Кэролайн Грэм - Смерть под маской

— Он присутствовал. Исключать его мы не имеем права. Что мы обязаны делать, а, Трой?

— Обязаны держать голову холодной и ум открытым для любых идей, сэр! — А про себя подумал, что у некоторых при холодной голове и открытом уме мозги вообще могут перестать выполнять свое назначение.

— Не посмотрите ли, не осталось ли там хот-догов?

Джанет обыскивала комнату Трикси. Она делала это уже дважды, первый раз лихорадочно, еще не веря в ее исчезновение; и второй — неторопливо, методично, вытряхивая каждый ящик. Она шарила под матрацем, заглядывала под коврики, перелистывала книги; в момент бессильного отчаяния перетряхнула даже ящик под каминной решеткой. Однако никакого намека на то, куда сбежала Трикси, так и не обнаружила.

На самом деле Джанет искала письмо, но ничего подобного так и не нашла, не нашла даже клочков, которые можно было бы сложить. И в офисе в ее досье тоже ничего полезного не оказалось. Справки она наводила по телефону, за ним последовал визит на выходные, который затянулся на неопределенное время благодаря тому, что в общине нашлись лишние деньги.

Сила собственного горя встревожила Джанет чуть ли не сильнее, чем само горе. Как она умудрилась так привязаться? Это произошло так незаметно! Сначала Трикси не вызывала у нее ни малейшей симпатии. Девушка казалась ей пустой и глупой, между ними не было ничего общего. Но мало-помалу игривый характер Трикси стал вызывать у Джанет восхищение, даже зависть. Ей импонировала ее уверенность и забавляла дерзость. Сама Джанет, воспитанная в традициях холодной вежливости, часто терялась, либо не зная, как лучше ответить, либо боясь обидеть.

О том, что Трикси абсолютно равнодушна к вопросам религии и никакой не адепт, Джанет догадалась довольно скоро. Небесное царство не особенно ее интересовало. Она посещала сеансы медитации, беседовала с Учителем, в ожидаемом духе высказывалась на полурелигиозных диспутах, но Джанет видела, что Трикси это глубоко безразлично. Ее так и подмывало спросить, зачем вообще Трикси все это, но она не осмеливалась, та любила повторять, что не терпит, когда кто-то сует нос в ее дела.

Теперь, сидя за туалетным столиком, на котором еще благоухал букет роз, Джанет изнывала от чувства тоски и потерянности. В сотый раз она открыла верхний ящик и стала перебирать все, что осталось от Трикси: начатая упаковка «тампакса», кружевной свитерок из ангорской шерсти с сильным запахом пота, несколько безвкусных дешевых романов, из тех, что обычно продаются в аэропортах. Они были добродетельно-порнографические (Джанет заглянула в один-два), хотя что касается добродетели, то обычно ей приходил конец уже на седьмой странице.

Джанет была уверена, что Трикси сбежала, сильно чего-то испугавшись. Вероятно, это было как-то связано с Гэмлином. Даже смерть этого человека причинила многим массу неприятностей. Джанет представила себе охваченную паникой, стремившуюся скрыться Трикси. Были ли у нее деньги? Надо надеяться, что она не остановила первую попавшуюся машину, после всех этих жутких историй. Скорее всего, она покинула дом где-то около двенадцати. Прокралась через холл со своим чемоданом на голубых колесиках, когда Джанет находилась всего в нескольких шагах от нее, в кухне! Бог ты мой!

Она вскочила, крепко обхватив себя руками. Сейчас, как никогда, девочка нуждалась в ее дружеской поддержке. Джанет чувствовала, что способна дать ей многое, она ощущала это даже физически, как тяжелый камень, давящий на сердце. Ей казалось, что этот груз становится тяжелее день ото дня.

Джанет поймала свое отражение в зеркале: растрепанные волосы, острый, обтянутый кожей нос с горбинкой… Внезапно до нее дошло, что, возможно, она больше никогда не увидит Трикси. Она будто слышала, как утекает сквозь пальцы время, и опустошающее чувство потери сдавило ей горло. Это пригнуло ее к земле, и Джанет упала на колени. Впереди ее ожидали унылые и невыносимые сумерки, бесконечные сумерки без надежды увидеть когда-нибудь солнечный свет.

Она прочла когда-то, что очень сильное внезапное потрясение может убить в человеке воспоминания. Она, наверное, согласилась бы на это: думала бы о Трикси с любовью, но отстраненно, не вспоминая событий прошлых месяцев. В этом было нечто очищающее душу, стоическое. Абсолютная уверенность в том, что ты в этом не ищешь ничего для себя лично, уже действовала успокаивающе. Она будет идти по жизни одна, все время повторяя про себя жестокие и невеселые слова о том, что единственный верный способ получить в этой жизни то, что хочешь, — это хотеть то, что у тебя есть.

Ее мать употребила бы в этом случае слово «удовольствоваться». Джанет вспомнила, как она, покупая ткань, кусок мяса или рисунок для вязания, говорила: «Пожалуй, я удовольствуюсь вот этим». Джанет всегда толковала эти ее слова однозначно: «Это не то, чего мне хотелось бы, но лучше, чем ничего».

Однако едва Джанет решила удовольствоваться тем, что есть, как на нее нахлынула сильнейшая жажда общения, человеческого тепла и света. Она зарылась лицом в букет душистых роз и разрыдалась.

Кристофер и Сугами в это время находились в кабинете. Она стояла, глядя в окно, он опустился на одноногий крутящийся стул, на котором еще недавно сидел, ведя допросы, Барнаби. У ног Кристофера лежал небольшой кейс из свиной кожи, а на столе перед ним — большой нераспечатанный конверт. За три дня все поверхности в комнате уже успели покрыться слоем пыли.

Они говорили о смерти. Сугами — с усилием и раздражением, как бывает, когда ты вынужден дотрагиваться до еще открытой раны; Кристофер, которого это тоже начинало раздражать, — с явной неохотой.

— Ведь это невозможно, не так ли? — сказала она, — я имею в виду, невозможно представить, что значит быть мертвым. Ты способен, конечно, представить это с чисто внешней стороны: море цветов, все роняют слезы и так далее. Но все это вообразить ты в состоянии, только пока живой.

— Наверное. Слушай, давай все-таки поговорим о чем-нибудь другом, а?

Когда она не ответила, он приподнял кейс и положил его на ближайший деревянный, с высокой спинкой стул со словами:

— Разберем хотя бы вещи твоего отца.

— Разберем? Незачем разбирать — там всего лишь одежда. В следующий раз, когда кто-нибудь поедет в Каустон, пускай сдаст все в благотворительный центр.

— Тут еще и конверт.

— Да знаю я про конверт! Я же расписывалась, когда его получала.

— Успокойся, пожалуйста.

Он вытряхнул на стол содержимое конверта: бумажник Гая, ключи, платок, приспособление для обрезки сигар, зажигалка, пустой коричневого цвета пузырек. И маленькая визитная карточка, смятая так, будто кто-то сжал ее в руках, с тисненым посланием от Яна и Фионы. На обратной ее стороне был изображен изящный веночек и к нему — текст: «Мы всей душой желаем счастья вам!» [42] Цитата из пьесы У. Шекспира «Сон в летнюю ночь» (действие 5, явление 1). Перевод Е. Бросалиной. У. Шекспир. В конверте осталось что-то еще. В самом дальнем его уголке.