Жоэль Диккер - Загадка номера 622

– Вы сказали мужу, что ездили за покупками, – продолжал лейтенант. – Но я не вижу тут никаких пакетов.

– Я не нашла то, что искала. Мне нужна зимняя шапка, ее я и надеялась купить сегодня утром. Но мне не попалось ничего подходящего.

– В каком магазине? – немедленно спросил лейтенант Сагамор.

Анастасия была застигнута врасплох.

– Я… Я… Я побродила по центру города. Зашла в “Бонжени” и в соседние лавки.

– Мадам Эвезнер, – сказал Сагамор с сочувствием в голосе, – мои коллеги нашли записку в вашей спальне. Я не думаю, что это имеет отношение к делу, и поэтому возвращаю ее вам.

Он протянул ей записку, которую она оставила Макеру перед уходом, сообщая, что бросает его. Анастасия скомкала листок и смущенно сунула его в карман. Почему‐то ей захотелось оправдаться.

– Я… Я собираюсь уйти от мужа…

– Это меня не касается, мадам, – перебил ее Сагамор и направился к выходу.

Вежливо попрощавшись, он добавил уже с порога:

– Странно, ваш муж даже не полюбопытствовал, все ли на месте за пределами его будуара. Обычно, узнав об ограблении, пострадавшие сразу спрашивают, что было украдено и не разгромлен ли дом. Он таких вопросов не задавал. Как будто не удивился, что грабитель заинтересовался исключительно будуаром и, прежде всего, содержимым сейфа.

Анастасия пожала плечами:

– Он просто оторопел от таких новостей. Его главным образом волновало, не пострадала ли я. Деньги не самое важное в жизни, лейтенант!

Макер так и стоял в номере Тарногола, погруженном в полумрак, не в силах отвести взгляд от фотографий. Они все были сделаны в Мадриде, на прошлой неделе, в разные дни. Его сняли на выходе из здания аэропорта, потом с Пересом на улице перед домом айтишника и, под занавес, спешащим прочь оттуда.

– Я не желаю тебе зла, Макер, – заверил его Тарногол. – Но я вынужден защищаться. Поэтому я принял меры предосторожности. Если вдруг, не дай бог, ты вздумаешь мне угрожать и со мной что‐то случится в этот уикенд, фотографии с указанием имен тех, кто на них изображен, будут переданы испанской прессе и полиции.

– Вы правда дьявол! – воскликнул Макер.

– Я хуже дьявола, потому что я существую на самом деле.

Они смотрели друг на друга, как львы, готовые к прыжку.

– Нам незачем быть врагами, – сказал наконец Тарногол. – Как ты помнишь, я получил твои акции вполне законно. Мы совершили обмен. Если ты хочешь, чтобы я их вернул, верни то, что принадлежит мне.

– Анастасия вам не принадлежит!

– Тебе тоже. Ты же знал, что она любит Льва! Она тебе все рассказала. И каким же чудом она бы ни с того ни с сего влюбилась в тебя, если бы я не вмешался?

– Выберите меня президентом и скройтесь навсегда! – предложил Макер. – Тогда все оставят вас в покое.

– Я знаю, что мои дела плохи. Если ты меня не убьешь, этим займется кто‐нибудь другой. Я знаю, что должен умереть. Или испариться. С другой стороны, я все еще могу помешать твоему назначению. Разве что…

– Что? – спросил Макер.

– Разве что ты променяешь Анастасию на пост президента. Пришло время решить, от чего отказаться.

Когда полицейские убрались из Колоньи, Анастасия бросилась в будуар. Она нашла тетрадь в том месте, которое указал ей Макер. В ней ничего не было, не считая нескольких бухгалтерских записей на первой странице. Еще там лежало какое‐то письмо. Она слишком волновалась, чтобы сразу прочесть его. Она сунула тетрадь вместе с письмом в сумку и позвонила Льву, сообщить, что происходит. Не прошло и двадцати минут, как за ней приехал черный лимузин с Альфредом за рулем. Анастасия вышла, быстро села в машину, и они тут же двинулись по шоссе Рют к центру города.

Промчавшись по набережной Генерала Гизана, Альфред пересек мост Монблан и, чтобы Анастасию никто не заметил, обогнув “Отель де Берг”, подкатил к служебному въезду, предназначенному для грузовых машин поставщиков.

– Месье попросил меня принять все меры предосторожности, – объяснил Альфред, когда они остановились в подземном паркинге. – Здесь вы будете в безопасности.

– Спасибо, Альфред. Я так испугалась, вы даже не представляете! Меня все еще колотит от ужаса.

– Мне очень жаль, что вы пережили такое потрясение.

– Знаете, меня пугает не столько само ограбление, сколько все, что с этим связано. Мой муж явно встревожился. Говорил про какие‐то банковские документы. – О тетради она предпочла умолчать. – И, несмотря на маску, мне кажется, я почти узнала грабителя.

– Может, это был кто‐то из банка? – предположил Альфред.

– Понятия не имею. Он вроде бы даже смутился. Это правда было очень странно.

Оказавшись в номере Левовича, в привычной обстановке, Анастасия вздохнула с облегчением. Она заперла дверь на два оборота, налила себе вина, чтобы взбодриться, и выпила его, любуясь грандиозным видом Женевского озера. Потом разожгла камин и взяла найденную в будуаре тетрадь. Прочтя письмо, она с удивлением обнаружила, что его подписал президент Швейцарской Конфедерации, благодаривший Макера за оказанные услуги. Какие такие услуги? Что все это значит? Анастасия решила выполнить указания мужа. Она бросила письмо в огонь и долго смотрела, как оно горит. Она хотела отправить вслед за ним и тетрадь, но вдруг заметила, что на пустых страницах проступают буквы.

Анастасия нетерпеливо поднесла тетрадь поближе к пламени, и текст тут же проявился целиком. С бьющимся сердцем она начала читать откровения Макера.

Швейцария, тихая гавань, с ее зелеными пастбищами и голубыми озерами, защищает свои банки, словно медведица – своих детенышей.

Больше ничего вам знать не нужно. Я сам, кстати, не слишком осведомлен. Порядок и стабильность – наш девиз.

Молчание и осторожность – наши дети.

Двенадцать лет назад меня завербовали в особый отдел швейцарских спецслужб. Это секретное подразделение носит название P- 30, финансируется из государственной черной кассы и неподконтрольно в своих действиях Парламентской комиссии по разведке.

Ошеломленная Анастасия поняла, что все эти годы ее муж вел двойную жизнь. Она лихорадочно читала его отчеты о заданиях P- 30. Макер, ее милый Макер, ее недотепа муж, оказался офицером разведки! Все это впечатлило и позабавило бы ее, если бы его история не приняла трагический оборот.

Должен признаться, что у меня на совести гибель людей.

Сам того не желая, я косвенно участвовал в уничтожении бывшего айтишника Эвезнер-банка и его жены, которые решили передать списки наших клиентов испанским налоговым органам.

[…] Я глубоко сожалею о том, что по моей вине пролилась кровь.

Я не хотел причинить им вреда. Если вы читаете эти строки, значит, дела мои совсем плохи. Умоляю вас, мой дорогой читатель, поверить мне: я никогда никому не желал смерти. Я понятия не имел о зловещих замыслах P- 30. Меня воспитывали в уважении к христианским ценностям, и я надеюсь, что однажды мне удастся искупить свои грехи. Да простит меня Бог!