки Арно так и не сыскал и вернулся, держа в руках большую кружку с медовым напитком. Мэй полуприсела на постели и выглядела снова бесподобно. Она потрясла свой пузырек со спасительным притиранием и втерла немного в кожу рук. Комната наполнилась терпким запахом лесных трав. Арно протянул ей кружку, и пальцы Мэй коснулись его собственных. Веснушчатое лицо Арно вспыхнуло, но он надеялся, что никто этого не заметил.

— Поверьте, мне ничего серьезного не угрожало, — обратилась Мэй к окружающим. — Мой ангел-хранитель был со мной, как всегда. Кто, если не он, сделал так, что Кристофер оказался совсем рядом?

Кристофера одарили благодарными улыбками, но он молчал. Он испытывал некоторое беспокойство из-за решения, которое принял, еще находясь на крыше. После того как прошел шок от странной находки, перед ним встал вопрос — что делать с ломом? Положить, где нашел? Если так поступить, то нападавший, оставшись в неведении, что его застукали, может осмелеть и повторить попытку. С другой стороны, если Кристофер заберет улику, злодей будет настороже и может стать еще более опасным. В конце концов Кристофер принял решение в пользу второго варианта. Ломик, теперь завернутый в одеяло, лежал у него под кроватью. Он решил, что позже отнесет его в загон Калипсо.

Разговор меж тем перекинулся с самочувствия Мэй на сам упавший предмет и на то, каким образом он вообще оказался на крыше. Хизер, единственная из присутствующих, кто дал себе труд, хотя бы с помощью буклета, найденного в ящике кухонного стола, ознакомиться с историей дома, утверждала, что впервые о нем упоминается во времена Английской революции. Тогда считали, что это большой обломок артиллерийского чугунного ядра круглоголовых [20] «Круглоголовые» — уничижительная кличка сторонников Парламента во время Английской революции (1640–1660). . Позднее, скорее всего благодаря достижениям научного прогресса и новым открытиям в области астрономии, было решено, что это метеорит. Каково бы ни было его происхождение, он спокойно лежал себе на крыше, несмотря на атаки стихий и бомбардировки Второй мировой.

— Тем более странно, — заключила свое повествование Хизер, — с чего это вдруг он сегодня свалился.

За этой ремаркой последовало долгое молчание. Мэй, хоть и пребывала в уверенности, что ангелы ее в обиду не дадут, выглядела несколько обеспокоенной. Трикси иронически закатывала глаза, когда на нее никто не смотрел; Кена тайна, казалось, заинтересовала, и Хизер догадывалась, что супругу не терпится выйти на связь с Илларионом, чтобы обсудить этот феномен, а Тим, чувствуя общее недоумение, еще плотнее свернулся в комок.

Молчание явно затягивалось, и все головы одна за другой повернулись в сторону Учителя. В самом воздухе чувствовалось напряженное ожидание. Он — и никто другой — сейчас наконец-то разъяснит им это странное нарушение всеобщей гармонии бытия, — читалось на их лицах. Губы Учителя тронула слабая улыбка. На мгновение он наклонился, чтобы погладить Тима по золотым кудрям, потому что мальчика стала бить дрожь, затем начал говорить: