Кэролайн Грэм - Смерть под маской

Кристофер засунул туда руку и вытащил часы. Они лежали на его ладони, источая ослепительный свет, снопы ярких огней. Сплошные бриллианты. Он не удержался от восхищенного возгласа. Сугами обернулась. Когда он поднял на нее глаза, то увидел, что она смотрит на него в упор изучающим взглядом. Лицо ее ничего не выражало. Он положил часы на стол, и на его розовато-коричневой запыленной поверхности они засияли, словно звезда. Стараясь, чтобы голос не выдал его страстного желания обладать этим сокровищем, он спросил:

— Что будем со всем этим делать? Может, передадим твоей матери?

— Не думаю, — ответила она, подходя к столу. — Лишнее напоминание о нем — это последнее, что нужно ей теперь. Это из-за него она стала такая, как сейчас.

— Пустой пузырек?

— Там были его сердечные пилюли.

— Значит, у него было время их принять.

— Похоже на то.

— Его бумажник чем-то набит.

Действительно, в одно из отделений коричнево-кремового бумажника из крокодиловой кожи явно что-то запихнули. Кристофер тряхнул его, и оттуда, как конфетти, вылетело целое облачко бумажек. Кристофер поймал несколько обрывков.

— Это деньги, — произнес он.

— Полный абсурд! — воскликнула Сугами, глядя на рассыпавшиеся клочки. Ей сделалось страшно. — Он никогда бы этого не сделал. Если только… — На мгновение она представил себе, как Гай, внезапно поняв тщету и никчемность нажитого богатства, в приступе ярости разрывает в клочки крупную банкноту, но тут же отвергла это бредовое предположение.

— Если только — что? — переспросил Кристофер.

— Не знаю я. Когда мы встретились после полудня, он был сам не свой. Очень нервничал. Мне даже стало его жалко. Правда, я этого ему не показала.

— Почему?

— Он презирал жалость. Он считал доброту проявлением слабости.

— Похоже, невесело ему жилось.

— Только не трать на него свой запас сочувствия. Это же он взял в руки нож. Да убери ты все это с моих глаз! Нет, постой-ка… — Быстрым движением она пододвинула к нему часы. — Возьми себе.

— Что?!

— Возьми.

Он задохнулся от изумления.

— Давай же, бери! Ну?

Кристофер сглотнул слюну. Против его воли глаза, словно притянутые невидимой нитью, обратились к часам и уже не могли от них оторваться.

— Ты шутишь?

— И не думаю.

— Не знаю, право. Они так невероятно красивы… — Он знал, что откровенное желание их иметь явственно читалось на его лице, но ничего не мог с собой поделать.

— Кому они теперь принадлежат?

— Только мне. Он всегда говорил, что все оставит мне.

— Но ты же не можешь вот так просто… — прошептал он, но пальцы его уже как бы сами собой потянулись к лежавшему на столе предмету.

— Очень даже могу.

Она стремительно наклонилась к нему, кинула часы ему на ладонь и тут же резко выпрямилась.

— Ты уверена?

— Абсолютно. — Она уже снова стояла у окна. — Если хочешь, можешь продать. Купи себе то, что риэлторы называют уютным гнездышком. Только не носи их при мне. Никогда.

Кристофер опустил часы в карман. Они были невесомы. Ее королевский подарок восхитил Кристофера, и в то же время странная, почти небрежная манера, в которой Сугами это сделала, немного его встревожила. Можно было подумать, что она его проверяет. Следом пришла совсем невеселая мысль о том, что, возможно, ему было устроено своего рода испытание, и, приняв подарок, он этого испытания не выдержал.

Он почти физически ощутил, что Сугами напряжена до предела, и не понимал почему. Что, если это с ее стороны некий утешительный приз и она уже приняла решение идти своим путем? Без него. Он почувствовал, как в нем нарастает гнев, — и не только из-за унижения от того, что она хотела от него откупиться. Он хотел Сугами гораздо сильнее, чем какой-то там счетчик времени, как бы великолепен он ни был.

Было уже три, когда Барнаби и Трой подъехали к Поместью. Их встретила Мэй. В пестром полосатом одеянии с кованым медным поясом она выглядела сногсшибательно.

— А вот и вы! Наконец-то, — сказала она так, как будто лично их пригласила. — Очень рада. Мне нужно кое-что вам рассказать.

— Вот как, мисс Каттл? — вежливо отозвался Барнаби, проходя за ней в холл.

В доме было тихо и спокойно, только где-то брякала посуда. Искрящийся поток света, который лился из стеклянного фонаря наверху, привел его в восхищение, о чем он не преминул сказать.

— Мы купаемся в этих лучах, старший инспектор. Мы очищаемся и согреваемся в них душой по крайней мере раз в день. Целительную силу света нельзя недооценивать. Возможно, и вы сами могли бы…

— Пожалуй, как-нибудь в другой раз. Так о чем вы хотели…

— Только не здесь. — Она ускорила шаги и, приглашая их следовать за собой, сделала нетерпеливый приглашающий жест рукой. Барнаби она напомнила боевую рубку субмарины. Сегодня ее волосы были собраны в замысловатую прическу. Это хитроумное сооружение из локонов и завитушек на женщине не столь ярко выраженного рубенсовского типа выглядело бы претенциозно. Они следовали за ней без возражений. Ее поразительные развевающиеся одежды действовали завораживающе и исключали возможность сопротивления. Она пропустила их в комнату, оглянулась, нет ли кого в коридоре, и прикрыла за собой дверь.

После столь энергичного вступления Барнаби приготовился получить немедленно такой же стремительный поток важных сообщений, но Мэй не спешила. Она морщила свой римский нос, раздувала изящные ноздри и наконец сказала:

— Здесь присутствуют чрезвычайно негативные, чтобы не сказать тяжелые вибрации. — Она сурово оглядела обоих мужчин и остановила свой взгляд на Трое: — Думаю, это от вас.

Сержант поднял брови, что должно было означать холодное удивление.

— Я попрошу дать мне пару минут, чтобы привести в норму позитивные ионы и восстановить уровень жизненной энергии.

Она уселась за круглый, покрытый вязаной салфеткой с бомбошками стол, прижала локти к его краям и закрыла глаза. Прошла одна минута, за ней, как и следовало ожидать, вторая и еще несколько.

«Может, она не в себе, — с опаской подумал Трой. — Надеюсь, она не такая, как моя тетка Дорис». Тете шел пятый десяток, когда ее сбил «форд-сиерра», и язык у нее был острый, как электропила.

При первых звуках глубокого контральто Трой буквально подпрыгнул. Барнаби рассматривал с преувеличенным вниманием свои туфли, избегая встречаться взглядом с сержантом. На противоположном конце комнаты он заметил еще один столик, заставленный бутылочками и пузырьками с разноцветными жидкостями. Ну разумеется — чудесные снадобья для доверчивых простаков. Мэй сделала еще несколько вдохов и выдохов, после чего открыла глаза, огляделась и одарила их приветливой улыбкой.