Кэролайн Грэм - Смерть под маской

Глядя на мягкие линии ее губ и щек, на нежную, с персиковым оттенком кожу и тонкий, детский пушок на кистях рук, он должен был все время напоминать себе, что его девочка уже много чего навидалась. В шестнадцать уже принимала пилюли, чтобы не залететь, а дальше, в период увлечения роком и панками, — легкие наркотики. И вот теперь, спустя пять лет и неизвестное ему количество любовников, она сидит перед ним и выглядит невинной и свежей, как только что раскрывшаяся роза. Ах, молодость, молодость…

— Что с тобой, Том?

— А?

— Живот заболел, что ли?

— После такого бекона вполне мог, но нет. Спасибо, что спросила. Слушай, Калли, если так трудно поделиться с отцом газетой, может, поделишься с нами тем, что тебя так рассмешило?

— Человек, который решил, что ему вынесли несправедливый приговор, во время перерыва в судебном заседании проник в кабинет судьи и сварил его парик в электрическом чайнике.

— Не может быть. Ты это сама придумала.

— Да нет, правда.

— Покажи-ка.

Это почти сработало. Калли протянула ему газету, но ее тут же со смехом перехватила Джойс и стала зачитывать вслух кусочки текста со своей излюбленной страницы: прогноз погоды, рецепты, описание того, как кто-то поселился на дереве, чтобы привлечь внимание к проблеме спасения китов.

— Ну, тут у нас насчет китов как-то тихо, — заметил Барнаби.

— На этой неделе еще одну машину подорвали. Жертва кто-то из ИРА. Собирался эмигрировать в Канаду.

— Значит, здорово бабахнуло! — подмигнула отцу Калли.

— Это не тема для шуток, детка.

— Убийство в Комптон-Дондо — это не то самое, которым ты сейчас занимаешься? — спросила Джойс, склоняясь над страницей.

— Оно самое.

— А почему ты не сказал?

— Я сказал.

— Ты просто сказал, что это в сторону Айвера.

— Какое это имеет значение?

— Понятно. Это так похоже на тебя! — Джойс сложила газету и с притворным гневом хлопнула ею по столу. Задетая ею солонка перевернулась. Рука Барнаби потихоньку продвигалась к газете.

— Не смей!

— Ты случайно не знаешь, что это сегодня с твоей матерью, Калли?

Его дочь смотрела в окно на куст цветущего жасмина, как всегда, отказываясь принимать чью-либо сторону.

— Не говори обо мне таким тоном, будто меня здесь нет, Том. Это возмутительно.

— Так. Что на этот раз тебя возмутило, Джойси?

— Ты со мной ничем не делишься.

— Помилуй бог, Джойси! Я говорю с тобой о своей работе уже двадцать лет. Мне показалось, ты будешь рада передышке.

— Хуже того: ты меня даже не слушаешь.

Барнаби тяжко вздохнул.

— Ты наверняка даже не помнишь Энн Казинс.

— Кого?

— Так я и думала. Мою знакомую из Комптон-Додо.

— А-а.

— В прошлом году, когда умер ее муж Алан, они там в Поместье как раз организовали семинар под девизом «Новые горизонты». Энн думала, что это ей поможет справиться с горем, но наш поход обернулся полным разочарованием. Фанаберии много, а так — пустое дело. Я туда ходила вместе с ней.

— Что?! Почему ты мне не рассказала?

— То-то и оно, что рассказывала, — с мрачным удовлетворением заметила Джойс, — к тому же очень подробно. Даже когда твое физическое тело дома, твой мозг на работе. Тебя вообще не интересует, чем я занимаюсь.

— Как тебе только не совестно, Джойс. В театр я тебя сопровождаю неукоснительно, я еще ни разу не пропустил ни одного твоего спектакля.

— Последний пропустил.

— Тогда похитили двоих ребятишек. Ты что, не помнишь?!

Тяжелое молчание прорезал громкий, по-актерски четкий голос Калли:

— Поппи Левайн выходит замуж.

Ее родители тут же перестали пререкаться. Они подумали, что их девочку это расстроило. Калли критически заметила:

— С вырезом до пупка и легинсах с брюликами.

— Я опаздываю, — сказал Барнаби, поднимаясь на ноги. — Когда вернусь, поговорим об этом вашем визите.

— Ага! С чего это тебе стало интересно? — Джойс встала позади Калли, наклонила свою седеющую кудрявую голову и через плечо дочери неодобрительно стала рассматривать свадебную фотографию. — На счету шесть мужей, а выглядит на двадцать один. Как ей это удается?

— Говорят, она заложила свои кожные покровы дьяволу, — насмешливо отозвалась Калли. Острым ногтем она отчеркнула какую-то газетную строку. — Что меня по-настоящему раздражает — это то, что они, гады, всегда почему-то любят указывать именно возраст невесты. Вот: «Поппи Левайн, тридцати девяти лет, выходит замуж за оператора Кристофера Уэйнрайта» — и ничего про его возраст. Папа! — вскрикнула она, когда «Независимую» вырвали из ее рук.

Барнаби пробежал заметку глазами, вытащил необходимую ему страницу и сложил ее вчетверо.

— Не забирай! Там на обратной стороне еще интервью с Ником Хитнером [47] Хитнер Николас (р. 1956) — английский театральный и кинорежиссер, сценарист, продюсер. …

— Что случилось? — спросила Джойс. — Как-то связано с твоим делом?

— Извини. Нет времени объяснять. — Он уже натягивал пиджак.

— Ну вот опять. Именно это я и имела в виду.

Дверь захлопнулась, и Джойс повторила ту же фразу, уже обращаясь к Калли:

— Именно это я и имела в виду.

Трой мчал по шоссе А-40. Он ехал быстро, чувствовал себя превосходно и, главное, начальственно. Тот, кто сидел с ним рядом, барабанил пальцами по джинсовым коленям. Ранее он уже вертел в руках пакетик с мятными подушечками, после чего стал дергать свой ремень безопасности, пока Трой довольно резко не велел ему оставить ремень в покое.

— Зачем он вдруг захотел меня видеть?

— Этого я вам сказать не могу, сэр.

— Вы наверняка можете сказать, только не желаете.

Но Трой на провокации не поддавался. Он и намеком не показал свое глубокое удовольствие от того, что сейчас рядом с ним сидит и дрожит представитель ненавистного ему влиятельного слоя общества и что этим дрожащим и робеющим перед ним оказался именно Уэйнрайт. Трой с первого взгляда невзлюбил его и про себя назвал наглым ублюдком. Правда, сержант был склонен называть так каждого, кто не растекался лужей при виде его полицейского удостоверения.

— Вероятно, это по поводу убийства?

— Очень возможно, мистер Уэйнрайт. — Трой едва сдержался, чтобы не улыбнуться. Особенно приятно было называть его, как это было принято при официальном допросе, «мистером». Пускай поежится! Он был так доволен, что, лихо разворачиваясь на повороте к участку, повторил «мистера» еще раз:

— Теперь уже недолго, мистер Уэйнрайт, максимум пять минут.

Старший инспектор сидел за своим рабочим столом и внимательно просматривал материалы дела, когда «Орион» промчался мимо его окна и, описав кривую, со скрежетом замер в сантиметре от стены здания. Барнаби позвонил насчет трех чашек кофе. Их принесли одновременно с появлением Троя и Уэйнрайта.