Жоэль Диккер - Загадка номера 622

Анастасия в отчаянии прервала чтение. Ее била дрожь. Теперь понятно, почему президент Конфедерации выражает Макеру благодарность за оказанные родине услуги.

Она заглянула в самый конец его исповеди:

Моя последняя миссия должна осуществиться во время Большого уикенда Эвезнер-банка в Вербье. P- 30 просит меня помешать Синиору Тарноголу захватить власть в банке. У меня почти не осталось простора для действий: либо мне удастся убедить Тарногола назначить меня президентом, либо я буду вынужден убить его. Я знаю, что, если провалю задание, P- 30 повесит на меня двойное убийство, к которому я косвенно причастен.

Никогда не думал, что до этого дойдет. Но мне не пристало жаловаться на судьбу, потому что я, и только я, несу ответственность за сложившуюся ситуацию. Я на самом деле виноват в том, что, уступив свою долю Тарноголу, позволил ему забраться так высоко. И раз уж это моя исповедь, придется открыть еще один секрет. Я обязан рассказать вам на этих страницах, что именно Синиор Тарногол предложил в обмен на мои акции.

Анастасия зажала рот руками, пытаясь не закричать. Нет, только не это! То, что она прочла, просто не могло быть правдой! Тарногол не мог так поступить! Она чуть не разрыдалась. Она силилась вспомнить, как все было, как она рассталась со Львом пятнадцать лет назад, но память внезапно подвела ее.

Она перечитала записки Макера. Как же Тарногол это провернул? Нет, он действительно был воплощением абсолютного зла.

Она схватила мобильник и позвонила Макеру.

– Солнышко? Все хорошо?

– Макер, я… я…

Она всхлипнула. Он понял, что она прочитала тетрадь.

– Не говори ничего, – взмолился он. – Нас наверняка прослушивают.

– Что с нами будет, Макер?

– Не могу сказать. Но я сделаю это ради тебя. Из любви к тебе. А теперь пока, я не хочу, чтобы они тебя выследили.

Она разъединилась и заплакала.

Она понимала, что грядет катастрофа.

В субботу, 30 июня 2018 года, в одиннадцать утра, когда я еще крепко спал у себя в номере, просидев всю ночь за письменным столом, меня разбудил настойчивый стук в дверь. Поначалу я подумал, что это горничная, и решил не вставать. Но посетитель не унимался, и я пошел открывать. Это оказалась Скарлетт.

– Все нормально? – спросила она меня тоном, в котором сквозило не столько беспокойство, сколько раздражение.

– Да, спасибо. А что?

– Вчера вечером мы собирались вместе поужинать. Но у вас явно нашлись дела поинтереснее.

– Черт, я совсем забыл! Я очень сожалею.

– Я тоже сожалею. Я как дура прождала вас целый час в ресторане.

– Ну позвонили бы мне в номер, я бы тут же спустился.

– Вы не поверите, именно так я и поступила! Но у вас было занято. Администратор сказал, что вы наверняка плохо положили трубку. Тогда я поднялась сюда и постучалась к вам. Вы не открыли. Видимо, развлекались где‐нибудь на стороне!

– Нет, уверяю вас, я весь вечер просидел тут.

– Хватит врать! – прервала меня Скарлетт. – Вы вольны проводить свое время, как вам заблагорассудится, но не держите меня за идиотку!

– Я не нарочно, честное слово. Я работал и слишком увлекся.

– До такой степени, что не услышали стука?

– Знаете, проживая какую‐то историю, я отключаюсь от всего остального. Я существую внутри романа, в его декорациях. В окружении своих персонажей.

– Ну что вы несете? – в отчаянии воскликнула она.

– Это чистая правда. Я переношусь в другой мир. Позвольте мне искупить свою вину, давайте поужинаем сегодня. Пожалуйста!

Она колебалась.

– Прошу вас! Я бы очень этого хотел.

– Хорошо, – сдалась она наконец. – Но предупреждаю, прикрыться романом можно один раз, второй не проканает.

– Даю слово.

Просидев целый день над книгой, я встретился со Скарлетт в итальянском ресторане отеля.

– Спасибо, что пришли, – сказал я.

– Вы думали, я собираюсь отплатить вам той же монетой?

– Я это заслужил.

– У меня такое впечатление, что чем дальше продвигается ваш роман, тем реже мы видимся.

– Я окунулся в него с головой.

– С вами такое часто случается?

– Каждый раз.

– По-моему, я проигрываю битву вашей книге, это весьма неприятное чувство.

– Прошу прощения.

Чтобы сменить тему, я протянул Скарлетт небольшой сверток. Я специально зашел в книжный, чтобы купить ей подарок.

– Кстати о книгах, я принес вам кое‐что почитать.

Она развернула пакет – это были “Унесенные ветром”.

– Это одна из любимых книг Бернара. Он рассказывал, что прочел ее во время войны, лет в тринадцать – четырнадцать, сидя на заднем сиденье машины, когда они с мамой и братом спасались бегством из города. Ходили слухи, что итальянская авиация бомбит гражданские колонны, и Бернар, захваченный романом, надеялся, что успеет его дочитать до того, как их убьют. Он говорил, что это великий роман.

– Что такое великий роман? – спросила Скарлетт.

– По словам Бернара, великий роман – это картина. Читатель попадает в огромный мир, поддавшись грандиозной иллюзии, сотворенной кистью автора. На картине изображен дождь – и вы чувствуете, что промокли. Морозный снежный пейзаж – вы начинаете дрожать от холода. “Знаете, что такое настоящий писатель? – спрашивал он. – Это художник. В музее великих писателей, ключ от которого хранится у всех владельцев книжных лавок, вас ждут тысячи полотен. Стоит вам туда хоть раз зайти, вы станете его завсегдатаем”.

Она улыбнулась.

– Я немного пишу о Бернаре в новой книге, – признался я.

– Как бы он отнесся к этому?

– Он был бы польщен и сконфужен одновременно. Он бы сказал: “Ну, если вам так хочется”. Как все великие люди, Бернар был очень скромен. Он не любил оказываться в центре внимания. Например, он не любил праздновать свой день рождения, девятого мая. Я, разумеется, звонил ему, несмотря ни на что. В глубине души я думаю, ему просто не нравилось, что дни рождения напоминают о возрасте. О том, что он родился в 1926 году. Когда в газетах писали о нем “старейший издатель”, он сходил с ума. Однажды он летел в Париж из Милана после банкета по случаю итальянского издания одного из моих романов, и стюард попросил его поменяться местами с какой‐то молодой женщиной. “Почему это?” – спросил Бернар. “Потому что вы сидите возле аварийного выхода, а в вашем возрасте это запрещено. Таковы правила. У вас не хватит сил открыть люк”. – “Я сильнее этой девушки”, – воспротивился Бернар. “Пересядьте, месье”, – настаивал стюард. “Давайте мы с ней померяемся силами, – потребовал тогда Бернар. – Кто победит, тот и займет это место”. Стюард, понятное дело, отказался и заставил его пересесть. Он бушевал из‐за этого целую неделю. “Нет, вы только представьте!” – повторял он. Но я совершенно не хотел ничего себе представлять. Я хотел верить, что Бернар будет жить вечно. Я хотел верить, что он непобедим.