Борис Старлинг - Видимость

Их шаги слегка приглушены влажной поверхностью. Герберт отсчитал назад от шестидесяти, стараясь отделить каждое число словом «тысяча», чтобы не торопиться с последними двадцатилетиями и слишком рано выходить из укрытия.

Когда истекла минута, он вышел из комнаты.

Вокруг никого не было, что тоже хорошо; любой, кто его видел, мог с воплем побежать к сторожке, чтобы сообщить, что один из мертвых внезапно воскрес.

Он пошел обратно по Египетской авеню, убедившись, что никого из его преследователей не видно, и затем целенаправленно, но не торопясь, продолжил путь к главному входу.

На этот раз его никто не ждал.

Он повернул налево на Суэйнс-лейн, зигзагообразно прошел по закоулкам, пока не убедился, что они снова каким-то образом не угодили ему на хвост, и дошел до Чолмели-Кресент.

Дом номер 43 находился на вершине поворота, примерно на одинаковом расстоянии от обоих входов в парк Чолмели. Это был двухэтажный двухквартирный дом с желтой входной дверью слева и эркером справа, как на первом, так и на втором этажах.

Это было совершенно ничем не примечательное здание. Герберт задумался, сколько подобных фасадов в городе также скрывают темные секреты.

Герберт подошел к двери и позвонил в звонок.

Он подождал несколько секунд, ожидая увидеть лицо Элкингтона в окне или, по крайней мере, услышать, как он ходит внутри; но ничего не было.

Герберт снова позвонил в звонок, интрига перешла в тревогу. и снова никто не ответил.

Он пошел прочь от дома, всю дорогу и скрылся из виду, ради блага тех, кто мог наблюдать изнутри.

Он отсчитал на часах десять нескончаемых минут и пошел обратно к дому.

Размахивая пальцами правой руки, он слегка надавил на область вокруг замка. Он дал немного; на защелку, предположил он, а не в тупик.

Он вынул из кармана небольшую стальную карточку, вставил ее в щель между дверью и косяком и осторожно пошевелился, пока не нашел язычок замка и не толкнул его обратно.

О да; это было одним из многих вещей, которым их учили в Леконфилд-Хаусе. Торговцы назвали это «скрытым поиском»; большинство людей назвали бы это «взломом и проникновением», что в сущности и было. Пятеро уже давно подслушивают и грабят Лондон, в то время как напыщенные чиновники в котелках в Уайтхолле делали вид, что смотрят в другую сторону.

Что касается Пятого, то была только одна заповедь - одиннадцатая: «Не попадись». Некоторые шутники как-то предлагали изменить служебный девиз с regnum defendere, «защищая королевство», на rectum defendere, «прикрывай свою задницу».

Все они неловко рассмеялись, потому что это прозвучало очень, очень верно.

Теперь Герберт стал полицейским, защитником и борцом за соблюдение закона, чего никогда не было в Пять; но старые привычки умерли тяжело.

Герберт с кропотливой медлительностью открыл дверь, ожидая скрипа, но петли казались хорошо смазанными, и он беззвучно вошел внутрь. Он осмотрел замок, когда входил в открытую дверь, и увидел, что она не была взломана.

Несколько мгновений он стоял как статуя, прислушиваясь к любому шуму.

Тишина.

Прямо впереди находилась кухня, а справа - гостиная, которая выходила на улицу через нижнее из двух эркеров. Он увидел пару слегка потертых диванов, письменный стол, книги, набитые сутулыми плечами на выбеленных полках; и Элкингтон, лежащий на полу, его запястья связаны за спиной галстуком, лодыжки связаны ремнем, а во рту заткнуто кухонное полотенце.

Когда Герберт подошел ближе, он почувствовал запах хлороформа; но Элкингтон двигался, поэтому доза не могла быть смертельной.

Герберт присел перед лицом Элкингтона. Элкингтон посмотрел на него широко раскрытыми глазами, а затем взглянул на потолок.

Его нападавший был наверху. Герберт кивнул, показывая, что понял; затем он приложил палец к губам, давая знак Элкингтону замолчать, когда Герберт развяжет его.

Теперь очередь Элкингтона кивнуть.

Герберт высвободил импровизированный кляп, позволяя Элкингтону сглотнуть воздух. Затем он расстегнул завязку на запястьях и пояс вокруг щиколоток и помог Элкингтону сесть.

«Потри их, верни кровообращение», - прошептал Герберт.

Элкингтон хотел подняться на ноги и броситься наверх, но Герберт остановил его; лучше подождать несколько минут и заставить его конечности снова заработать.

Бутылка хлороформа стояла на столе неподалеку.

"Как ты себя чувствуешь?" - спросил Герберт.

«Довольно одурманен».

«Сколько раз он применял хлороформ?»

«Три или четыре; Я не могу вспомнить.

«Он был здесь, когда вы приехали?»

"Должно быть. Застал меня врасплох.

«И это было пару часов назад, - подумал Герберт.

Он оглядел комнату и вспомнил, что Розалинда говорила о соседях по дому у Стенснесса; Трудно представить себе одного и того же человека, читающего Теккерея, Висдена и непристойные трехпенсовые памфлеты викторианской эпохи, хотя в книжных шкафах и на подборке гравюр на стенах все появлялось щекой к щеке, - подражая Стаббсу в мультфильмах Панч, а жутко китчевым рыщущим тиграм. стилизованные джунгли - тоже казались экстравагантно католическими.

Элкингтон с трудом поднялся на ноги. Герберт приподнял брови, и Элкингтон кивнул; да, он был в порядке.

Они медленно и тихо поднялись наверх, Герберт шел впереди.

На первом этаже было четыре двери: одна прямо перед ними, когда он стоял на площадке, две справа от них и одна прямо позади.

Сначала он попробовал тот, что прямо впереди. Он был скромным до спартанского; односпальная кровать, деревянный стул и потрепанный комод, на котором лежала газета Evening News. Он узнал, что заголовок был вчерашним.

Стенснесс умер с прошлой ночи, и едва ли успел бы вернуться сюда между выходом из Фестивального зала и переходом к Длинной воде.

Следовательно, это была не его комната.

Затем была ванная, в которой услуги уборщицы были бы очень полезны, и соседняя с ней комната принадлежала Стенснессу, о чем Герберт догадывался на основании нескольких фактов, которые все более или менее приходили ему в голову одновременно.

Во-первых, это место выглядело так, как будто взорвалась бомба. Ящики были перевернуты, одежда вываливалась наружу, словно из взорвавшегося чемодана. Матрац перевернулся к стене, и теперь он медленно провисал, перекрученный посередине, как будто он кланялся ему. Белые продолговатые пятна на пожелтевшей штукатурке застенчиво мигали, лишившись покрывающих их картин.

Во-вторых, человек, ответственный за все это и, предположительно, за нападение на Элкингтона, все еще находился в комнате. Он стоял спиной к Герберту, но его голова была слегка повернута, когда он рылся в стопке бумаг, так что половина его лица была видна - во всяком случае, достаточно, чтобы увидеть, что у него были усы.